Карен Шахназаров - Курьер
Закончив эту тираду, Семен Петрович откинулся в кресле и склонил голову, как бы приглашая меня ответить ему.
– Это невозможно, сударь, – брякнул я.
Честно говоря, я вовсе не хотел обидеть или шокировать его. Это дурацкое «сударь» вырвалось у меня само собой, нечаянно. Семен Петрович остолбенел. Он даже не рассердился, а просто не находил что сказать. Слово-то действительно вроде бы самое необидное, но какое-то неуместное и никчемное.
Воцарилась длительная пауза, в продолжение которой я смотрел в потолок, и поэтому не знаю, чем занимался Семен Петрович.
– Почему же вам это невозможно?.. – наконец сказал он и добавил: – Сударь.
Здесь у меня случилось какое-то замыкание. Меня понесло. Я и сам понимал, что несу околесицу, но остановиться не мог, и события стали разворачиваться стремительно.
– Видите ли, – начал я с пафосом, – мы, я и ваша дочь Катя, любим друг друга! Признаюсь, что с моей стороны было непорядочно столь долгое время скрывать от вас истину, но, поверьте, это получилось ненарочно. И вот теперь, когда все так счастливо открылось, я вручаю вам в руки нашу судьбу и прошу благословения!
И я чуть было взаправду не грохнулся перед ним на колени. Семен Петрович смотрел на меня с изумлением.
– Подожди, подожди, – пробормотал он. – Как ты сказал? Вы что же, решили пожениться?!
Но я прервал его:
– Наши отношения зашли слишком далеко. Я как человек благородный не могу поступить иначе и прошу руки вашей дочери!
– Что?! Что?! – промычал Семен Петрович.
– Екатерина Семеновна в положении! – воскликнул я и почувствовал, что сейчас упаду в обморок.
– Как?!
Семен Петрович вскочил из кресла и смотрел на меня, выпучив глаза. Я развел руками. Тут Семен Петрович неожиданно резко бросился ко мне и, усадив на кушетку, присел рядом. Я молчал, тяжело дыша. Семен Петрович тоже, не находя, что сказать, вытирал платком лоб.
– Так, – наконец проговорил он.
– Да-с! – повторил я запальчиво.
– Ну, ничего, ничего, – похлопал меня Семен Петрович по спине и, заметив пятно на моем плече, аккуратно отряхнул его рукой. – Это дело такое… – сказал он. – Когда же вы успели?
Я махнул рукой.
– Ладно, ладно. – Семен Петрович вздохнул. – Как же вы жить собираетесь?
– Трудности нас не пугают, – сказал я.
– Это правильно, но все же вы еще так молоды. Катя на первом курсе, и ты вот… – Он запнулся и потом осторожно спросил: – Ты поступать-то в институт думаешь?
– Высшее образование для меня не самоцель.
– Конечно, конечно… Ты, пожалуйста, не думай, я не такой уж ретроград. Высшее образование не самое важное в жизни… – поспешно заверил он меня. – Но, надеюсь, ты не собираешься всю жизнь работать курьером?
– Я сочиняю стихи, Семен Петрович, – серьезно сказал я.
– А-а… – озадаченно протянул Семен Петрович. – Это хорошо. И что же, печатаешься?
– Пока нет, – с достоинством ответил я.
– Понятно. Ну, а стихи-то получаются?
– Могу прочитать… Вот, к примеру, из последних. – Я встал и, приняв подобающую позу, с чувством продекламировал из Пушкина:
Цветок засохший, безуханный,Забытый в книге вижу я;И вот уже мечтою страннойДуша наполнилась моя…
Семен Петрович слушал, рассеянно кивая головой. Когда я закончил, он сказал:
– Что ж, по-моему, недурно. Что-то напоминает, правда… Или стиль такой старомодный. А в общем, очень недурно.
Я скромно потупил голову и хотел еще что-нибудь прочитать, но вовремя опомнился и промолчал. Семен Петрович выглядел вполне удовлетворенным.
– Я, пожалуй, пойду, – сказал я. – А то поздно…
Семен Петрович улыбнулся.
– Конечно. – Он проводил меня до дверей кабинета. – Заходи. Может быть, и родителей как-нибудь пригласишь к нам…
– Непременно, – ответил я.
Мы пожали друг другу руки, и я вышел в коридор, где меня поджидала Катя. Когда я увидел ее, мне стало стыдно. Я понял, что совершил чудовищное предательство, и хотел было рассказать ей все, но у меня язык не повернулся. Чувствуя, как лицо скривила нелепая, придуманная усмешка, я пробормотал:
– Все нормально… Поговорили… о том, о сем…
Катя истолковала мою интонацию по-своему, и ее взгляд сделался озабоченным и твердым.
– Ты не расстраивайся, – сказала она. – Я тебе позвоню вечером.
Она мне действительно позвонила. Вечером, очень поздно. Я в это время сидел перед телевизором, тупо уставившись в голубой экран.
Катя говорила негромко, но очень отчетливо.
