Владимир Земша - На переломе эпох. Том 1
(Но кто мог знать тогда, что их койки уже стояли рядом!)
– Дружить вам нужно вот с этими…
(Далее последовало перечисление всех лиц, с которыми Тимофееву следовало бы дружить. Перечисление закончилось одной фотографией на щите «Лучшие коммунисты полка». С фотографии смотрел крепкого телосложения старший лейтенант с жёсткими усами, слегка кавказским выражением лица, принадлежавшего, как выяснилось позже, человеку русскому, любившему, однако, похвастать своими необычными «корнями», как в смысле социальном, так и в национальном, и любившему вспоминать своего героического деда, чей танк, якобы, и по сей день стоит на центральной площади в Праге.)[22]
– Это командир 9-й роты старший лейтенант Сидоренко, – далее последовало описание славных достижений этой роты, которая «гремела» на всю дивизию как одна из лучших.
Затем последовало перечисление всех подразделений, где отсутствовал замполит роты, в их числе оказалась и та самая знаменитая 9-я рота! «Дай бы бог попасть в неё», – загадал Владислав.
Но теперь ещё предстояло представиться начштаба…
Тимофеев вышел из штаба. Вдохнул воздух, потянулся.
– Чё, Тимофеев, и ты здесь? – услышал он неприятный голос, знакомый ещё с училищных стен. Голос его однокашника двадцатипятилетнего лейтенанта Ивана Кузнецова. (Который, попавшись в училище на краже денег у своего товарища, получил строжайшую оценку ротной партийной организации, состоящей к концу обучения, в основном, из самих курсантов.
Вследствие чего он так и остался комсомольцем. Последнее не позволило ему занимать должность заместителя командира роты по политической части, и распределялся он на должность командира взвода.)
– Уже представился? – Кузнецов смотрел на него из-под козырька, закинув голову.
– Да, представился, а ты что, тоже сюда попал?
– Попал! Попал – не попал! Не в тире! Хэ! Меня сюда распределили! Ладно, давай! – Кузнецов, также при «параде», довольный собой и своим остроумием, проследовал внутрь штаба…
Плац
Вот он, начштаба части. Майор Карпов. Стоит на плацу, поблёскивая сапогами. Нужно ему представиться, и Владислав быстро зашагал.
– Ты откуда такой красивый? – остановился проходивший мимо невысокий майор в полевой форме, старой зелёной фуражке, с красным морщинистым лицом. – Не к нам случайно?
– В 9-ю роту, – самоназначил себя Тимофеев. В душе потеплело. «Да, я действительно неплохо смотрюсь в парадке цвета морской волны, в глаженных новеньких хромачах, блестя золотом новеньких лейтенантских погон», – думал он.
– А-а-а! Третий батальон! Жа-аль! Ну да ладно, – майор в полевой форме помчался дальше…
* * *Начштаба части тридцатилетний педант гвардии майор Карпов медленно прохаживается, смотрит куда-то, останавливается, лицо недовольно. Он словно и не замечает приближающегося молодого лейтенанта в парадной форме. «Нужно ему бодро представиться, – думает лейтенант, – произведу на него впечатление».
– Товарищ майор! Лейтенант Тимофеев прибыл для дальнейшего прохождения службы в должности заместителя командира роты по политчасти, – он смотрел на майора с собачьим благоговением, ожидая похвалы за выправку.
– Вас что, товарищ лейтенант, не учили прикладывать руку? – недовольно с пренебрежением произнёс тот, – доложите мне, куда должна прикладываться рука?
– К виску!
«Чёрт возьми, что он ко мне прицепился?» – досадовал про себя лейтенант.
– К виску! – ухмыльнулся майор. – Читайте, товарищ лейтенант, Устав. Чему там вас, мордоворотов, только в училище учат!? – майор недовольно сморщился.
– Ладно, в какую роту вас назначили?
– В 9-ю! – сам себя назначил Владислав, мгновенно сориентировавшись в ситуации.
– Хорошая рота. Скоро полк вернётся с учений, будете принимать должность, а пока сходите в казарму, ознакомьтесь с расположением, – хмуро, с пренебрежением произнёс майор.
«Что-то не очень весёленькое начало. Хотя и не без успеха!» – подумал Тимофеев, направляясь в желанное расположение 9-й роты, куда он сам себя распределил.
1.7 (83.07.) Прошлое. Абитура, первые курсантские шаги
Июль 1983 г. Новосибирское ВВПОУ
«Сурова жизнь, коль молодость в шинели и юность перетянута ремнём».
