Максим Горький - Антология русского советского рассказа (30-е годы)

1931

Юрий Тынянов

Малолетный Витушишников

Ночь была проведена беспокойно. Дважды поднимался и окидывал комнату строгим взглядом. Потом было сказано:

— То-то.

И сразу же, завернувшись в боевую шинель, уснул.

Он лежал на узкой походной кровати. Похода не было, но иногда к вечеру он уединялся в «походную» комнату, свой боевой кабинет, и там, завернувшись в простую серую шинель, — засыпал.

Было замечено, что такие уединения совершались обычно после дней, когда он бывал отягощен семейными государственными делами.

Вчера и был такой день: Варвара Аркадьевна Нелидова отлучила императора от ложа.

Проведя ночь на боевой постели, он обычно вставал полный решимости. Всегда умывался холодной «солдатской» водой, растирал мускулы и несколько секунд гладил то место, под которым должна быть грудобрюшная преграда. Предложение лейб-медика Мандта для снятия излишнего. Затем быстро одевался и внезапно являлся.

Так было и теперь. Завтрак прошел превосходно. Он приласкал наследника и сказал любезность. Затем отправился в телеграфную комнату — год назад первый электрикомагнитический телеграф был проведен из его зимнего дворца к трем нужным лицам: шефу жандармов Орлову, главноуправляющему инженерией Клейнмихелю и фрейлине двора Нелидовой, которая жила по Фонтанке. Изобретение ученого сотрудника III отделения, барона Шиллинга фон Капштадт. Чуждаясь обыкновенной азбуки, он предпочитал собственную систему шифров — le systeme Nicolas[7]. Выслав вон телеграфного офицера, он сам послал особое слово к фрейлине Нелидовой, означавшее:

— Barbe[8].

Несмотря на то что депеша, вероятнее всего, достигла назначения, ответа не было.

Повторено:

— Barbe.

Затем, с поспешностью и огорчением, послано сразу:

— Вы все еще сердитесь?

Вскоре электрикомагнитический аппарат принял ответ:

— Ваше величество…

Обычно для сокращения употреблялось: «Sire — государь».

— … увольте…

Император с длинным карандашом в руке расшифровывал значение слов.

— … на покой…

Он положил карандаш.

Легкий вздох, он нахмурился, и с телеграммами на этот день было покончено.

Потом был выход и прием различных дел.

Ссора имела следующую причину.

Будучи образцовым, являясь по самому положению образцом, император желал одного: быть окруженным образцами. Варенька Нелидова была не только статна фигурою и правильна чертами, но в ней император как бы почерпал уверенность в том, как все кругом развилось и гигантскими шагами пошло вперед. Она была племянницей любимицы отца его, также фрейлины Нелидовой, — что, как человека, его вполне оправдывало, — и для отошедшей эпохи получалось невыгодное сравнение. Та была мала ростом, чернява и дурна, способна на противоречия. Эта — великолепно спокойного роста, с бледной мраморностью членов и с тою уменьшенной в отношении к корпусу головой, в которой император видел действие и залог породы.

Несколько дней назад, при обычном представлении императору, она вдруг скрыла лицо на его груди и заявила, что понесла. Это было вопросом столь же семейным, сколько государственным.

Как человек, император был приятно удивлен. Днем он особенно милостиво шутил, легко подписал государственный баланс, внезапно наградил орденом св. Екатерины кавалерственную даму Клейнмихель (родственница), и все ему удавалось. Затем обдумал будущий герб и некоторые мероприятия. Для герба он полагал — овальное голубое поле и три золотых рыбки. Титул: герцог или ниже — граф. Фамилии еще не выбрал, но остановился на трех: Николаев, Романовский, Нелидовский. О том, что может быть дочь, женского пола, он не думал. Затем обдумал поведение матери. Она должна ежедневно гулять по Аполлоновой зале или по Эрмитажу не менее часу. Окруженная со всех сторон статуями, видя вокруг себя мраморные торсы и колонны, будучи сама таким образом центром изящества, молодая мать может произвести только изящное.

Но вслед за этим император немного увлекся. Думая в этот вечер исключительно о предметах, связанных с женщиной и ее назначением, он живо представил себе событие всего и ясно увидел сцену: как он впервые приветствует младенца.

