Корзина спелой вишни - Фазу Гамзатовна Алиева
К нему бежала девушка, да так быстро, словно ею выстрелили из ружья.
Подлетев к Мухтару, она схватилась за него обеими руками.
— Ну чего ты? — грубо спросил он, пытаясь отстраниться.
Но девушка не обратила внимания ни на его отталкивающий жест, ни на его грубоватую фразу. Она смотрела на него, как на друга: горячо, доверчиво, открыто.
— Ну чего ты? — снова повторил он, наконец стряхивая ее руки.
— Там… бежал за мной… — девушка испуганно показала в сторону переулка.
— Не бойся, — и Мухтар, заслонив ее своей широкой спиной, посмотрел в ту сторону, куда указывала девушка.
Но из переулка никто не выходил. Наверное, тот, кто напугал девушку, услышал мужской голос и трусливо спрятался.
Мухтар внимательно посмотрел на нее. Тоненькая, в школьном коричневом платье, правда без фартука, и с портфелем. Две длинные косы. Да два испуганных горящих глаза.
— А ты что болтаешься по улице в такой час? — спросил он строго.
— Я не болтаюсь, — возразила девушка. — Я учусь в вечерней школе.
— А-а. Ну ладно, беги домой.
— Я боюсь, — тихо произнесла она и виновато опустила голову.
«Этого еще не хватало», — подумал Мухтар. А вслух сказал:
— Ладно, доведу.
Они шли молча, и на темной дороге впереди и чуть сбоку от них вышагивали две тени: одна длинная, широкая, другая — короткая и тонкая. Мухтар совсем забыл о девушке. Он думал о своем: о новом, предстоящем рейсе, о том, что надо бы как следует проверить мотор, а то что-то иногда барахлит.
— Вы завтра тоже будете в это время возвращаться? — робко спросила она.
— Завтра меня здесь уже не будет. Так что пусть тебя кто-нибудь встречает: отец или брат.
— Вы знаете, — быстро заговорила девушка, довольная тем, что нарушилось это тягостное молчание. — Мой отец недавно женился. А брата у меня нет. Я хочу поступить на строительный факультет. А для этого надо сначала кончить десятилетку. А если отец узнает, что меня так напугали, он меня больше не пустит в школу.
— И правильно сделает. Нечего девушкам по ночам гулять по улице.
— Я же не гуляла, — возмутилась девушка, — я шла из школы.
— Ну ладно, кончай хабары. Где твой дом?
— А вот он, — она радостно показала на пятиэтажное блочное здание. Оказалось, их дома почти рядом. Но он не сказал ей об этом.
— Спасибо вам! — крикнула она и нырнула в подъезд.
Как-то днем Мухтар заезжал на свою улицу, чтобы завезти домой ящик винограда, который он привез из аула.
По дороге на завод на перекрестке он остановил машину на зеленый свет. Мелькнули две длинные косы, тонкие и неуклюжие ноги из-под короткого школьного платья. Где же он видел эти косы ниже пояса, эту потертую школьную форму, эти страусиные ноги?.. Ну, конечно же, это она, та ночная незнакомка, та трусишка, та школьница. Только теперь у нее не было портфеля. Зато в каждой руке по тяжелой авоське: в одной картошка, в другой разные овощи.
Когда она пробегала под самыми фарами его машины, он дал гудок. Она вздрогнула, съежилась, а потом подняла голову. Взгляды их встретились.
— А-а, это вы… — в голосе ее, в ее лице, в движении навстречу было столько радости, что он невольно тоже заулыбался.
— Ходишь в школу?
— Ага.
— Не боишься?
— Боюсь.
— Садись, подвезу.
И вот уже она в его кабине. Острые коленки из-под школьного платья, косы, закинутые за спину быстрой рукой, авоськи, осевшие в ногах…
— Какая у вас замечательная машина! — восторженно выдохнула она.
До ее дома было две минуты езды. Он затормозил у самого подъезда.
— Вы сегодня тоже уезжаете в рейс? — спросила она, спрыгивая с высокой ступеньки его БелАЗа.
— Я сегодня вернулся из рейса.
— А домой поздно пойдете?
Она смотрела на него, задрав голову, и ждала ответа. Он видел, как вздувался от ветра подол ее платья, как авоськи с овощами оттягивали руки. Ему захотелось сказать ей что-то хорошее, но, словно испугавшись этого незнакомого ему движения в своей душе, он резко захлопнул дверцу.
А вечером ему стало скучно. Какое-то непонятное ощущение — тоски, что ли, — томило его. Книга, которой еще вчера он так увлекался, не интересовала больше. Даже хоккей по телевизору раздражал. Он ходил по комнате, включал и выключал телевизор, переводил с одной программы на другую и никак не мог обрести привычное душевное равновесие.
Тогда он решил прогуляться перед сном. И сам не заметил, как вышел на ту самую улицу, где впервые увидел эту девчонку. Вот и фонарь на перекрестке, вот продовольственный магазин — маленький, дощатый, а окна новые — огромные, без переплетов и ярко освещены. Словно горящие глаза на чьем-то усталом лице.
Она появилась неожиданно. Выбежала из-за угла и, не заметив Мухтара, быстро-быстро пошла по левой стороне улицы.
— Девушка! — негромко окликнул Мухтар.
Она вздрогнула, остановилась, оглянулась и… просияла радостью. И через минуту они уже шли рядом, как старые добрые знакомые.
— Знаете, я сегодня весь день переживала, что не знаю вашего имени.
Так они познакомились. Так девушка по имени Рисалат вошла в жизнь Мухтара. Незаметно, вкрадчиво, отвоевывая для себя все большее и большее место в его жизни. И вот уже в дальних рейсах он вспоминал ее глаза, голос, смех. То слышал дробь ее каблучков, догоняющих его в тот первый вечер на темной вечерней улице, то видел ее испуганные, снизу вверх вскинутые глаза, то две тяжелые авоськи, оттягивающие ей руки, то все ее лицо, счастливое, закинутое, любящее. И все случилось в понедельник. И с тех пор понедельник стал их днем. В этот день Мухтар всегда старался вернуться с рейса пораньше. А потом? Что же было потом? Что-то жестокое, непонятное, темное…
…Над горами вставало взрослевшее утро, когда Мухтар завел мотор и неуклюжий БелАЗ, превозмогая тяжесть облепившего его снега, медленно отделился от сугроба, словно вышел из него, как орех из скорлупы, осторожно двинулся по расчищенной дороге. И не успел Мухтар доехать до ее края, за которым снова начинались барханы снега, как услышал шум бульдозеров. А вскоре показались и они сами. Спасительные бульдозеры! Неуклюже шевеля гусеницами, они, как танки освободительной армии, шли навстречу, оставляя за собой широкую утрамбованную дорогу.
…Уже лиловые зимние сумерки разлились по городу, когда Мухтар, сдав женщину с девочкой в больницу в Гоцатли и выгрузив столбы чуть повыше аула Чалда, въехал в Махачкалу. Увидев горящую зелеными буквами вывеску «Столовая», он вспомнил, что со вчерашнего дня ничего не
