Любовь Воронкова - Беспокойный человек
У колодца было весело. Две соседки — сухопарая Дарья в клетчатом полушалке да низенькая толстая Наталья, — опершись на коромысла, оживленно толковали о первомайском празднике, который не за горами, и о том, кто будет варить пиво и как это пиво надо варить… Анка Волнухина, любимая подружка Катерины, воевала с Ваней Бычковым. Анка замахивалась на Ваню коромыслом, а Ваня Бычков все хотел повалить и пролить ее полные ведра, стоящие на снегу. Оба они раскраснелись от мороза и от смеха. Тут же стояли девчонки с ведрами и с коромыслами и хохотали, глядя на них. Звонко поскрипывал колодезный вал под рукой бабушки Анны Шерабуровой, жены деда Антона. Серебряно звякало ведро, ударяясь о сруб колодца…
Настя быстро подошла к бабушке Анне и схватилась за железную, отполированную рукавицами рукоятку вала:
— Бабушка, отойди! Я сама тебе воды достану! Отойди, отойди!.. И тебе достану и себе!
Громкие слова, смешная эта драка, хохот девчонок развеселили Настю. Думы ее разлетелись. Она вертела вал, доставала ведра, полные воды, и сама смеялась вместе со всеми.
— Хлопни его, Анка, коромыслом хорошенько! — смеясь, крикнула бабушка Анна. — Ишь, силу-то ему девать некуда!
— Вот и хлопну! — отвечала Анка, задыхаясь от смеха. — А то жалеть буду, что ли! Подойди, подойди только!
В этот миг Ваня извернулся, толкнул ногой Анкино ведро и бросился бежать. Вода хлынула под ноги всем, кто стоял у колодца. Поднялся крик, хохот…
— Ах, леший здоровый! — сказала бабушка Анна. — И много валенки подмочил!
Анка схватила пустое ведро и бросилась снова черпать. Дарья и Наталья вспомнили, что домой пора, и тоже взялись за ведра, в которых, кстати, пока они толковали, ледяная корочка наросла.
Настя налила свои ведра и подошла к девочкам. И тут у них пошли свои разговоры:
— Настя, уроки сделала?
— Ох, я что-то никак с задачкой справиться не могу!
— У! А я давно решила!
— Настя, — спросила вдруг тоненькая белесая Надя Черенкова, — а правда, что ты из кружка выписалась?
Настя вспыхнула:
— Нет, почему это? — Она ловко подхватила ведра на коромысло. — Вот еще что выдумали! — И, чуть-чуть покачиваясь на ходу, направилась домой.
Бабушка была дома. Настя быстро взглянула на мать. Мать улыбнулась ей глазами и ямочками около губ. Видно, уже о чем-то говорили с бабушкой…
А Марфа Тихоновна, ничего не заметив, сказала:
— Ты, шеф, что же перестала в телятник ходить? Вот я пионерам вашим скажу! Обязанностей своих не исполняешь. Уж там дед Антон об тебе беспокоится.
Настя подошла к бабушке, обняла ее за шею и на минутку прижалась лицом к ее синему платку. И тут же, схватив ведра, побежала еще раз за водой — кадочка была неполная.
Проходя мимо Нилова двора, она поставила ведра на снег И побежала к Ниловым.
Староста юннатского кружка Володя Нилов рубил сучья аи двором около поленницы. Увидев Настю, он воткнул топор и колоду и стоял, похлопывая большими рукавицами. Что-то еще она сообщит ему сегодня?
— Володя! — крикнула Настя. — Ты меня не зачеркивай! Я Золотую Рыбку воспитывать буду!
Книги, несущие беспокойство
Катерина вышла за соломой для подстилки своим коровам, да что-то поглядела вокруг, прислонилась к воротине и забыла про солому. Солнце грело по-весеннему щедро. Снег на южном скате крыши растаял, и темная, влажная дранка дымилась, подсыхая под горячими лучами. Сколько запахов, тонких, еле уловимых, бродило в воздухе! Пахло подтаявшим снегом, который лежал тяжелый и крупноискристый, словно потемневшее серебро. Пахло парной землей с огородов, где уже выступали из-под снега мокрые черные гряды. Из заросшего оврага тянуло свежестью леса и зацветающей ольхой. Взапуски пели петухи по всей деревне, из конца в конец, наполняя сердце какой-то странной и нежной печалью.
Катерина сама не знала, почему это так, но всегда, и даже в детстве, наступление весны нарушало ее ясный душевный мир. Что-то томило ее, какое-то светлое раздумье заставляло подолгу простаивать вот так неподвижно у какой-нибудь воротины. Необъяснимое беспокойство не давало ей сосредоточиться ни на чем, оно куда-то тянуло ее, куда-то звало…
«Вот, наверно, и птицы так же, — думала Катерина: — как наступает весна, так они чувствуют, что надо лететь. Поднимаются и летят. Хоть и устают и голодают, может быть, в дороге, но они летят, летят! Им надо лететь, и они могут лететь — вот-то счастье! А что мне надо? Мне бы тоже тронуться куда-нибудь, посмотреть бы далекие края — море, горы, тайгу… Стройки посмотреть бы… Почему это, как наступает весна, так нет мне покоя?»
