Диана Ибрагимова - ТалисМальчик
− А с остальными – чёрным и гладкошёрстным?
− Ага! − рассмеялся юрист до мозга костей. – Нет, серьёзно. Я не думал, что у тебя будет такое образование. Считал, ты пойдёшь если не в дизайн, то на филологический, что-нибудь с языками связанное… Ты же немецкий с английским всё детство учила, да?
Учила. Точнее, один язык учила, другой мучила – не шёл. Но папа сказал: «надо», и Аля учила. Кажется, Марлен Дитрих считала, что единственное насилие над своим детством, которое дети простят родителям − это изучение иностранных языков. И Алевтина выучила. Дашка – нет, Аля – да. Хотя усилия, приложенные со стороны родителей и репетиторов, были одинаковыми. Правда, теперь, спустя годы, она бы подкорректировала педагогическое рвение взрослых: не стоит заставлять учить язык, который не нравится и «не идёт», ведь всегда можно найти те, что «пойдут».
− Нет, на языки и психологию меня папа не пустил, сказал, что это всё прикладное, а образование должно быть «настоящим», а не игрушечным. Ну, вот моё образование и сделало из меня босса. Сразу. В двадцать два года я уже была готовой начальницей. Хотя дома меня до сих пор психологом кличут.
Смешно, но всё было задумано всерьёз. И если бы не папин подарок в виде фирмы, бегала бы Алевтина где-нибудь после университета казачком на подхвате, пытаясь доказать, что она достойна быть начальницей.
Их всё время относило одной волной обратно в детство, туда, где у них всё было общим.
− А там, на скамейке у твоего подъезда, ножом вырезано «Алевтина». Ты видела?
Конечно, видела. И всякий раз, проходя мимо лавочки, ненароком бросала взгляд на неровные, но очень уверенные буквы. И огорчалась, если чья-то филейная часть закрывала надпись, которая была символом какого-то постоянства, эмоциональной верности, что ли. Алевтине обязательно нужно было отыскать своё вросшее в дерево имя и зацепиться за него взглядом.
И вспомнить.
И поверить.
И ждать чего-то.
Даже когда лавочку стали ретиво красить синей краской, щедро замазывая на деревянной доске трещины, зазубрины и царапины, «Алевтина» оставалась видна, правда, тускнела и мельчала с каждым годом. Сначала исчезла маленькая «а», потом утонули в краске и другие буквы, осталось только «Але»; но во дворе все знали, чьё имя запечатлено на лавке, и кто его выцарапал.
– А я себе Домовёнка завёл.
– В каком смысле?
– Комнату сдаю, а за это мне готовят и убирают. Воспитательница детского сада.
– Денис, ну, так бы и сказал: любовница. Что здесь такого?
– Нет! Хотя она там себе что-то напридумывала, но это её проблемы.
– И где ж ты её нашёл? На дискотеке?
– Нет. Знакомые попросили. Она из деревни сама, семьдесят километров от Бердянска, а жить негде. Зарплаты снимать не хватает, а мне так удобно: в квартире чисто, в холодильнике – еда.
– И сколько лет твоему Домовёнку?
– Лет двадцать два или три. Где-то так.
Ясно. Не хочет называть домовят своими именами. Ну, ладно. Почему-то наличие конкурентки Алевтину совсем не настораживало. Она привыкла, что там, в Бердянске, у неё соперниц в принципе быть не может. На данном этапе надо только посмотреть, как Дэн разберётся с этой ситуацией.
Теперь всё – прошлое, настоящее и будущее – принадлежало им, и они обсуждали каждую мелочь, о которой когда-либо хотелось поговорить, да не пришлось.
− Сегодня на турничок зашёл – форму надо восстанавливать, а то обленился совсем.
Накануне, разговаривая с Алевтиной, Денис заметил, что у него на животе складка наметилась, поэтому срочным образом задействовался турник.
− Представляешь, приходит мужик в камуфляже и начинает подъёмы переворотом делать. А там на лавочке пацанва местная водочку пьёт, курит, музычку на телефоне слушает. Так они затихли и смотрят на меня. Ну, я минут десять позанимался для начала, несколько подходов сделал. Уходя, оглянулся, смотрю, а они друг друга на турник подсаживают.
− Вот видишь, как ты на молодёжь хорошо влияешь! Может, они ещё и пить бросят.
Бросили. Ненадолго. На следующий день у них водки уже не было, только пиво. И когда Денис подошёл заниматься, шпанята спросили, долго ли он будет турник занимать, а то он им тоже нужен. Ещё через день исчезло пиво. А через неделю снова появилось пиво, а за ним водка, и турник им уже без надобности. Права Госпожа Психология: если изменение начинается извне, а не изнутри, оно только поверхность затрагивает, и надолго его не хватает. Мудрая она всё-таки Дама.