– Как же ты мог, Иван? – спросила она. – Зачем?..
И положила трубку. Если бы она сказала еще хоть одно слово, мне, наверное, было бы легче. Может быть, это только так казалось…
– Кто это? – спросила мама.
– Так… номером ошиблись.
На следующий день, отпросившись с работы, я с утра отправился к МГУ. Я поехал в надежде увидеть Катю, хотя понятия не имел, что скажу ей при встрече.
Погода в тот день переменилась к лучшему. Так бывает, когда осень в самый разгар ненастья вдруг подарит несколько солнечных и теплых дней. В университетском парке по этому поводу было многолюдно. Шурша опавшими листьями, студенты и студентки прогуливались по аллеям; вытянув ноги, сидели на облупленных лавочках, млея под солнцем, глазели по сторонам. Их безмятежное настроение быстро передалось и мне. Я уверовал, что непременно встречу здесь Катю, и это уже нисколько не пугало меня. Однако, когда в третьем часу дня я действительно увидел ее, моя самоуверенность улетучилась в мгновение ока.
Катя шла по центральной аллее в компании двух молодых людей. Я обогнал их по параллельной дорожке и потом с беспечным видом, сунув руки в карманы, направился навстречу. Но за оживленной беседой Катя не обратила на меня ни малейшего внимания. Мне пришлось повторить трюк, но на сей раз, переменив тактику, я изображал человека, погруженного в глубокое раздумье, и, устремив взгляд под ноги, как бы не видя ничего вокруг, ринулся прямо на них, рассчитывая столкнуться с Катей нос к носу. Пройдя таким образом метров сто и ни с кем не столкнувшись, я украдкой осмотрелся и не обнаружил перед собой ни Кати, ни ее кавалеров. Обернувшись, я увидел их уже сидящими на лавочке. Я пошел обратно и, минуя лавочку, где они расположились, громко запел: «Чита-грита, чита-маргарита, а-а…» На этот раз на меня обратили внимание. Один из парней сказал:
– Где-то я уже видел эту рожу… А, Валера?
– Он уже третий раз мимо нас шныряет, – сказал Валера.
Я, словно нехотя, взглянул в их сторону и встретился глазами с Катей.
– О Катя! – воскликнул я с радостным изумлением. – Привет.
– Привет, – холодно ответила Катя.
– А я вот решил прогуляться немного, – сказал я, доброжелательно улыбнувшись. – Погода хорошая.
Катя молчала. Молодые люди, никак не прояснив своего отношения к погоде, молчали также. Их угрюмые лица не предвещали ничего хорошего.
– Солнце жарит, прямо как летом, – продолжил я свою мысль.
Катя презрительно хмыкнула и, обратившись к парню, который обозвал меня «рожей», спросила:
– Что же было дальше, Илья?
– Что?
– Ну, ты рассказывал что-то интересное…
– А-а… Дальше… Мы с Митькой, значит, приходим, а они там все пьяные, валяются, кто где… – начал было Илья и тут же замолк. – Нет, – сказал он, – не понимаю, чего этот тип стоит над душой?!
– Может быть, дать ему по рогам? – предложил Валера.
– Не надо, – сказала Катя. – Это мой двоюродный брат. Он только вчера из Витебска приехал. Я ему университет обещала показать.
– Брат? – Валера был озадачен. – Какой-то он у тебя странный.
– Да, – сказала Катя, – он тронутый немного. Его в детстве с третьего этажа уронили.
Илья и Валера с любопытством посмотрели на меня, а я, изображая нервное расстройство, задрыгал правой ногой. Катя поспешно подошла ко мне.
– Ладно, мальчики. Вы идите, а я покажу ему МГУ. – И Катя потащила меня по аллее. – Хватит тебе дергаться, – тихо проговорила она. – Просто шут гороховый. Вечно меня позоришь.
– Так они же смотрят, – сказал я.
Мы свернули в боковую аллею и здесь остановились.
– Зачем ты пришел? – спросила Катя.
Ее вопрос застал меня врасплох. Хотя я ожидал его с самого утра, но в какой-то момент мне показалось, будто все уладилось само собой, и теперь растерялся, не зная, что ответить. Катя смотрела на меня серьезным, внимательным взглядом.
– Я хочу извиниться перед тобой за вчерашнее, – пробормотал я.
– Хорошо, – сказала Катя. – Считай, что я простила тебя. Это все?
Я понял, что она сейчас уйдет, и торопливо сказал:
– Нет, не все. Мне надо поговорить с тобой.
Катя пожала плечами.
– Давай присядем, – предложил я.
Мы сели на лавочку. Я был весь в напряжении и, пытаясь расслабиться, закурил. Катя, словно не испытывая ни малейшего неудобства, положила ногу на ногу, скрестила руки на груди и со скукой на лице смотрела куда-то вдаль.
– О чем ты хотел поговорить? – спросила она с иронией.
– Я тебя прошу извинить меня, – тупо повторил я. – Я больше не буду.
