Верный Руслан. Три минуты молчания - Георгий Николаевич Владимов
– Ясно-ясно.
Жора ушёл. Через минуту опять крикнули с базы:
– Строп идёт!
Небо стало тревожное, тёмное, поднялась зыбь. Ветер её гнал к Фарерам.
Ванька постоял в капе, поёжился.
– Шторм, ребятки, будет.
– Ну и пускай, – сказал Алик, – отдохнём хоть.
– Дурак, это тебе не промысел. Там – пускай, лежи себе в койке. А тут тебя каждый час будут к причалу гнать. Чуть просвет – подходи выгружайся. Ни сна тебе, ни работы. Так неделю поуродуешься, тогда и скажешь – пускай.
Ещё мы нагрузили стропов десять и опять вернулись в кап. На базе уже наши бочки не успевали укладывать, много их на борту скопилось. В обычные дни это не страшно, а теперь и базу качало.
Ванька опять помрачнел:
– И завтра не выгрузимся. И послезавтра.
– Тебе-то куда спешить? – я спросил. – Всё равно в порт уйдёшь.
– Вот и не всё равно. Эта база только три дня простоит. А там жди другой.
Откуда он это выведал? Но уж, наверно, выведал, если заранее думал когти рвать. А мне всё баркасик мой не давал покоя. И то, что я Лилю так и не увижу.
– Неужели три дня? – я спросил. – Да, не успеть нам с тобой на базу…
Ванька ко мне придвинулся.
– Ты чего? Может, на пару спишемся? Чего ты тут не видел?
Я поглядел – все сидят на трапе, привалясь к переборке. Митрохин – в самом низу – спит на комингсе. Из кубрика щелчки по носу доносятся: «сто сорок восемь… сто сорок девять». И правда, чего я тут не видел?
– А это каждому можно списаться? – спросил Алик.
– Ты сиди, – сказал Ванька. – Каждому, да не всем. А то подумают – команда разбегается, чепе. Ты на следующей базе спишешься, никто тебя не держит.
– Я и не думаю.
– Не думаешь, так не спрашивай. Так как? – Ванька меня спросил.
Я не успел ответить. С базы опять крикнули:
– Строп идёт!
Я катал бочки, нагружал стропа, а голова была другим занята. Вообще-то я ни разу не списывался, хотя это можно, никто не держит. Только полагается кепа за неделю предупредить, чтобы из порта прислали замену. Но и на базе её найти можно, найдутся любители поразвлечься – побродить дикарём на СРТ. К тому же деньги я кое-какие заработал – вот за этот груз. И всё же хотелось бы мне сначала её увидеть. Тогда б я наверняка решился – поплыл бы с ней до порта. И может быть, всё бы по дороге выяснилось – в море не то, что на берегу, тут мне, что называется, родные стены помогают.
Но мы опять входили в раж, в злобный какой-то запал, ничего не видели вокруг. Только бочки перед глазами и прутья стропов, и как они нагруженные уходят в небо. Тут-то я снова с бондарем сцепился.
С базы какой-то чудак попросил:
– Ребята, не подкинете селёдочки? Штуки три.
Ну что, жалко, что ли? На траулере рыбы попросить – что снега зимой. Так вот, этот кошмар вытащил их из шпигата и стал ему кидать. Я думал – тот их обратно швырнёт ему в рожу. Потому что эта селёдка валялась в шпигате чёрт-те с какой выборки, может быть, с прошлой недели. А тот ещё благодарить стал:
– Спасибо, ребятки. Ах, хороша!
Я тут совсем сбесился. Заорал ему:
– Выкинь сейчас же! Выкинь эту падаль!
– Да зачем же добро выкидывать?
Я схватил ручник и кинулся к бочке, выбил донце, захватил в варежки верхних три и ему закинул, как гранаты. Бондарь смотрел и ухмылялся.
– Чего это с ним? – тот, с базы, спросил.
– Спортом занимается.
Тот покачал головой и ушёл.
– Крохобор ты! – я сказал. – Человеку рыбы хорошей пожалел. Которая тебе и копейки не стоит.
Он расцеплял храпцы и смотрел на меня ласково, чуть насупясь печально. Брови у него какие-то серые, как будто золой присыпанные. Смотрел он вот так и мотал цепью с храпцами.
– Лезь в трюм, – пригласил меня.
– Это почему?
– Так. Снизу будешь подавать.
Я подумал – всегда можно сделать, чтобы храпцы случайно расцепились. Как раз у меня над головой. А в бочке – девяносто кило.
– Я и так каждый день в трюме работаю. А у базы хочу – на палубе.
– Не полезешь?
– Нет.
– А я тебе приказываю.
– А я не слушаю. Ты мне не начальство.
Он чуть прикрыл глаза и спросил:
– Тебе отвесить?
– Оставь при себе.
Он пошёл ко мне. Я стиснул ручник прямо до боли. Он остановился и сказал мне как-то устало:
– Ладно, закрывай бочку. И становись на место.
Тем и кончилось. Никто даже не успел к нам кинуться.
Мы выгрузили второй стакан, начали третий, и тут ухман нам сказал:
– Идите, ребятки, обедать. Перерыв.
В салоне я против бондаря сидел. Он на меня не глядел и жрал, как лошадь, за ушами у него что-то двигалось. Мне сначала противно было смотреть, а потом как-то жалко его стало. Он старше нас всех, даже Васьки Бурова старше. И рассказывают – никто его на
