Маша Трауб - Истории моей мамы
– Ты уже все знаешь? – спросила она.
– Работа такая.
– Я не хотела. – Неля заплакала. – Не знала, что у нее астма. Уже вторые сутки не сплю, тебя жду. Пришла признаться. Ты меня будешь защищать?
– В чем признаться-то?
– Как – в чем? Это же я виновата!
– В том, что у Лили сильнейшая астма и ей было противопоказано жить в таких условиях? В этом ты виновата?
– Нет. Ты не знаешь…
Неля сказала, что уже места себе не находила. Лилька ей звонила домой, в квартиры, где она ремонт делала. Преследовала. Около подъезда поджидала. И все требовала, чтобы Неля отпустила Николая.
– Я ей говорила, что не держу его! – плакала Неля.
– Зачем ты с ней начала говорить? Ты же сама ей зеленый свет дала, чтобы она тебя мучила. Нельзя платить шантажистам и разговаривать с террористами!
– Она мне рассказывала, как Коле с ней хорошо, как он не хочет домой ко мне возвращаться, какая у них любовь.
– Так чего она хотела?
– Встретиться и поговорить. Как женщина с женщиной.
– И ты согласилась? Кто-нибудь слышал твой разговор? Она тебя в гости позвала? Время назначила?
– Нет, что ты… Все не так было. Меня как подкосило. Понимаешь, пока она надо мной измывалась, я терпела, но она в школу пришла. Хотела моим мальчишкам рассказать всю правду. А меня в тот день как дернуло. Я с объекта сорвалась и в школу побежала. И там уже ее увидела, около забора. Слава богу, что мальчишки ни ее, ни меня не заметили. Вот я ей и пообещала, что вечером приду к ней.
– И что потом?
– Я пришла.
– Тебя кто-нибудь видел?
– Не знаю. Там же фонарей нет. Я в шубе шла, в платок замотанная. Наверное, видели.
– Ну да, видели фигуру в шубе и в платке. Ты с кем-нибудь разговаривала по дороге? Здоровалась?
– Нет, ты что! Я же от стыда сгорала. Мне было так плохо… Голова кружилась. Я вообще не соображала, что делаю. Я только хотела ей сказать, что пусть забирает Николая со всеми потрохами, только к мальчишкам моим не приближается. Пусть только детей не трогает! Дом у них, кстати, ужасный. Как его сдали-то? Какая комиссия его приняла? Там стены волнами, а пол – я вообще молчу. Ужас, а не дом. И ремонт делают спустя рукава. Посмотрела я, как они подъезд покрасили – руки бы этим мастерам оторвала. Халтурщики. И краску воруют.
– Неля, что дальше было?
– Не помню. Зашла я в ее квартиру, а сама думаю, что надо Коле про краску сказать, да про то, что бригаду уволить, которая ремонт делает. Стыдно смотреть на такую работу. Ведь люди будут думать, что все мастера такие – хапуги и ворюги.
– Неля, ты по делу говори.
– Эта… Лиля… меня встретила в халате шелковом. Вся такая напомаженная, накрашенная. Готовилась. И я в старом свитере и в штанах теплых. Мне так обидно стало. Да я в ее возрасте в сто раз лучше выглядела. И тоже в халате красовалась. Она мне сразу с порога стала пакости всякие рассказывать про интимную жизнь с Колей. Мол, ему со мной давно плохо. А с ней хорошо. Я еще терпела, как могла. Но когда она сказала, что он от нее ребенка хотел, что умолял ее родить и обещал наших мальчишек оставить, тут я не выдержала. Правда, как пелена перед глазами. Хотела я ее за волосы оттаскать или ударить, только не могла к ней подойти. Мне противно было. Оль, она ведь даже не красавица какая-то. Ну что он в ней нашел? За что со мной так поступил? Ну, признался бы честно, что больше меня не любит, что хочет жить с другой женщиной, разве бы я держала? Не могу понять, зачем он так врал?
– И что ты сделала?
– Там ведро в коридоре стояло с раствором. Я ведь так у двери и осталась, не стала проходить в квартиру. А увидела знакомый предмет – и мне как будто легче стало. Я это ведро взяла и на нее вылила. Просто от злости. Я же не знала… Получается, что я ее убила.
– А потом?