Розовый младенец лежит на руках у кормилицы, и он по простонародному русскому обычаю кладет тут же на подушку, «на зубок», маленький свиток — герб и прочее.

На руках у нарядной кормилицы. И незаметно, может быть мимоходом, вспомнив о форменных фрейлинских платьях, нахмурился: с женской формой дело не удалось и вызвало много толков. Тут же он вдруг подумал о форме для кормилиц. И сам удивился: у кормилиц самых высших должностей не было никакой формы. Полный разброд — включая невозможные кофты-растопырки и косынки. Назавтра он сказал об этом Клейнмихелю: пригласить художников, а те набросают проект. Клейнмихель распорядился быстро. Через два дня художники представили свои соображения.

Головной прибор: кокошник, окаймляющий гладко причесанные волосы и сзади стянутый бантом широкой ленты, висящей двумя концами как угодно низко. Сарафан с галунами. Рукава прошивные.

Художники ручались, что дородная кормилица в этой форме широкими и вместе стройными массами корпуса поставит в тень кого угодно.

Форма вызвала одобрение императора, приказавшего только озаботиться ввести более резкие отличия от парадного, также простонародного, костюма фрейлин. И она же вызвала ссору.

Вареньку Нелидову вдруг стали поздравлять, и дело получило самую широкую огласку.

Форма для кормилиц временно оставлена под сукном, но третий день уже длилось охлаждение.

Пройдя по Аполлоновой зале, он увидел на мгновение в зеркале себя, а сзади копию Феба, и невольно остановился — он почувствовал свое грустное величие: император, получив горький ответ на свои чувства, — проходит для приема воинов в Георгиевскую залу. И в Георгиевской зале сразу принял эту осанку: старее, чем всегда, много испытавший, император принимает парад старых воинов.

Представлялись старослужилые жандармского корпуса офицеры. Император остановился взором на старом из них. Ему припомнилось, что где-то он уже видел его.

— Мы уже где-то встречались? — сказал он грустно.

— Точно так, ваше величество, имел счастие. Позвольте в отставку, — сказал старец, слезясь.

— Подожди, мой старый… драбант[9],— сказал император, — мы вместе пойдем в отставку.

Все вздрогнули.

Император хотел сказать: старый товарищ, но решительно не помнил, где видел жандарма, и поэтому сказал: мой старый драбант. И об отставке.

Увидя слезы у всех на глазах, остался доволен.

— Входите во вкус делать добро, — сказал он.

Прием кончился.

Двум солдатам Егерского полка карабинерной роты захотелось выпить. Браво солдатствуя уже десять лет, эти двое солдат, соседи по нарам, только раз штрафованные, но не бывшие на замечании, одновременно захотели выпить водки. Предприятие было опасное.

— Рыск, — сказал старший и заерзал спиною.

Казармы стояли в одном из невидных мест, которых было много в Петербурге: в десяти минутах ходьбы были присутственные места, Нева, мост, соединявший Петербургскую часть с Васильевским островом, значительные и важные сооружения; но кругом — сады, голые и черные, табачная лавочка, богадельня, в которой виднелись бодрые инвалиды, а дальше — совершенно прозрачная, белесая дичь. По направлению к присутственным местам был кабак. Старший солдат работал в полковой швальне, и ускользнуть можно было, напросившись в одну из перевозок или на поручение. Речь шла о втором. Но и у второго была надежда: его употреблял по сапожному мастерству ротный командир, и могло случиться, что он мог быть вызван на квартиру для снятия мерки с ног супруги ротного командира.

— Рыск, — сказал сапожник, — без рыску нельзя.

Первый же был озабочен. Он сомневался.

В полку у солдат не было излишнего времени, которое не на что употребить, а излишнее время, оставшееся от строевой службы, швальных и пошивочных дел, чистки обмундирования и сбруи и т. д., заполнялось детскими играми. Если же бывали упущения, командир трактовал солдат как людей совершенно другого, зрелого возраста. Также в праздники делалось исключение — выдавалось по шкалику водки, которую звали «пенник» и «добрый пенник», а шкалик — «чаркой»; тогда же, во время праздника, ребята допускались «до девок», что в полку звалось также «попастись» и «на травку». Больные же и наказанные солдаты пользовались в госпиталях.