Григорий Терещенко - За любовь не судят

— Не буду вам мешать. Появится возможность, загляну еще. Не торопитесь выписываться, поправляйтесь, Михаил Петрович.

— Я провожу вас, — предложил Боровик.

— Нет, нет. Оставайтесь с семьей.

Григоренко попрощался и ушел.

Пентецкий по вызову директора прибыл сразу. В руках держал обшарпанную папку, из которой выглядывали какие-то тетрадки, бумаги...

— Николай Фролович, сколько строительных объектов вы ведете? — спросил Григоренко.

— Семь.

— Не восемь?

— Э-э-э... — Пентецкий открыл папку, нашел какой-то документ, быстро пробежал глазами, неуверенно сказал: — Если не принимать во внимание корпус первичного дробления и склады взрывчатки, то семь.

— Ну вот... А не кажется ли вам, Николай Фролович, что корпус первичного дробления — это главный объект? Да-да, главный!

— Я вас не понимаю... Зачем же строить корпус для дробилки, которую сняли с поставки. В этом году нам ее не получить.

— Поживем, увидим... Скажите, сколько лет вы работаете прорабом?

— Шестой.

— Шестой?! И такая механизация! Скажите откровенно: вы не любите механизацию или не придаете ей серьезного значения?

— Люблю.

— Что-то не заметно... Какое же у вас освоение средств за первый квартал?

Пентецкий стал копаться в бумагах.

— Мизерное освоение... Зима. Зимой какая работа!..

Он ничего не находил и молчал.

— Ну хорошо, тогда скажите хотя бы, сколько истрачено на корпус первичного дробления.

— Тысяч пятнадцать... двадцать. Это в прошлом году.

— Попрошу точнее.

Прораб снова стал рыться в папке.

— Как вы думаете, план второго квартала выполните? Какие объекты обеспечены материалами? Какие нет?..

— План четырех месяцев мы не вытянем. Но второй квартал выполним. Обязательно выполним!

— Каким образом?.. Носилками? Тачками?.. Бетон вам на строительство доставляют в десять часов, а то и позднее... На строительстве магазина нет бутового камня. И это у нас, где гранита — сколько угодно!

— Не пришла машина... А бетон... Мы ведь работаем с восьми.

— Бетонный завод тоже — с восьми?

— И бетонный...

— Почему бы заводу не начинать работу на час раньше?

— Так взрывы же в карьере!..

— Они заканчиваются в семь.

— Иногда позднее...

— Тогда выводите бетонщиков на работу в девять. Нельзя же заранее планировать простои! Графики ведения работ у вас есть?

— Видите ли...

— Почему нет аккордных нарядов?

«Повторяю истины, которые всем давно известны, — сердился в душе Григоренко. — Ну, а что такому скажешь нового!»

— Выдача аккордных нарядов отнимает много времени и мало что дает...

— Вы выдавали такие наряды?

— Пробовали, но ничего не вышло.

— Пробовали... А какие ваши, Николай Фролович, планы на будущее? — тихо спросил директор.

— Вы спрашиваете о квартальном плане? Я уже говорил...

— Нет, я интересуюсь вашими личными планами на будущее... До пенсии вам далеко? ..

— Шесть лет еще.

— Да-а, — разочарованно протянул Григоренко.— И до пенсии далеко, и строительства наладить не можете. Ну, мы еще вернемся к этому разговору.

«Сурово это, — подумал он, — но что поделаешь? Придется принимать и крайние меры».

Остапа увлекла идея — перемыть громаднейшие горы отходов. Подсчеты показали, что в них около миллиона кубометров мелкого щебня. Около миллиона!.. Он сначала сам себе не поверил. Это же двухгодичный план комбината! А затраты, по сравнению с выгодой, просто ничтожные... Только бы сконструировать мойку! Тогда с комбината потоком пойдет почти даровой щебень... Он — строитель по призванию и знает, как всюду ждут этот щебень. На железобетонных заводах без него — как на хлебопекарнях без муки... Автодороги!.. Домостроительные комбинаты!.. Не пересчитать!

Пока что он ни с кем не говорил о своем замысле. Боялся, что мечта останется только мечтой, если не удастся убедить руководство комбината. Рассказал одному только Сабиту.

— Посмотри, Сабит, — показал он чертежи. — Вот приемный бункер. Сюда будут возить отходы самосвалами. Дальше они по транспортерам направятся в моечные корыта. А оттуда, уже чистые, — в другой бункер. Затем самосвалами прямо в вагоны или на склад. Совсем не сложный процесс! Нужно только одно — достать корытную мойку. Я недавно в журнале читал о такой...

— Мало-мало понимаю, Остап. Давай делай. Ты с директором говори об этом...

— Ну, так сразу и к директору!

— К кому же? Директор разрешит, начинать можно. Не разрешит, твой план верблюд без горба!

