Александр Бирюков - Свобода в широких пределах, или Современная амазонка
Вот и будем смеяться. Тем более что Нина Сергеевна (пора ее уже так называть, и возраст, и должность позволяют, а теперь и новая общественная обязанность — руководитель магаданской делегации, звучит, не правда ли?), Нина Сергеевна на Алика Пронькина полагаться не стала и горючим запаслась самостоятельно. Зная, как отрицательно Алла Константиновна относится к алкоголю вообще и к крепким напиткам в особенности (водкой для поездки запасемся, естественно, в Москве, чтобы здесь бутылками не звенеть и не; отсвечивать, не тащить их через всю страну, а теперь и Аэрофлот по какой-то новой, наверное, инструкции начал на них коситься, могут и вовсе изъять при досмотре, в Москве водка, к тому же, интереснее — «Столичная», например, да и сказать там должны, сколько ее взять можно, — интимная информация многоопытного начальника), Нина купила для сегодняшнего мероприятия здоровенную «Матру» — должно же быть у нас на столе что-то венгерское, раз поездка именно в эту страну готовится. И не только готовится, а уже осуществляется, раз сели за стол, и первый тост, конечно, за счастливую дорогу. Ух, черт побери, какая гадость! Из чего ее только венгры делают? И привкус какой-то мыльный.
— Тамбовский волк тебе товарищ, — вдруг говорит Софьюшка, воззрившись на Нину (чего это она?), и прибавляет: — и друг, когда ты со стены срываешь подаренный пенджабский лук!
Ах, вот оно что? Стихи. Вознесенский. Но что это Софьюшка вдруг вспомнила? Они уже лет пять как вышли.
Как в ГУМе отмеряют ситец,с плеча откинется рука,стрела задышит, не насытясь,как продолжение соска.
Господи, до чего хорошо! И дальше там — просто гениально:
С какою женственностью лютойв стене засажена стрела —в чужие стены и уюты.Как в этом женщина была!
Но ведь это — про амазонок! Именно про них. Знает Нина это стихотворение: «Вы думали — век электроники? Стрела в стене!.. Шахуй, отрава белокурая!.. «Агрессорка, — добавлю, — скифка…» Ты скажешь: «Фиг-то»…» Но Софьюшка-то откуда это знает? Не стихи, конечно, — они известные. Может, только Виктор их не читал. Но, может, и он теперь познакомился — если хочешь с веком в ногу шагать, быть на уровне, знать (любить не обязательно, это даже особый шик — заявить: «А я, знаете ли, Вознесенского не люблю — слишком выпендривается!»), знать обязательно надо. Но откуда Софьюшка про амазонок знает? Ведь ничего ей Нина о них не говорила, а Софьюшка сейчас эти стихи читает… Все равно хорошо, что вспомнила. Стрела в стене — это, конечно, образ.
— Ну а вам чтобы здесь счастливо оставаться! — произнесла Нина второй тост. — Обеспечивать надежность тыла, без которого не может быть никаких побед и достижений!
Еще глоток этого мыльного безумия. Честное слово, Нина о венграх думала лучше. Ну что это, право, они такое делают? Или это — только на экспорт? А сами предпочитают пить токай «самородный» и прочие благоуханные напитки?
— Ну вот ты и совсем взрослая, дочь! — сказала Алла Константиновна, глядя на нее сквозь «Монастырскую избу». — Совсем, — она еще раз подкинула это слово, словно взвешивала его на ладони, — совсем, — еще раз и двинулась дальше: — И теперь уже можно сказать, что такого счастливого продолжения я и не ожидала. Слишком много в юности твоей, а может, и в детстве, было признаков того, что ты не сумеешь жить с людьми, не сумеешь преодолевать свое «я», наступать на него, когда надо. Слишком много было своеволия, которому и я потакала, а спохватившись, уже не знала, что с ним делать.
Эта змея Софьюшка кивает, подтверждая правильность сказанного. И она, значит, так думает. Ну-ну, давайте, посмотрим, до чего мы сегодня дойдем. А с другой стороны, разве не было своеволия? Да было конечно. Как без него? Но разве это плохо? Интересно, ехала бы она сейчас в ту же Венгрию, если бы не ее доморощенное своеволие? Нет, конечно, — корпела бы в какой-нибудь школе или той же библиотеке, если б окончила филологический. Сама ведь она в нужный момент свою судьбу перестроила. Но послушаем.
— А что делать? Наследственность не переспоришь, думала я, — это Алла Константиновна свои размышления продолжает. — Но странно, выросла ведь ты со мной, а он — в каждом твоем поступке, в каждом движении присутствовал. Тут и фаталисткой стать не мудрено.