− У нас будет равноправие, − слушала Алевтина мурлыканье Дениса по телефону. – Мы будем всё друг другу рассказывать и решать сообща.
А разве бывает по-другому? Аля не знала иных отношений между мужчиной и женщиной, и папа с мамой, и её личный опыт это показывали.
− А то я уже наелся вдоволь бойкотов непонятно по какому поводу. То маты семиэтажные, то молчит, как воды в рот набравши. А семью вдвоём надо строить, не бывает в одни ворота.
Это как раз ясно. И откуда такие взгляды тоже понятно. Родители Дениса всю жизнь живут слаженно, без эксцессов; даже обвенчались несколько лет назад. Только вот у сына что-то ничего не получается, несмотря на правильные взгляды. Может, не во взглядах дело? Посмотрим.
− А теперь ты на что рассчитываешь? – осторожно спросила Аля.
− Я рассчитываю на брак по любви.
− А до этого у тебя что было?
− До этого?.. Дурость была несусветная, вот что!
Денис стал потихоньку рассказывать о своей бывшей жене.
− А мне вообще заявили, что я все эти годы не удовлетворял её как мужчина.
− Ну, надеюсь, ты не принял это на свой счёт? Это она со зла.
− Конечно, нет! Всех удовлетворял, а её – нет. Как в анекдоте.
− В каком?
− Судья спрашивает супругу о причине развода. Та отвечает:
«Понимаете, Ваша Честь! Мой муж меня не удовлетворяет как мужчина».
Женские смешки с последнего ряда:
«Надо же! Всех удовлетворяет, а её − нет!»
− Ну-ка, ну-ка. Это в каком смысле ты всех удовлетворял?
− Нет-нет, что ты! То, что было до и после. Не во время брака…
Алевтина выдохнула, кажется, с облегчением.
− Как же тебя угораздило жениться на такой? Любовь большая, что ли?
− Какая там любовь! Дурость, да и только. Сам не знаю.
Теперь вздохнула с сочувствием.
− А что, других не было?
− Было много. А запал на эту.
Чуть запнулся, но всё же ответил.
− И что, не видны были червоточины до свадьбы?
Теперь запнулась Алевтина.
− Да всё было видно! Дурак был. Думал, молодая ещё − притрёмся, привыкнем.
Так зачем же ты женился?! Аля не могла такого понять. Как можно сделать предложение человеку, который уже не тот, что нужен? Хотел такую-то и такую-то, а женился на такой-то растакой-то. Как так может быть?
Алевтина так и не нашла у мужа ни одной червоточины. И это за пять лет знакомства! Показательно, однако. Недостаток у бывшего мужа был один: он не Денис.
– А родители что говорили, когда ты их с невестой познакомил?
– Родители? А что родители? Она им не понравилась, но сказали, мол, тебе жить, не нам, решай сам.
− Ясно. А ты вспоминал обо мне все эти годы? Хоть иногда?
− Да я на пальцах одной руки могу пересчитать дни, когда я о тебе не вспоминал!!! – Денис прямо выкрикнул, да так, что у Али мурашки по спине побежали. − Это когда напивался до беспамятства.
− А бывало и такое?
− Несколько раз – да. Всяко бывало.
Как быстро он, без раздумий и оттяжек, это крикнул, будто давно хотел сказать:
«Да я на пальцах одной руки могу пересчитать дни, когда я о тебе не вспоминал!»
Выходит, и правда не забывал, думал. Но… Он целовал сотню губ, касался дюжин грудей, проникал в десятки лон. И думал при этом только о ней, об Але? Не может быть! Быть такого не может! А если да, то почему ничего не предпринял, чтобы заполучить её?
тогда что замазохистское удовольствие —пить не те губы, ласкать не ту грудь,скользить не в том лонесмотреть не в те глазаискать не ту улыбкуслушать не тот голосузнавать не те шагиловить не тот вскрикшептать не то имя
зачем всё это?для чего?бессмысленнои глупо
− Я вчера Домовёнка назвал твоим именем.
Значит, Домовёнок теперь обо мне знает, подумала Алевтина. И что дальше?
Она ещё не осознала, что с нею происходит. Ей казалось, что только сейчас перед ней открылась вся жизнь – вся любовь, всё счастье, весь мир, все её мечты. Через несколько месяцев ей предстояло выйти замуж за человека, без которого она не мыслила себя с шести лет. Неужели такое возможно? Интересно, Денис чувствовал то же, или его восприятие всё-таки иное? А может, он так и задумал, и к этому шёл? Восемьдесят дней или двадцать один год?
А ведь они оба десять лет назад не были такими людьми, как сейчас. Тем более пятнадцать лет назад. И даже год. Так, может быть, всё у них вовремя получается?
