Антонина Коптяева - Том 5. Дар земли

— Это неверно, Зарифа-апа… то, что не скучно! У меня здесь, в груди, — страшная пустота. Мы столько говорим о новой советской семье, о любви, но почему серьезные девушки выходят замуж не любя. Подумаю — тошно делается.

Зарифа упрямо качнула головой.

— Думаешь, она его не любит?

— Да.

— Мне сначала тоже казалось, что она от обиды вышла за Груздева, может быть, даже назло тебе. Но потом…

— Что потом?..

— Присмотрелась я к ним. Ты представить не можешь, как много значит для женщины возможность гордиться мужем. Равенство равенством, но хорошо, когда он стоит на ступеньку выше, особенно если не подчеркивает своего превосходства…

«Мною гордиться Надя не смогла бы! — подумал Ахмадша. — А сейчас она просто презирает меня. Да, презирает, но и любит! Все равно любит!»

Он взял с тарелки кусок свежеиспеченного пшеничного хлеба, вдохнул с детства радующий запах, напоминающий о нагретой солнцем земле.

Сейчас деревца в палисаднике стояли голые, топорща черные от дождя ветки. Дальше виднелись крутые шиферные крыши. Навесы балконов и застекленные террасы смягчали строгие линии домов. Город жил, строился, полнился детворой. Придет весна — и снова оденутся листьями кусты и деревья, а неужели он, Ахмадша, должен навсегда похоронить свои надежды?

Больше всех волновался Федченко. Он в эту ночь почти не спал, и пожилая властная жена даже пригрозила, что отведет его под холодный душ — остудить клокотавшее в нем горячее беспокойство.

Приезжали и раньше на завод ответственные товарищи из Совета Министров. Старый технолог вел себя спокойно, солидно: дескать, и мы неплохие работники у советской власти, а тут что-то выбило из колеи.

То ли долгая канитель с проектом установки утомила его, то ли накипел на душе протест против пустого транжирства, — ведь день и ночь полыхали факелы, сжигая драгоценные газовые отходы крекингов, — только не мог заснуть Федот Тодосович. Осторожно, боясь разбудить супругу, вставал он с кровати, подходил к окну, дышал холодком, тянувшим в полуоткрытую форточку, потом на цыпочках крался в кабинет и снова начинал вдумываться в россыпь цифр.

Глядя в потолок широко открытыми глазами, лежал без сна в постели и Груздев, с нежностью, переполнявшей его сердце, прислушивался к тихому дыханию спавшей рядом Нади и вдруг тоже начинал подсчитывать заводские резервы. «Ведь какую красивую жизнь можно устроить народу, если использовать по-хозяйски наши колоссальные возможности!» — думал он. Недавно был он вместе с Надей на вечере в клубе и удивился тому, как принарядились бетонщицы, которые, сделав себе высокие прически, веселыми стайками ходили по клубному фойе в юбочках колоколом.

Ленка с сейсмической разведки запросто подошла к молодой жене директора. На ней были новенькие остроносые туфли с каблучками не толще карандаша.

— А что, красиво? — задорно спросила она Груздева. — Конечно, мы приходим в простых ботинках, а здесь переобуваемся. — Пряча ногу под стул, она быстро сняла воздушную «обувку» и, поставив ее на ладонь, смеясь показала директору и его жене, перед которой не то стеснялась, не то немножко заискивала. — Из пластмассы каблучки, а внутри шпильки стальные. Не ломаются, но дороговаты. Заграничная продукция!

«А Мирошниченко на своих прессах мог бы наштамповать этого добра сколько угодно», — подумал Груздев — и размечтался о том, как эта Ленка, рабочая девушка, сойдет вскоре по ступенькам Дворца культуры на каблучках-гвоздиках и сядет в машину с невыгорающим корпусом из пластмассы, с облегченным мотором и нестареющими шинами. Без гари, без выхлопов, отравляющих городской воздух, на высокооктановом бензине, — впервые в стране полученном в здешнем цехе каталитического реформинга, — покатит эта машина недалекого будущего по асфальтам, сделанным тоже из своего заводского битума.

И растревоженный Груздев среди ночи так же, как Федченко, крадучись, ушел в кабинет и сел за деловые выкладки.

Встреча, которой предшествовало столько хлопот и волнений, прошла удивительно просто.