Темноглазая девочка пробежала в телятник. Глаза — как вишенки на розовом лице. Д, да это же Настя!
— Настя! — закричала Катерина. — Как дела?
Настя, прикрыв глаза рукой от солнца, поглядела на нее и засмеялась:
— Ничего, хорошо!
— Как наша Рыбка?
— Растет. Уже сено ест!
— Ну, в добрый час!.. А что же это я тут стою? — вдруг опомнилась Катерина. — Стою да петухов слушаю. А коровы подстилки ждут. Ну и ну! Обидятся на меня теперь.
Катерина затянула веревкой огромную охапку соломы, взвалила ее на спину и поспешила в коровник.
Она запоздала: доярки уже убрали своих коров и ушли домой. Только скотник Степан возился в тамбуре, укладывая сваленное с воза сено.
У Катерины прибавилось коров — в крайнем стойле стояла Золотая. Катерина внимательно разобрала солому, прежде чем постелить коровам: вдруг попадется какая колючка — может поранить вымя, или смерзшийся какой-нибудь комок со снегом попадет под бок — неприятно… Катерина стелила солому и без умолку разговаривала со своими коровами. Степан, слушая ее, проворчал:
— С людьми бы так разговаривала! А то коровам — разные ласковые слова, а люди к ней и не подступись! Язык-то сразу как бритва сделается!
В коровнике стояла дремотная тишина.
В открытые окна широко вливался свежий, душистый воздух, и солнечные лучи стремительно прорывались в полутьму коровьих стойл. Только слышно было, как коровы жуют сено да щебечут воробьи под крышей.
Вдруг скрипнула воротина и приоткрылась.
— Катерина здесь?
Катерина разбросала последний клок соломы и вышла из стойла. У ворот стояла Настя.
— Катерина… поди-ка сюда…
У Катерины неприятно заныло в сердце:
— Ты что, Настя?
Настя быстро подошла к Катерине и прошептала, глядя ей прямо в лицо испуганными глазами:
— Катерина… Золотая Рыбка… так же, как те! Заболела! Что делать-то?
— Пойдем! — сказала Катерина и, не оглядываясь на Настю, поспешно, почти бегом, направилась в телятник.
— Я бабушке сказала… Она говорит — обойдется, — рассказывала Настя на ходу, — а я вижу, что у нее глазки не такие… Я сразу, как пришла, заметила!..
Катерина с некоторым усилием открыла набухшую дверь телятника, которая тут же тяжело и плотно захлопнулась за ней. Катерине показалось, что ей сразу стало нечем дышать — в телятнике стояла жаркая духота.
Высокая, сухопарая телятница Надежда с изумлением взглянула на Катерину и чуть не выронила из рук охапку сена, которую несла телятам. Телятница Паша, маленькая, слегка рябая девка, увидев Катерину, быстро и лукаво взглянула на Марфу Тихоновну и опять наклонилась к телку, которого поила, будто и не видела никого.
Марфа Тихоновна тоже поила теленка. Не выпуская из рук бадейки, она обернулась к Катерине.
— Ты… что это? — удивленно и с неудовольствием спросила она.
— Марфа Тихоновна, — еле сдерживая волнение, сказала Катерина, — я пришла телочку посмотреть… Золотую Рыбку… Где она тут?
— Вот здесь она, вот здесь! — торопливо ответила Настя. — Вот, около самой печки!
Катерина направилась к печке, из-за угла которой выглядывала желтая белолобая телочка.
Марфа Тихоновна, не допоив теленка, выпрямилась. В ее глазах, будто молния, блеснул гнев.
— Это зачем тебе смотреть? — сдержанно сказала она. — Совсем незачем. Настя, ты что это посторонних в телятник водишь?
Катерина остановилась:
— А разве нельзя, Марфа Тихоновна?
— Я в твой коровник не хожу.
Брови Катерины слегка насупились.
— А если бы у меня в коровнике что случилось, так я бы сама тебя позвала, — с упреком сказала она. — Неужели я здесь такая чужая? Ведь от моей коровы телочка!..
— А что у меня случилось? — сухо спросила Марфа Тихоновна. — Вот тебе на! На Выселках и то знают, а я и не знаю ничего. Надежда, что же это у нас в телятнике случилось?
— Да ничего пока не случилось, — ответила Надежда, не поднимая глаз. — Я не знаю…
— Ну что ты, Марфа Тихоновна! — мягко обратилась Катерина к старухе. — Я просто хочу на телочку посмотреть — как она… Как растет, как… здорова ли… Ну что ты сердишься? От моей Золотой телочка!..
— Вот выгоним в стадо — и посмотришь, — возразила Марфа Тихоновна, — а сейчас уходи, не тревожь телят. Как-нибудь без тебя справимся.
