Владимир Кормер - Крот истории
— Я дезинформацией не занимаюсь!
— Ладно, это я так…
— Я указал на него, потому что, повторяю, сейчас нет другого, более подходящего человека!
— А проблема и не в человеке! В чем?! А проблема в том, что у нас нет… концепции). Вот в чем соль! Мы, прежде всего, не знаем, что с этой самой республикой S=F делать, зачем она нам нужна! И в этом вся загвоздка. Нужно ли нам ввязываться? Была бы концепция, человек бы тут же нашелся! А у тебя есть концепция? У твоего Интерлингатора она есть?! Ищу человека! Это волюнтаризм! Главное, понять общую тенденцию! Понять, как выражается всеобщая закономерность в данном единичном или особенном случае. Тебя же учили… Надо шире смотреть на вещи…
— Благодарю за совет. Но, кроме общих рассуждений, мы должны еще делать конкретное дело, принимать решения, направлять события, а не плыть по течению… И в том, что касается затронутого вопроса, я настаиваю, что Интерлингатор…
— Опять?! Ну ты упрям… А ты уверен, что Интерлингатор так уже рвется к предназначенной ему тобой роли?
— Уверен.
— Ты его так хорошо знаешь?
— Да. Он достаточно честолюбив, чувствителен к власти, к первенству… тщеславен…
— Ну, насчет честолюбия ты, разумеется, разбираешься. Это я не спорю… А кроме этого, по-твоему, ничего нет?
— А что еще?
— Хороший вопрос! Ха-ха-ха-ха!
— Я спрашиваю, что ты имеешь в виду, говоря об Интер-лингаторе!
— А то, что кроме честолюбия надо еще иметь характер. Надо уметь трудиться, работать, преодолевать трудности! А они работать не любят, ни один, ни другой, ни третий. Боятся, хотят всегда чистенькими остаться, так, язычком потрепать еще куда ни шло, а уж руки приложить, где им! Потому и не получалось у них никогда ничего, что как только нужно за дело браться, они сейчас в кусты! Мало ты за них поработал? И мало дел они завалили?! В другой ситуации кое за что можно было бы и к стенке поставить!
— Ну, довольно! Начинается любимое: «к стенке», «расстрелять», «четвертовать»…. И сразу всех троих! Никак не меньше!
— Да, всех троих! А ты, конечно, за Тимура обижен! Он очень тебе дорог!
— Да. А ты таких вещей не понимаешь? Тебе такие чувства неизвестны?
— Скажите, какой пафос! Что ж, ваша «великая дружба» продолжается? Крепнет?
— Это здесь ни при чем…
— Нет, а в самом деле, ты часто с ним встречаешься? Все обсуждаете проблемы, а?
— Когда надо, и встречаемся, и обсуждаем…
— А когда, кстати, ты видел его последний раз?
— Что за вопрос? Какое это имеет для тебя значение?
— Мне тут сказали… — Что?
— Нет, ты скажи, когда ты его видел последний раз?
— Видел недавно, видел. Не беспокойся, старая дружба не забывается!
— Ха-ха-ха! Ха-ха-ха! Вот и я о том же!..
Внезапно лицо его отвердело, он побледнел, глаза стали совсем рысьи:
— А ты знаешь, что Тимур Интерлингатор собирается уехать?!
14 апреля
Люкс-бой. Конц(епция). Див(ан)
Накануне мы сидели с Паутовым еще долго. Когда он сказал мне про Тимура, я сразу все понял, но никак не мог смириться, прикидывался, что не верю, спрашивал: «Куда „уехать“? в S=F? Он там никогда не был! Не в S=F, так куда же, в Израиль? Не в Израиль, а вообще из Союза, в Штаты, например? Не верю, не верю!» — а сам про себя думал, что этого следовало ожидать, что только этого-то и следовало ожидать, и как я мог не учесть такой возможности! Паутов получил, наверно, удовольствие, потешился. Пригодились артистические способности! Меня поймал, как щенка. Зачем я сказал ему, что вижусь с Тимуром, что старая дружба не ржавеет?! Я не встречался с Тимуром года полтора, с похорон Розы Ивановны, и до того не встречался тоже около года. Мы давно разошлись, мы не могли смотреть друг на друга! Так зачем вчера было хвастаться, врать?! Из пошлого самолюбия, хотел поддеть Паутова, а что вышло — дал ему в руки такие козыри! Чтобы он теперь трезвонил на всех перекрестках, будто я был заранее хорошо осведомлен о намерении Интерлингатора-младше-го покинуть нашу страну. Нет, трезвонить не будет, он не новичок, просто где надо намекнет, скажет, потупя глаза, тихонько, будто бы с сожалением, с трудом, чтоб видели, как неприятно ему произносить нечто компрометирующее меня… Впрочем, актерство это, всякие там психологические нюансы не имеют значения. Важен факт — мой отъезд под угрозой! Задержка, впредь до выяснения обстоятельств, вполне вероятна.
