Александр Шевченко - Под звездами

ПОД ЗВЕЗДАМИ

Повесть

...Тут передний край не батальонаИ не дивизии, ты это знай!Тут будущего, битвой озаренный,Тут счастья нашего — передний край!

ГЛАВА I. МЕТЕЛЬ

— Чего стали там? — закричал Шпагин, прикрывая лицо рукавом полушубка от неистового ветра, бившего навстречу густым колючим снегом.

Но ветер подхватил крик и унес в темноту, даже сам Шпагин еле расслышал его.

Он остановился.

Перед ним темнеют высоко нагруженные, накрытые брезентом сани; на передке неподвижно сидит облепленный снегом, похожий на снежную глыбу солдат; впереди Шпагин еще различает голову лошади с длинной гривой, развеваемой ветром, а дальше все теряется во мраке и кружении снега.

Упругий хлесткий ветер то гудит угрожающе где-то вверху, в непроницаемой тьме, то вдруг налетит с пронзительным свистом, засыплет ворохами снега, затреплет яростно полушубок.

— У-у-у, а-а-а, о-о-о! — с оглушающей силой ревет тысячеголосая стихия.

Ветер гонит по снежному полю громадные, кипящие белой пеной волны снега, мечет их из стороны в сторону, крутит и вскидывает высоко вверх, до самого неба — весь мир поднялся на дыбы и кружится в метельном вихре.

Шпагин поплотнее запахнул полушубок.

«Разбушевалась непогода!.. Окажись один в поле — погибнешь!»

Он оглянулся.

Солдаты, отвернувшись от ветра, переступали с ноги на ногу, подталкивали друг друга локтями, похлопывали себя тяжелыми меховыми рукавицами.

— Злой мороз: так и рвет, так и кусает! — потирая рукою лицо, проговорил стоявший рядом со Шпагиным коренастый большеголовый сержант в заиндевелой ушанке.

— Что, Молев, устали солдаты? — спросил Шпагин.

— Да нет, ничего. Ветер дикий навстречу — с ног валит! — ответил Молев, закидывая за спину съехавший с плеча автомат.

— Ух, и метет сегодня, товарищ командир! До костей прохватывает, даже изнутри застыл весь! — с веселым удивлением сказал один из солдат, будто это обстоятельство доставляло ему удовольствие.

— Ноябрь, а зима вовсю лютует, — пробасил другой, снимая с усов и бровей намерзшие сосульки.

Солдаты расступились, к Шпагину подошел молодой офицер в белом полушубке.

— Почему стоим, товарищ старший лейтенант?

Шпагин повел рукой в темноту:

— Ничего не видно — такая круговерть! Как у вас — нет отставших?

— Нет, что вы — у меня ребята молодцом! Без привала дойдут до дневки!

Шпагин улыбнулся, но не стал возражать: он знал, что, командир третьего взвода Пылаев так рвется на фронт, что не замечает никаких трудностей.

Вторую ночь идут к фронту роты стрелкового батальона капитана Арефьева. После переформирования батальон вместе с полком выгрузился на безыменном разъезде, затерявшемся в калининских лесах.

Солдаты идут, тяжело нагруженные оружием, продуктами и тем немудреным скарбом, который помещается в вещевом мешке и с которым солдат никогда не расстается.

Идти тяжело. Деревни, пережившие немецкую оккупацию, безлюдны, дороги не наезжены: некому да и не на чем ездить. Редкие следы пешеходов совсем замела метель, бушующая с неослабной силой вот уже двое суток.

Солдаты, вытянувшись в длинную колонну, идут друг за другом по узкому следу, вытоптанному в глубоком снегу идущими впереди. Передовым особенно тяжело: они идут по целине, с трудом вызволяя ноги из рыхлого, сыпучего снега, навстречу ветру, забивающему дыхание, обжигающему лицо и слепящему глаза снежной крупой. В голову ротной колонны взводы выставлялись, поочередно.

До Шпагина донеслись неясные крики и шум, заглушаемые порывами ветра, и вслед за этим перед ним неожиданно возник из метели всадник. Лошадь шла тяжело, по брюхо проваливаясь в снег и высоко вскидывая голову.

— Какая рота? — кричал всадник, туго натягивая поводья и осаживая крупную лошадь, которая сильно била ногами, хватала обметанными белой пеной губами блестящие трензеля и большим черным глазом испуганно косила на солдат.

Шпагин узнал командира батальона Арефьева и побежал к нему:

— Вторая, товарищ капитан!

На Волгу вышли! Подъем крутой — тылы застряли! Взвод вперед давай — на помощь! Да не задерживай — скоро светать будет! — И, не дожидаясь ответа, Арефьев круто повернул лошадь, наотмашь хлестнул ее плетью и поскакал обратно в голову колонны.

— Что-то сердит наш комбат сегодня, — заметил Пылаев.