Палаточный городок. Тимофеев, с синими кругами под глазами и ввалившимися щеками, сидел на нарах, сколоченных четвёртым курсом для абитуриентов, по старой традиции, с нотками грусти и надежды рассматривая горизонт. Таких, как этот патлатый юноша, здесь было ни много, ни мало и, казалось, что ни кто здесь, акромя этих самых нар, их не ждал.
«Чем раньше вы приедете, тем лучше. Вас первых встретят там с распростёртыми объятиями», – обещания в Хабаровске пожилого военкома с орденскими планками на груди развеялись в прах. Объятий не было. Просто не было ничего. Совсем ни чего, если не брать в счёт территорию, где уже кто-то растянул палатки и бросил на нары из горбыля гору матрасов и синих армейских одеял с тремя белыми полосами, которые в Армии по «уставному стереотипу» принято «выравнивать» от кровати к кровати, стоящих в одном ряду. В этом, видимо, и состоял великий замысел этих полос! Эта территория носила название «палаточный городок». Пятеро суток без крохи еды, на нарах ждали они терпеливо того часа, когда на них, наконец, обратят внимание и выделят первую пайку сечневой каши с чаем. Ну, а пока страшно хотелось пить, и трудно было напиться. Солнце словно выжигало своими беспощадными лучами. Тела, мокрые от пота, как при температуре, бил холодный озноб. У многих началось лёгкое потемнение в глазах от дневной сибирской жары, с одной стороны, и с другой – ночного сибирского холода, заставляющего беспрестанно бегать по «малой нужде», и банального голода.
* * *И вот наступили абитуриентские дни.
– Рота-а! Подъём!
Огромные, по 150 человек, абитуриентские роты нехотя выползали из продрогших отсыревших за ночь палаток на утренний холод. Изнеженные тела «маминьких сынков», с каким-то бешеным аппетитом нещадно жрало сибирское комарьё, напоминающее стадо взбесившихся бизонов с крыльями, колыхавшими своими визжащими роями воздух вокруг.
После – долгожданная пайка пресной сечневой каши. И экзамены, экзамены, экзамены. Дух состязания был там чужд! Они искренне болели друг за друга. «Сошедшие с дистанции» не исчезали по-английски. Им было грустно расставаться. Некоторые, из «сошедших с дистанции» и обредших снова «свободу», прощаясь, приносили какую-то провизию, купленную «за забором» на свои жалкие ещё уцелевшие «карманные» средства, им, продолжающим борьбу за поступление вчерашним своим сотоварищам. Этим безнадёжным «нехватчикам», мечтающим о вчерашних маминых пирожках. Эту провизию они тщательно и по-братски делили, бурно делясь своими новыми впечатлениями о новой суровой жизненной реалии.
Были они, от большего, наивными мальчишками, еще не познавшими жизни и женской ласки. Правда, иногда находились и такие, кто уже успел обнаружить в Советском Союзе секс, они то и брали на себя миссию просвещения своих однокашников и в этом вопросе.
А вот, солдат-абитуриент в голубой тельняшке, десантном берете с красным флажком сбоку, со значком – парашютом на груди, важно рассказывает гражданским пацанам про тонкости армейской службы, которые те впитывают с не меньшим вниманием, чем лекцию о сексе.
– Если экзамен завалите, никуда не дёргайтесь сразу. Сидите здесь в палаточном городке.
– И чё?
– Проситесь у комбата, да вплоть до начальника училища. Предлагайте, что можете полезного сделать. Могут ещё зачислить за «высокую морально-психологическую подготовку». Если у вас «волосатой руки» нет и вы не «нацкадр», то вся надежда только на себя и собственные «руки золотые»!
– А что такое «волосатая рука»? – удивился один из абитуриентов.
– А ты здесь чё, не видел памятник?
– Какой такой памятник?
– Памятник «волосатой лапе»[23]. Да там торчит он из постамента!
– Чё, правда, что ли?
– Ну, ты тундра! Да шутят так! Но в каждой шутке есть доля шутки…
– А-а-а! Их-ха-ха!
Как-то свалила Тимофеева простуда, приглашая в санчасть. Но страх быть «зарезанным» по здоровью удержал его от жалоб.
– Тимофеев! Заступаешь сегодня в наряд! – объявил командир отделения из числа старшекурсников. Говорить о болезни Тимофеев считал проявлением слабости – заступил.
И вот парадокс! Забыли о нем, оставив без смены. Прямо как в рассказе Гайдара «Честное слово»! Так и простоял он шесть часов с температурой 38, тщетно ожидая долгожданной замены…
Слёг он окончательно. Его новый друг по палатке – казахский парнишка, добрый такой тихий скромный опекал его как родственника, сидел рядом, как сиделка, искал где-то какие-то лекарства. Медиков все боялись и предпочитали избегать! (Боялись того, что те их «зарежут» по здоровью.)