Более того. Интерлингатор-старший, Вольдемар, под угрозой тоже. Скажут: «Как можно полагаться на человека, когда его собственный сын предал Родину, он ведь здесь родился, советский гражданин, не так ли?» Или: «Нет-нет, честность Вольдемара Вольдемаровича у нас не вызывает возражений, он старый испытанный боец, но подумайте сами: что будет, если пронюхают буржуазные газеты (а они обязательно пронюхают, не могут не пронюхать)?! Сенсация! У руководителя партии, борющейся за социализм, сын уезжает из первой в мире социалистической страны, страны реального социализма! Это сразу подорвет авторитет и его самого и всей партии!» При этом каждый будет думать про себя: «А что если у папы с сыном это выношенный план?! Что если папаша решил вперед отправить сына, а потом смылиться и самому? Разве мало было таких? Рассудил, что здесь ему не прорваться, и замыслил дать деру. Напишет мемуары, знает он много, издаст, получит денежки, будет жить остаток дней припеваючи! Кому за него писать вместо Вадима Кольцова, он и там найдет!» Что возразить на это? Скажешь: я за него ручаюсь? Чего стоит твое ручательство!..
Хорошо, пусть не так. Пусть папаша честный человек, преданный, стойкий, испытанный, проверенный-перепроверенный. Пусть… А сын?! Сын знает мало?! Мало он здесь повидал?! Мало о чем наслышан?! А сколько их, таких вот люкс-боев, уехавши на Запад, сделались злостными антисоветчиками?! Не папаша, так сын напишет, ему тоже есть что вспомнить, да и помощь ему не потребуется, он получше папаши пишет, голова на плечах… Одна надежда, что характер не тот, политика ему противна… С другой стороны, ведь это она здесь ему противна, а там, быть может, все будет наоборот?.. Опять же, как вспомню наши споры… теперь уже двадцатилетней давности… И вот: прибываю я в S=F, а в это время в Нью-Йорке выходят мемуары, где мне посвящено энное число прекрасных страниц! Скандал! Провал полный и окончательный! Меня эвакуируют первым же рейсом, спецрейсом. Приеду под конвоем, как преступник…
Какой же выход? Прежде всего проверить: так ли это? Паутов мог меня купить, нарочно, по злобе, чтоб заставить понервничать, поволноваться. Соврал, да и все тут, а он (то есть я) пусть побесится. Весьма похоже, что соврал. Вместе с тем, раз уж такая счастливая мысль пришла ему в голову, он безусловно выжмет из нее все возможное. Он опытный игрок и на одноходовые комбинации энергии тратить не станет. Каждым выстрелом надо убивать нескольких зайцев, каждую котлету надо кушать минимум два раза. Стало быть, собрался Тимур уезжать или нет, он (Паутов) все равно будет теперь всюду ходить и внушать, что собрался! Тем не менее проверить необходимо. У Тимура были еще недавно (когда уже начались отъезды) и патриотические, так сказать русофильские настроения. Он даже, видите ли, считал себя русским! Года три назад, помнится, обсуждали мы с ним эту проблему, так он кричал в том духе, что, дескать, невозможно жить не в России и прочее. Если эти настроения у него сохранились, то он может и взъерепениться, вплоть до того, что может обратиться с заявлением в соответствующие инстанции: клевета, мол, я — русский, и никуда отсюда ехать не собираюсь… Да, надо проверить, надо… А как проверить?
Представить себе, что я говорю по телефону с Тимуром или с папашей и спрашиваю: правда ли? я тут услышал… — невозможно! Даже если улучить мгновение, когда у телефона никого нет. Нет, это без разницы — телефон прослушивается! Не здесь, так у Интерлингатора! КГБ переполошится… Нет, этого делать нельзя. Можно, конечно, сформулировать вопросы корректно, Интерлингатор поймет… Ну и что? Скажет: «Да, я вас понял. К сожалению, это так. Мне нужно поговорить с вами…» Стало быть, придется ехать в Москву. Записка моя тогда горит синим пламенем. В Москве меня может так закрутить!.. А кроме того, что, если за Интерлингаторами уже следят?! Хорошо, пусть не за старым Интерлингатором, а хотя бы только за Тимуром?! А ведь Вольдемар наверняка потребует от меня, чтобы я шел уговаривать Тимура!.. М-да… ни о какой загранице тогда и мечтать нельзя… Положим, вряд ли за ним следят, ну а все-таки… вдруг?! Нет, торопиться нельзя… Время есть еще, хотя Паутов успеет-таки навредить порядочно, раскручивая свою счастливую идейку… Нет, я должен взять себя в руки. Я должен еще здесь продумать ответные ходы, чтобы, выйдя, нанести удар наверняка! Спокойно, спокойно, потеряно не все! Ты еще узнаешь, с кем имеешь дело!
Итак, обмозгуем… Во-первых, как быть с женой? Она вернется через две недели. Не лучше ли не сообщать ей о последней новости, чтоб не сбивать с толку, чтоб шла и говорила уверенней?! Помимо всего прочего — кто ее знает? — вдруг взыграет ретивое?! Тоже ведь русская, патриотка, да и дочь партийного работника, — взовьется: «Вот, надо знать, с кем якшаешься! Предательство! Его здесь воспитывали, кормили, а он!..» Нет, так она не скажет, она человек благородный и умный. И конечно лучше, если она узнает от меня, а не со стороны. Если узнает со стороны, вот тогда рассвирепеет… Подготовить ее надо, и при некотором везении в какой-то степени нейтрализовать урон она сможет.