— Да я знаю. Конечно, нужно к директору, но еще рано. Пока нет чертежей, расчетов, пока не все продумано как следует и, главное, нет мойки, нечего беспокоить директора... Ты мне поможешь, Сабит?

— А что нужно? Класть кирпич — в этом я мало-мало разбираюсь... Забивать костыль в шпала — тоже... А чертеж делать...

— Чертежи я возьму на себя. Вот мойку — ее одному не сделать. Здесь руки нужны. Такие, как у тебя, Сабит. Ну, и мои тоже.

— Если только руки...

— Вот и хорошо... Смотри. Вот это — первый эскиз.

Они склонились над белыми листами плотной бумаги и так увлеклись, что не заметили, как в комнате потемнело. Работа захватила обоих. Самые скромные подсчеты давали колоссальную цифру — миллион кубометров щебня. И это при том условии, что в отходах его только пятнадцать — двадцать процентов, как получилось у Остапа после перемывки взятых на пробу десяти килограммов. Ну, а если больше?

Они не услышали, как тихо приоткрылась дверь и в комнату вошла девушка с маленьким чемоданчиком.

— Привет, ребята!

— А-а, Светлана! Привет. Ты к Вано?

— Да.

Светлана улыбнулась, и на ее лице весело проглянули мелкие, едва заметные веснушки. Они так ей шли, что без них трудно было даже представить девушку.

Чувствовала она себя здесь как дома. Порылась в шкафу, достала носовые платки Ивана, грязные носки, майки, свитер, кинула все это в чемоданчик.

— Где же мой?

— Кто — мой? — раздраженно кинул Сабит.

— Как кто? Не ты, конечно! Иван.

— Вано! Ах, Вано!.. Мало-мало знаю. К Марина пошел...

— К Марине?.. Ишь чего выдумал: все знают, какая Марина... Ты что — смеешься надо мной? Или дурака валяешь?

— Зачем дурака, — рассердился Сабит. — У него не только Марина, еще жена есть!

— Жена? Откуда ей взяться?.. Ты говори, Сабит, да не заговаривайся. Он же сказал, что не женатый!.. — Девушка побледнела. Пристукнула крышкой чемодана.

— Говорю, — значит, знаю!

— Вот как!.. Ну, смотри, если наговариваешь, глаза выцарапаю! — И, хлопнув дверью, выбежала из комнаты.

— Зачем ты так, Сабит? — укорил его Остап. — Может, Иван вовсе не к Марине пошел.

— К Марина! Я знаю. Сам сказал... А мне шибко все надоел! Придет, сядет — до полночи шепчутся... Иван ничего серьезно не думает, она напрасно надеется.

— Значит, влюбилась, Сабит. Подожди, и ты влюбишься.. .

— Я?! Никогда! Нельзя им верить!.. Клятва дает, обещает, обещает, а потом за другого — прыг!...

Остап побледнел, опустил глаза. Слова Сабита больно ударили его по сердцу.

Сабит заметил состояние друга и замолчал. Он ни разу не спросил Остапа о его отношениях с Зоей, но все понял из разговора перед домом Комашко и сейчас мысленно корил себя за то, что неосторожно задел его свежую рану.

— Да брось, Остап, волновать себя! — не удержался все-таки Сабит, увидев боль в глазах товарища. — Зачем сердце терзаешь! Не хотела ждать, — значит, не любила! Вон, помнишь, жены декабристов за сколько тысячи верста поехали к мужьям... И расстояний, и время, и каторга не пугал их... Зачем думать о такой, что из армии дожидать не могла...

— Постой, постой... Значит, и у тебя такая же история?

— Ты думал, зачем я приехал с Алтая? — горько усмехнулся Сабит. — Был и у меня любовь! .. Та-акой любовь!.. А пока я служил здесь, у вас в Днепровске, она за другого выскочил... Приехал домой, как узнал — сразу на поезд и опять сюда! Чтоб мало-мало забыть измена...

— Вот оно что! — Остап с сочувствием взглянул на друга, обнял его за плечи. Горько усмехнулся. — Выходит, не только у меня...

— Не только у тебя... А, пропадай он все пропадом...

И друзья снова склонились над чертежами...

Сегодня третья ремонтная смена не подготовила фронта работ, и первая — начала дробить камень с опозданием. Как только Григоренко узнал об этом, сразу же помчался на камнедробильный завод. На душе было тревожно: нарушится ритм всего комбината. Завод, как сердце, ни на минуту не может останавливаться!

В цеху он застал Михаила Андреевича Драча, директора завода. Высокий, худой. Держится вызывающе.

— В чем дело, Михаил Андреевич? Почему третья смена снова не выполнила задания? — с трудом сдерживаясь, спросил Григоренко. — Почему завод так плохо работает?