Росток - Георгий Арсентьевич Кныш
Григорий понял: надо снова ехать в Москву или Киев. Лучше в Москву, решил он, так будет надежнее.
Выйдя в Москве из поезда, Григорий сел в такси, назвал шоферу адрес Александра Лавровича Перца.
Он ехал, не воспринимая оживленных улиц и площадей, не чувствуя той праздничной приподнятости, которую всегда вызывает у приезжего свидание со столицей.
Последнее, что он увидел, — краснозвездные шпили Кремля.
И все. Больше он ничего не помнил.
Надувая легкую штору, сквозь распахнутую балконную дверь в комнату врывалась теплая, влажная струя воздуха.
Григорий открыл глаза.
— Аида! Где ты?
Кто-то положил на его лоб холодную руку:
— Наконец-то очнулся.
Голос был знакомым. Кто же это?
— Напугал ты нас.
Григорий приподнял голову и увидел Александра Лавровича Перца.
— Что со мной?
— Лежи, беспутный. Отца и мать благодари! Наделили тебя крепким здоровьем.
— Я благодарю... Но что со мной случилось?
Александр Лаврович сказал, что он может лежать сколько угодно в этой квартире, что все здесь к его услугам, и вышел.
Григорий встал, сделал несколько резких взмахов руками и едва не упал — закружилась голова, в глазах потемнело.
— Что вы, голубчик! Разве можно так, — в комнату вбежала маленькая, будто игрушечная, женщина. — Ложитесь сейчас же!
Это была супруга Перца — Вера Михайловна. Накапав какой-то микстуры в стакан, она дала выпить Григорию, приговаривая ласково, певуче:
— С того света возвратили... На последней черточке остановили... Могло быть кровоизлияние или инфаркт. От вас трое суток не отходили светила медицины... Уберегли... Григорий Васильевич, вы мне в сыновья годитесь... Не дергайтесь, пожалуйста. Вам еще не один день придется лежать у нас...
Последние слова Веры Михайловны Григорий слышал, уже засыпая. Успел подумать: ему дали микстуру с бромом. Это хорошо, что он свалился здесь, а не во Львове. Здесь его не будут дергать, угрожать, сюда не дотянутся щупальца Лысорука и его прихвостней.
Проснулся Савич где-то в полночь. Рассеянный свет падал на стол, за которым, вполголоса переговариваясь, сидели Александр Лаврович и какой-то мужчина в кожанке с расстегнутой «молнией».
Увидев, что он проснулся, Перец подошел, пощупал лоб.
— Думаю, опасность миновала. Знаю, что ты, Григорий Васильевич, очень хотел поговорить с компетентным человеком. Вячеслав Александрович Грот именно тот, кто тебе нужен.
— Уж так и нужен, — улыбнулся Грот. — Что, в самом деле, это... — Он кивнул на постель. — Скажем так, побочный результат.
— Не побочный. Прямой, — возразил Григорий.
— Ну хорошо, пусть прямой. Расскажите, что привело вас в Москву, и вообще обо всем, что вас тревожит, не дает покоя.
Григорий рассказал о работе в Проблемной лаборатории, о кознях Лысорука, Олияра...
— Рад, что не ошибся в вас, — снова улыбнулся Вячеслав Александрович. — Как скоро лаборатория сможет передать промышленности свои разработки для серийного выпуска?
— Если нам не будут ставить палки в колеса, то...
— Палки в колеса? — прервал Савича Грот. — Да, понимаю вас... Болезнь помешала вам... Вы не читаете газет, не слушаете радио. Заверяю вас: мешать не будут.
— Тогда... Если не будут мешать, в полгода управимся.
— Так и договоримся. А теперь скажу вам в пределах своих полномочий вот что. Вашу лабораторию преобразуют в Институт прикладных проблем. Вас хотят назначить директором этого института, а Петр Яковлевич Цвях будет у вас заместителем по научной части. Кстати, это он рекомендовал вас на эту должность. По дороге сделаете остановку в Киеве, зайдете в республиканскую академию. Там узнаете подробности... Ваша работа войдет крепким и надежным ростком в стремительное ускорение... Его набирает страна... — Вячеслав Александрович вдруг засмеялся открыто, заразительно. — Значит, бывший заместитель начальника позировал скульптору? Грудной портрет князя Льва Галицкого! Есть такие у нас... Вообразили себя удельными князьками. Все! Время их кончилось! — Он помолчал, о чем-то раздумывая. — За то, что позаботились о подготовке новых кадров, хвалю! Распространяйте свой опыт. Вскоре классы, подобные вашему, будут в каждой школе, в каждом техникуме. Откроются технические училища, где будут готовить программистов, операторов, техников...
— Перспективы! — воскликнул Григорий. — Даже голова кружится...
Грот нахмурился.
— Если голова действительно закружится, то... мы не погладим такой головушки.
46
С вокзала Савич позвонил жене:
— Аида, я прибыл! Все в норме. Домой приду, наверное, поздно. Не обижайся, дел невпроворот.
Сначала он заглянул в школу. Владик Корнеев строго доложил:
— За время вашего отсутствия класс занимался по плану. Темы шестнадцатая, семнадцатая, восемнадцатая....
— Дорогие коллеги! — прервал его Григорий. — Вы просто молодцы, что продолжали без меня...
— А что нам оставалось делать, как не быть молодцами! — под общий смех сказал Артем Астахов.
— Язык машины, коллеги?
— Фортран-восемьдесят, — ответил Владик Корнеев.
— Почему?
— Подросли, Григорий Васильевич! У нас раньше был фортран-семьдесят семь. Мы его взяли за основу, пошли дальше. В стандарте на язык фортран-семьдесят семь определено его подмножество, которое полностью вошло в фортран-восемьдесят.
— Еще есть удобство, — подхватила Маша Лобода. — В фортран-восемьдесят включен ввод программы не с перфокарты, а непосредственно с терминала.
— Хорошо, коллеги! Доволен вами! — Григорий пригладил свой ежик волос. — Вы отпустите меня? Только приехал. На работу нужно.
— Григорий Васильевич, а вам ничего не будет? — тихо, почти шепотом спросила Вера Лесная.
Савич понял, что она имеет в виду, и к его горлу подкатил горький комок.
— Вы газеты читаете? Не забывайте, что сейчас по всей стране дуют свежие ветры. Так что не беспокойтесь за меня.
47
Майя раскраснелась от ветра и снега. Увидев елочку в руках встречной женщины, взглянула на стену Арсенала.
«Как ты там, милая одинокая березонька? Наверное, холодно тебе, неуютно? Почему ты все-таки укоренилась среди камней? Чтобы радовать сердца прохожих?..»
Возле своего дома Майя остановилась. Закрыла глаза, и