«Ну да, — параллельно думала Нина, — а я в то время приставала к ней с папочкиными координатами. Соль на рану посыпала. Теперь понятно, какую ярость у мамочки мои просьбы вызывали. Но ведь молодец, сдержалась, ни разу воли чувствам не дала, даже голос не повысила: не знаю — и все».
— А потом был момент, который я просмотрела, — продолжала между тем мамочка. — Когда наступило осознание поступков. Теперь я понимаю, как это произошло. И то, что я сама тебя к этому подтолкнула. Помнишь?
— Наверное, — Нина точно не могла сказать, что Алла Константиновна имеет в виду, только догадывалась, — это с вещами?
— Да, когда ты оказалась на самом верху своеволия. И тут нужно было или уж катиться в пропасть, или все искупать и надеть на себя узду. У тебя хватило ума принять второе решение.
Конечно, мамочка все это несколько примитивно представляет, слишком прямолинейно. В такой конструкции многие детали не учитываются, многие линии не просматриваются вовсе, но в главном — правильно. Перелом был именно там. Вернее, один из переломов. Точнее, поворотов. А то придется представить, что вся она изломанная-переломанная, нигде места живого нет, инвалид борьбы за развитие личности, да и только.
— Поэтому мой тост, — сказала Алла Константиновна, — за второе решение, за вдруг обнаружившийся ум!
За это отчего не выпить? Тем более что и Алик Пронькин с рюмкой тянется — он-то откуда взялся? Странная получается закономерность: как только появляется бутылка, так сразу и этот веселый выпивоха откуда-то является, как только — так сразу… Хоть свадьбу в «Метрополе» вспомнить. Никто ведь его не приглашал (эта подлая Тамара Васильевна вся перекосилась, когда Нина ей о своих гостях сказала), а он — нате вам — явился, да еще на хулиганский поступок ее подбил. Ну да ничего, славно тогда искупались, есть что вспомнить. А сейчас что будет?
Нина, благо именно она вино разливала, налила и в Аликову рюмку «Матры»: «Это для тех, кого нет сейчас с нами!» Такова легенда — надо ведь как-то объяснить этим психологам-исследовательницам причину появления четвертой рюмки. Сами-то они, конечно, в упор ничего не видят, а еще полагают, что в чужой душе разобраться могут. Ну да уж ладно, пускай поковыряются — это не лишено интереса, хотя и щекотно немножко, словно прутиком по голым пяткам водят (одно из развлечений в теплой бухте).
И вот ведь что еще интересно: когда-то Нина всерьез думала, что алкоголь сам Алик и подбрасывает, то есть думала, что сначала Алик появляется, а потом (или с ним) — уже алкоголь, то есть выдавала следствие за причину (самая распространенная логическая ошибка, кстати), а оказывается, что все наоборот: сначала все-таки алкоголь, а потом уже и Алик, не проявляющий пристрастий к каким-то определенным напиткам, ему без разницы, кажется, водка это или коньяк, или вот сегодняшняя намыленная «Матра» — все равно придет. Ну и спасибо ему за такую покладистость. С ним все-таки веселее, чем с этими исследовательницами, пить. Но ужас все-таки что за напиток!
— Я давно хотела вас спросить, — говорит Софьюшка, макнув язык в свою кислятину и тем ограничившись, — вы тут говорили о генах и наследственности — а кто был Ниночкин папа?
Вот подруга вывезла! Прямо в яблочко бьет! Ну-ка посмотрим, как Алла Константиновна этот выпад парирует? Будет после сегодняшней откровенности дальше запираться или нет? Сама ведь на этот разговор навела — ах, дурное влияние, наследственность не переспоришь… Вот давайте и посмотрим, что там в нас заложено и кем?
— Кто он был? — переспрашивает Алла Константиновна, словно не поняла вопроса. Но не в этом дело — время, конечно, тянет, ответ подыскивает. Но почему? Неужели не помнит ничего? — Да в общем, обыкновенный мужчина. Неглупый. Вспыльчивый. Отходчивый. Но, я бы сказала, поверхностный. Довольно типичная картина, не правда ли?
Ну конечно, типичная. Однако вы поглядите на эту Драконшу. Вы послушайте, что она говорит о своем бывшем муже и отце своей дочери. Он, видите ли, типичное ничтожество, чепуха и прочее. А она, позвольте спросить, кто? Интересно, что Алик думает об этом зазнайстве?
А он, кажется, ничего не думает — опять поднимает рюмку, демонстрирует, что она пустая, спешит намыливаться. Однако надо это дело несколько притормозить, сегодня не тот случай, чтобы купаться, — разговор серьезный идет.
— Нина, может быть, хватит? — спросила Алла Константиновна. — У тебя завтра трудный день. Ну как ты полетишь?
