Весна Михаила Протасова - Валентин Сергеевич Родин
Михаил пытался представить, какая у Гали потечет жизнь без него, а он уедет и ничего не будет знать о ней и уже никак на эту жизнь ее не повлияет.
«Вот тебе и судьба — тут как сам повернешь, так и посмотришь, — вздохнул Михаил. — Если, конечно, не помешают».
Ему стало обидно, будто не он хозяин своей жизни, а какая-то Полина. Михаил ускорил было шаги, но вдруг вспомнил, что с Верой уже распрощался.
«А теперь ни с того, ни с сего заявлюсь, трепач!» — ругнул он себя.
Михаил не видел, что в некотором удалении, крадучись, скрываясь за изгородью и столбами электрических опор, его сопровождала жена.
«Конечно, мужа надо проучить, чтоб в другой раз неповадно было. Навсегда проучить! Поля права, но где та мера?! Не переборщила ли?..» — думала Галя.
Она не чувствовала холодного дождя, который все лил, не переставая. Поля не пускала ее, обозвала дурой, и Галя едва вырвалась. Хорошо хоть успела накинуть телогрейку Василия Ивановича. В темных сенях одумалась, немного успокоилась. Пришла мысль проследить за мужем. Чуть не закричала, когда догадалась, куда направился Михаил. Но тут он повернул назад, и ей пришлось заскочить в чужой двор, спрятаться за поленницей. Так и проводила его Галя до самого дома, подождала, пока вспыхнул свет, а потом подглядывала в окна. Смотрела, как там ходил Михаил, погрыз кусок зачерствелого хлеба, пошарил на плите, в кастрюле. Меж черных бровей хмурая складка, глаза задумчиво опущены. Нет-нет, гребанет рукой по копне волос, вздохнет. Печь в квартире не топлена, а ему, видно, не до того…
Галя из темноты все смотрела на мужа, плакала, едва сдерживалась, чтобы не зайти, и Михаил вдруг замер, не моргая, остолбенело посмотрел в окно, а потом выскочил на улицу.
— Галка! — громко закричал он с крыльца.
Она едва успела забежать в огород, присела там за изгородью, переждала, пока Михаил не вернулся домой.
К сестре прибежала повеселевшая, запрыгала у горячей плиты, утирая лицо полотенцем, сообщила торопливо:
— Домой ушел… Ходит там, как лунатик…
— Рано еще радоваться, — сухо ответила Полина. — Побудет один — еще глаже станет. А с этой Приверзиной Веркой ты уж сама поговори. Скажи ей, чтобы не задерживалась, а катилась, пока есть дороги.
16На берегу жгли сучья, хвою, откомлевки и прочий лесной хлам — все, что накопилось за зиму и было сворочено бульдозерами в кучи, натолкано к берегу. Позже палить костры нельзя. Могут заполыхать не только штабеля, но и поселок. Улицы сплошь желтеют опилками, завалены щепой, корой. Вдоль изгородей и палисадников в два-три ряда уложены поленницы дров в количестве, которого хватило бы поселку Ургуль на три долгих и суровых зимы.
Ветер изменил направление, подул с реки на поселок, и теперь даже в кабинете Андрея Никитовича плавал дым. Он закрыл форточки, поморщился: «Привычное дело — палить костры, а неприятное». Отмахнув дым, посмотрел на мастера.
— Ну и бригада — два человека… — разочарованно протянул Протасов. — Что сделаешь такой бригадой — ни трос закрепить, ни лодку столкнуть. А случись что, сюда ведь через ледоход к вам не побежишь?
— Ничего там не случится, а если произойдет что серьезное, так против стихии не попрешь, и отвечать за это нам с тобой не придется… — голос у. Андрея Никитовича неторопливый, чуть насмешливый и настроение благодушное. — Ладно! — соглашается он. — Бери еще Илью Тенькина и можешь пригласить деда Щеглова. Раз сулил ему работу, значит, выполняй… И вот что… Уж если про случай говорить, то не забудь журнал заполнять, чтобы уровень воды, любая подвижка льда — все аккуратно и точно, как у космонавтов. Вот это на всякий случай и пригодится.
— Бумага при случае лес не спасет…
— Что ты, Протасов, заладил: случай, случай. Боишься ответственности?
— Не боюсь, но все-таки…
— Не боишься, тогда собирай своих орлов, инструктируй и двигай на Щучью без задержки…
17Поселок мал, по нескольку раз здороваться приходится — забываешь, то ли виделся, то ли еще нет. Но этой встречи Михаил боялся и ждал ее. Так и вышло.
С Верой встретились в полдень возле столовой.
Михаил пообедал, закурил на крыльце, сбежал по ступеням, поднял глаза, а перед ним — Вера! Красный вязаный берет с шишкой, рябенькое пальтецо. Высокие сапоги только подчеркивают стройность ног. Через плечо на длинном ремешке белая сумочка…
За один миг многое охватывает взгляд, и Михаил успел заметить выражение ее глаз, отогнавших какую-то печальную хмурость, а потом заулыбавшихся с охотой и радостью. Нет, так смотрят на друга, на желанного… Будто затихло все вокруг, остановилось, и нет ничего, кроме этих глаз.
— Здравствуй, Миша!
Она протянула руку, и он поспешно взял ее ладонь, почувствовал, что она горячая, сухая и маленькая. Меньше, чем у Гали, хотя ростом Вера выше, плотнее.
От этого невольно пришедшего сравнения Михаил покраснел, отпустил ее руку и тут увидел обручальное кольцо на пальце.
Вера, проследив его взгляд, просто сказала:
— Девчонки из нашей бригады купили. В «черную кассу» играли… Вот и сподобилась. Не выбрасывать же?
— Что там, носи…
Оглядывая его лицо, волосы, словно запоминая, а может, тоже сравнивая, Вера увела глаза мимо, вздохнула:
— Что ж, Миша, ношу… А у вас здесь так хорошо. Свобода, куда хочешь — ни трамваев, ни троллейбусов… Все-таки я, наверное, деревенская. Почему-то мне здесь так хорошо и свободно, как давно не было… — Она помолчала, слабо притронулась к плечу Михаила, живо сказала: — А поселок мало изменился, на улицах — мусор, дрова, грязь… Б-рр…
— Недавно на комсомольском собрании решали этот вопрос. Снег сойдет — наведем порядок. Вот приезжай летом, увидишь…
— Я, может, не уеду — возьму да и останусь, — тихо сказала она и глянула ожидающе, без улыбки.
— Оставайся!.. Я только «за»… Очень даже хорошо!.. — засмеялся Михаил и в это время мимолетным взглядом