Заместитель председателя Совета Министров Союза, моложавый, очень энергичный человек с крутым ежиком волос и глубоко посаженными умными глазами, по-хозяйски ходил по заводу, внимательно осматривал цехи и установки, которые будут связаны с производством полипропилена. От предложения Груздева провезти его по территории (безопасности ради) на машине он отказался:

— Я сюда приехал не для того, чтобы «посетить» завод, а потом присутствовать на банкете. Скоро состоится Пленум ЦК, и вопросы нефтехимии поставим со всей остротой. Надо наверстать упущенное нами в этой области. Что вы хотите сказать? — спросил он, заметив порывистое движение Федченко.

— Пора, пора оказать нам решительную поддержку, а то мы лбы расшибли о такую стену, как Петр Георгиевич.

— Кто это?

— Карягин. Начальник нефтяного отдела Госплана Федерации, — торопко пояснил Федченко, боясь, как бы Груздев не перехватил инициативу в разговоре. — Уж очень много сил мы потратили на волокиту, им созданную. Вот снова подтвердили, что у нас сырья на десять тысяч тонн полипропилена, но если вы дадите дело на заключение в Госплан Карягину, то он опять скажет, что сырья у нас нет. И так до последней возможности будет возражать, потому что он нас именно «посещает», как верхогляд, а исстари поговорка в народе: «Бог посетил», — то есть беда пришла! Тут я вроде зарапортовался, но бог вправду тоже верхогляд!

— По вопросам планирования предстоит особый разговор, — сдержанно сообщил заместитель председателя Совета Министров, с интересом осматривая объективы термического крекинга.

Баркова и Груздева не удивила его эрудированность в области переработки нефти, а Федченко был поражен. Ему казалось: главное дело членов правительства — общее руководство, вопросы большой политики, и он не ожидал, что такой высокопоставленный человек сможет разбираться в конкретных задачах производства. Поэтому-то и не спал ночами Федот Тодосович, готовился разъяснить и доказывать. Основное, чего нужно было добиться, полагал он, — это чтобы правительство «уделило внимание», «выслушало» и «вынесло решение». Федот Тодосович понимал, что значит для страны Москва, Кремль, Совет Министров. Потоки писем стекаются отовсюду по этому адресу. Заводу повезло: завод добился внимания! И теперь главный технолог, поправляя украдкой свои пышные усы, старался «пояснить», «добавить», а при случае и «капнуть» на тех, кто чинил помехи делу, и ревниво прислушивался к тому, как «информируют» Барков и Груздев.

— Главная задача — комбинированная переработка нефти. Пусть химию не отделяют от нас, — сказал Федченко, снова придвигаясь к члену правительства и с изумлением ощущая, будто давно знаком с ним и готов с утра до вечера рассказывать ему про заводские дела, — хорошо бы пригласить его к себе домой (жена приготовит обед куда лучше, чем в столовой) и поговорить обо всем в спокойной домашней обстановке.

— Сейчас мы в основном получаем то, что физически содержит нефть, то есть бензин, мазут, керосин, а газы (такое богатство!) сжигаем. Становится обидно, когда подумаешь, что при углубленной комплексной переработке мы могли бы давать в десять раз больше, чем даем сегодня, — говорил Груздев, который уже досадовал на говорливость главного технолога, хотя прекрасно понимал его.

Барков вел себя куда скромнее: по-солдатски четко и охотно отвечал на вопросы — и только.

Заместитель председателя сказал:

— Надо учесть и то, что затраты на производство свинца, например, огромны по сравнению с затратами на производство пластмасс, а тонна полиэтилена или капрона может заменить в промышленности до десяти тонн свинца или других металлов. Поэтому надо быстрее развивать нефтехимию. Если мы станем на позицию людей, которые гонят ее с перерабатывающих заводов, заведем это великое дело в тупик.

— Все зло — от уродливого планирования! — снова разразился Федот Тодосович и сам смутился от своей резкости.

— Да, многое еще идет по привычной, но устаревшей колее, — согласился заместитель председателя.

Очень внимательно, уже вместе с подоспевшими секретарями обкома и Сошкиным, осмотрел он полипропиленовую установку, упрекнул Груздева за стремление все, вплоть до катализатора, делать собственными руками, но новаторскую работу одобрил и обещал поставить в ЦК вопрос о совмещении нефтепереработки с нефтехимией.

Несколько дней он провел на заводе, побывал и на стройбазе, и на устройстве очистных сооружений, которым здесь уделялось особое внимание, поинтересовался планировкой города. Много было разговоров у камцев после его отъезда. Когда Груздев упрекнул Федченко за излишнюю горячность, тот задумался, потом сказал с обезоруживающей улыбкой: