Алексей Корнеев - Высокая макуша
Слева мелькали зеленые холмы. Справа за полями сплошною лентой тянулись леса. Илья дважды только сбавлял скорость, когда дорога оказывалась одновременно деревенской улицей: но обе стороны ее царило утреннее оживление, тарахтели, готовясь к выезду в поле, тракторы.
За лощиной с небольшим, но быстрым ручьем асфальт изогнулся дугою к лесу, и показался кордон — обшитый филенкой дом с сараем позади и огородом. Перед окнами стояла лошадь, запряженная в ходок, а рядом с ней знакомый лесник. «Тоже спозаранок куда-то», — подумал Илья и свернул к нему, приглушил мотоцикл у ограды.
Давно уже, при первом знакомстве приметил он этого лесника. Бывший фронтовик, тот хватил всяких переплетов по «самый кадычок» — и на войне, и в гражданке, которую он как начал после фронта, так и везет бессменно. Тридцать лет в лесной охране — не фунт изюма. И все сносил по-солдатски: заботы-неурядицы по службе, семейные трагедии, которые, как назло, наваливались на него одна за другой (первая жена умерла преждевременно, вторую парализовало).
— Как жизнь, Николай Матвеич? — протянул Илья руку, оглядывая тощую не по летам фигуру.
— Жизнь — держись, а то из седла вышибет, — ответил лесник, протягивая, в свою очередь, сухую, как щепа, ладонь ему, потом Василию.
— Что же она — конь, выходит?
— Да конь-то какой, не то что вот этот, — кивнул на своего рыжего, понуро опустившего голову. — А в ином разе похлеще небось и такого, — метнул глазами в сторону мотоцикла.
— Наверно, и правда, клен зелен, не балует она тебя. Или заботы едят?
Лесник усмехнулся:
— То-то и оно — заботы. Нашего брата, как волка, ноги кормят. Так кормят, что язву вот нажил. На фронте, на что уж было всякое, и то ничего. А тут нажил проклятую. Нынче всухомятку, завтра — вот тебе и язва… Да ладно, все это чепуха, — махнул он рукой. — Скажи вот лучше, куда так рано наладился?
— Да к главному твоему. На месте он?
— Вчера сказал, на дальние квартала поедет. На весь день теперь.
Илья разочарованно охнул:
— Вот тебе, клен зелен! А я-то думал, спозаранок его застану.
Лесник пытливо сощурился и полюбопытствовал:
— А что за нужда, если не секрет?
— Какие тут секреты! Жмет на меня леспромхоз — дай побольше пиловочника. А где его взять, когда все, что годно и негодно, повыбрали. Вот и еду к вам, клен зелен, с поклонной.
Все так же щурясь, Николай Матвеевич обернулся в сторону Василия, кивнул глазами вопросительно: что, дескать, за человек? Тут только спохватился Илья, представил своего друга: говори, мол, не таи секретов.
— Тут поблизости рубку ведем проходную, — открылся лесник. — Не хочешь взглянуть?
— Не мешает, — согласился Илья.
— Посмотришь, а там уж с хозяином договаривайся.
И с этими словами Николай Матвеевич подошел к повозке, кивнул приезжим: оставляйте, мол, своего лихача, на моем прокатимся.
Прямая просеки углубилась в лес и скоро открылась налево вырубкой, направо — приспевающими дубами вперемежку с липами. Из-за деревьев показался трелевочный трактор. Подобно ганку, шел он напролом, волоча за собою длинные хлысты, подминая под гусеницы мелкую поросль, оглушай лес натужным ревом. А где-то дальше шмелиным гудом заводились бензопилы, время от времени слышались треск и уханье падающих деревьев.
— Ничего себе дубочки! — похвалил Илья, провожая взглядом трактор. — От таких, пожалуй, я не отказался бы.
— Еще бы, — усмехнулся Николай Матвеевич.
— А с березой как у вас? Первым делом мне березы с полтыщи кубов.
— Чего у нас нет, — ответил лесник, посмеиваясь глазами. — Это вы все бедными родственниками прикидываетесь.
— Вам бы так, клен зелен, прикидываться.
— Да ладно, это я к слову.
Николай Матвеевич шагал неспешно, останавливаясь и оглядывая деревья, замечал ворчливо:
— Обрати внимание, какая вредность от зимней рубки. Вот отсюда мы ее начали, когда снегу было невпроворот. Взад-вперед крутился трактор, вроде белки в колесе. То корпусом ближнее дерево заденет, то гусеницей или хлыстом. Смотри, сколько деревьев повредили. Думаешь, здоровый лес из них выйдет? Дудки! Хоть заранее вали его подряд.
— И что ты предлагаешь? — остановился Илья. — Технику заменить ручным трудом?
— От техники-то теперь никто не откажется. А вот от зимней рубки — другое дело. Будь моя воля, издал бы я декрет: зимой допускать только сплошную валку. Чтобы не задевать, не портить здоровые деревья. И будем тогда с лесом.
— Но их и летом задевают!
— Летом меньше.
— А что зимой людям прикажешь делать?
— Переработка леса, Подсобные промыслы. А уж рубка если — так сплошная. Тогда и на затратах сэкономим, и лесу меньше вреда принесем.
— В принципе ты прав. Да не так это просто, обмозговать все надо.
— Говорил я своему начальству, да без толку все, — отмахнулся Николай Матвеевич. — Забывают люди цену дереву, вот что обидно. Слыхал небось, как Петр Первый наказывал за самовольную порубку? Смертной казнью грозил — вот до чего. А у нас без порубки сколько пропадает!.. Бывало, придешь в лес зимой, чуть заденешь дерево санями, так лесник на тебя зверем накинется. Ты что, мол, такой-сякой, подслепый, я всю жизнь растил это дерево, а ты оцарапал, теперь и пойдет болеть. Сперва и я, как иные, не понимал, как это: заденешь — и дерево можно сгубить. Потом только узнал, что лес, как все живое: поранишь его — и пошел болеть да страдать…
Пока лесник доказывал свое, Василий как бы сторонился, не мешая разговору, открывал для себя все заново: вот уж не знал, не ведал, что дерево — такое нежное созданье!
— Раньше-то как бывало, — продолжал, изливая наболевшее, лесник. — Не только деревом — каждым сучком дорожили. К леснику, бывало, с поклонной головой идут: дай, за-ради бога, сушнячку или хворосту хотя бы. А теперь что? Вон у нас дров целая лесосека, на месте гниют. Кому теперь их брать-то? Даже в деревнях на газ перешли, не говорю уж про город.
— Дров и у нас навалом, — отозвался Илья. — Хоть задаром бери, лес бы только очистить. И то не нуждаются.
— Ну что, скажи, это дело? — встрепенулся Николай Матвеевич. — К чему это идет-то, а? Говорилось раньше: осина вина подносила. И не зря, выходит. Могли бы, скажем, те же дрова или сучья в машину пустить, спирт или целлюлозу, плитку там древесную выделывать. А мы привыкли по пословице: лес рубят — щепки летят. Э-э, да что там говорить! — махнул досадливо рукой. — Заелись люди, перестали лесом нуждаться. Не знаю, что только будет, когда газ кончится.
— Опять возьмемся за дрова, — пошутил Илья…
Вышли на делянку спелой березы, при виде которой у Ильи зуб заиграл: вот бы на пиловочник! Стройные, высокие (голову надо было запрокинуть, чтобы увидеть их макуши) березы подошли бы, по его прикидке, и на доску для мебельной фабрики, и на тес, — словом, на любое дело. «Нет, наверно, теперь ценнее для нас дерева березы», — подумал он, любуясь точно подобранными друг к другу красавицами, от которых было светло кругом и празднично. Хорош дуб, да долго его дожидаться. А эта и растет ходом, и почва для нее любая, и древесина что надо.
Любопытство толкнуло его взглянуть на семенные участки дуба, о которых давно уже шла хвалебная молва. Ростом дубки были в полметра, а на ветках уже висели первые желуди. Это прививали почки на двух- трехлетних деревцах, и через год-другой происходило «чудо», подобное тому, что происходит с привитой яблоней.
— Опыты ставим, — пояснил лесник. — То лет сорок надо ждать, пока начнет плодоносить, а то всего три или четыре года.
— Так это же революция в вашем деле! — не удержался Василий.
Но лесник окинул его таким насмешливым взглядом, что тот умолк, не смея больше вмешиваться в разговор.
— Время покажет, что из того получится. Может, пойдут какие-нибудь уроды или карлики, придется еще отказываться от этой затеи.
Вокруг семенного участка дубы стояли как на подбор — высокие, молодцевато подтянутые.
— Наша элита, — пояснил Николай Матвеевич. — Отвели под семена, да толку-то что. С виду дуб как дуб, а желудей с него — пшик. То засухи в последние годы, то шахты вдобавок землю осушают, а тут вредителей разных навалилось. Пройди-ка по лесу, посмотри, сколько деревьев посохло! Боюсь, со временем исчезнут у нас дубы. Как мамонты, к примеру, — где они теперь?
— Н-да-а, — задумчиво проговорил Илья. — Насчет мамонтов читал я недавно. Доказывают, не сами они вымерли, а человек им помог. Так и с дубом, выходит, может случиться. И все-таки должны мы что-то делать. Должны, дорогой Николай Матвеич. Тревожиться, бороться, защищать!
— Понятно, должны, кому же еще, как не нам. Только вот не знаешь иной раз, как бороться-то. К примеру, лосей хоть возьмем. Вы там ближе к городу, у вас их меньше. А мы замучились с ними, хоть из лесу убегай. Посмотри-ка, что делают с посадками.