— А он всегда такой, — усмехнулся Шпагин, всматриваясь в темноту, куда ускакал Арефьев.

— Товарищ старший лейтенант, — обратился к нему Пылаев, — разрешите мне... мне со взводом вперед идти!

Пылаев хотел сказать «с моим взводом», но замялся. Он только месяц назад окончил ускоренный курс пехотного училища и еще не привык к тому, что в его подчинении находится тридцать солдат, тридцать взрослых мужчин — серьезных, молчаливых и не во всем ему понятных.

Шпагин согласился. Пылаев вскинул руку и закричал звонким молодым голосом:

— Третий взвод, вперед!

Солдаты подхватили команду, и через несколько минут третий взвод, проваливаясь в снегу, стал обходить сани.

Незаметно спустившись по отлогому берегу, Пылаев вдруг ощутил под ногами скользкий лед и понял, что идет по реке. Это была Волга. Ему вспомнились разом и гигантская битва под Сталинградом, и его родной городок за тысячу километров отсюда, в Жигулях, на высоком, обрывистом берегу, с которого во все стороны открываются беспредельные, повитые синевой просторы; мелькнуло в памяти бородатое лицо Степана Разина с глубокой думой в темных глазах, каким он его видел на картине Сурикова...

Какая же она огромная, могучая, эта Волга!..

Ветер, вырвавшись на открытое место, остервенело набрасывается на солдат, с диким воем мчится вдоль реки, вздымая белые вихри метели. На правом берегу в густой пелене движутся мутные огни автомобильных фар. Узкий подъем сплошь запружен автомашинами, пушками, санями и людьми, медленно поднимающимися в истолченном ногами и колесами снегу. В длинных конусах света, отбрасываемых фарами, видно, как одни машины, тяжело переваливаясь в глубоких колеях, медленно пробиваются вперед, другие — буксуют, выбрасывая из-под колес потоки снега, как надрываются измученные, заиндевевшие лошади и суетятся шоферы и ездовые.

Стиснутые в узкой выемке, машины цепляются одна за другую, задние стараются объехать застрявших, и от всего этого над колонной стоит сплошной хаотический гул, из которого иногда вырывается чей-нибудь громкий, то веселый, то озлобленный крик:

— А ну, навались! Давай сюда, кто хочет погреться!

— Стой, куда прешь!

— Осади назад!

— Куда торопишься, земляк? Все там будем!

Арефьев уже был здесь и носился на своей большой лошади вдоль колонны, наводя порядок.

Солдаты Пылаева разбрасывали снег из-под машин, рубили росший по берегу ивняк и бросали под колеса, обступали застрявшие сани и дружно, с громкой руганью толкали их вперед; лошади, напуганные криком и шумом, подгоняемые кнутом ездового, натянув постромки и выбиваясь из сил, рывком дергали сани и, продвинув их вперед на два-три шага, останавливались; солдаты кричали: «Разом — ваяли, еще — раз!» — и снова толкали сани.

В разных концах колонны слышалась звонкая команда Пылаева. Он подзывал солдат к одной, к другой завязнувшей машине, сам изо всех сил налегал плечом на борт и в тон солдатам весело выкрикивал озорные прибаутки. Он расстегнул полушубок, сдвинул шапку с мокрого лба. Хорошо, когда можешь делать что-то полезное, а не плетешься в хвосте батальона, не зная даже, что творится впереди!

Скоро весь транспорт вытянулся на ровном месте.

Арефьев подъехал к Пылаеву.

— Маршрут знаете?

Пылаев осветил фонариком карту в планшете, смахнул рукавом снег с целлулоидной крышки и прокричал:

— Сейчас прямо до развилки, а потом направо через лес. За лесом пересекаем большак — и на деревню Заборовье.

— Правильно! Трогайте!

Пылаев со взводом пошел вперед, в темноту, почти наугад, по едва приметному санному следу. За взводом, пронзительно заскрипев застывшими железными подрезами, двинулись сани, взревели автомашины, за ними, тяжело ступая по глубокому рыхлому снегу, пошли солдаты.

Шпагин шел наклонив голову и видел перед собою только задок едущих впереди саней. Сани бросало на сугробах из стороны в сторону, они трещали и скрипели, и этот однообразный скрип укачивал Шпагина.

Он шел, и в его голове бессвязно проносились быстрые, мимолетные мысли: то он думал, куда они идут, что их ждет на фронте, то вспоминал Ярославль, автозавод, где до войны работал мастером сборочного цеха, то его заботило, как перенесут марш молодые солдаты — ведь они впервые в походе.

Миновав лес, батальон пересек большак и снова вышел в открытое поле. Тут дорога пошла вдоль телеграфной линии. Ветер гудел и завывал в проводах, раскачивал свисающие, со столбов концы оборванной проволоки.