– Вышла из квартиры. Слышала, как она побежала в ванную отмываться и меня последними словами крыла. А я вернулась домой и села вареники лепить. Меня это успокаивает, да и мальчишки любят вареники с картошкой.
– И тебя кто-нибудь видел?
– Да, соседка заходила за салом.
– Вот и хорошо. Много налепила-то?
– Много. Даже не знаю, как так получилось. Наверное, на нервной почве. Заморозила. Хочешь, тебе завтра принесу. Скажи, а что со мной дальше будет?
– Значит, так, вареники приноси обязательно. И соседку угости. Если ты хоть рот раскроешь, что ходила к Лильке, я тебя сама в банку с краской засуну и валик в рот воткну, чтобы ты молчала. Поняла?
– Оль, как же так? Это же моя вина!
– Нет, это не твоя вина. Запомни, тебя там не было. Ты к Лильке ближе чем на сто метров не подходила. Поняла?
– Поняла. Но ведь это неправильно.
– А правильно, что твои мальчишки в детдом попадут? Или пока ты будешь в тюрьме сидеть, твой Николай найдет им новую маму?
– Оль, ты что? Нет, я же не хотела. Не специально.
– Только нашему суду ты это не докажешь. И я тебя могу спасти только сейчас. Кстати, Юрке Соловьеву тоже завтра своих вареников принеси. Очень он их любит.
– Принесу, как скажешь.
– Вот и договорились.
– А что мне сейчас делать?
– Иди и свари своим мальчишкам щи или борщ.
– А уху можно? – Неля вела себя как ребенок, которому нужно было четко сказать, что делать дальше.
– Можно и уху. Только Машку мою забери. Я еще поработаю.
– Машку… да, конечно. У меня еще тесто есть на пирожки. Заморозила на всякий случай.
– Вот и отлично. Иди, накорми детей. Я скоро приду.
Неля ушла. Я была уверена, что она сделает все, как я сказала. А я отправилась к Сидорову на работу, в управление.
Он сидел один в кабинете и пил водку, как воду.
– Давно сидишь? – поинтересовалась я.
– Давно, только без толку. Ни в одном глазу. Ты уже все знаешь?
– Да, Юрка Соловьев приходил.
Николай кивнул.
– Ну, чего домой-то не идешь? – продолжала я.
– Сейчас пойду. Посижу еще чуть-чуть и пойду.
– Тебе Лильку жалко?
– В том-то и дело. Не жалко. Я все думал, как от нее избавиться, и вот, накаркал. Раньше нет, не думал, а когда она стала Нелю доставать… Жена терпела, молчала. Но я‑то знал. Лиля мне докладывала – как она звонила, что сказала. И вот тогда я хотел, чтобы с ней что-нибудь случилось. Ты не подумай, это я так, в запале. Не знал же, что так все выйдет. Я ведь тоже про ее астму ничего не знал. Я когда узнал, мне легче стало. И сейчас пью, а ничего, кроме облегчения, не чувствую. Как ты думаешь, Неля меня простит?
– Не знаю. Пойдем домой. Я Машку заберу. Ее твоя жена ужином кормит.
А потом было так, как я и предполагала. Неля уехала в Пермь. Не смогла жить в нашем поселке. Никто, кроме нас с Юркой, так и не узнал, что это она вылила растворитель. Николай думал, что жена ему измену не простила. Но дело было в самой Неле. Она из-за самой себя уехала. Николай катался первое время туда-сюда, в отпуск к семье ездил. Но переезжать в Пермь отказался. Даже ради семьи. Там он был никем, надо было все сначала начинать, а здесь ему было легче, проще. А Неля ни в какую не хотела приезжать в поселок. Они развелись. И Николай стал жить с очередной секретаршей – девчонкой, лет на пятнадцать его моложе. И все было так, как всегда. Неля мальчишек воспитывала, работала. А Николай по выходным водил свою новую жену, беременную, в кино. Жена была очень довольна – трехкомнатная квартира с отличным ремонтом, муж-начальник.
Чужие похороны
– Ну уж Зину ты точно помнишь, – начала рассказывать мама.
– Да уж, – ответила я.
Тетю Зину, которую на самом деле звали Дузима, было сложно не запомнить. Они с мужем Габой приехали на Север из Бурятии и считались местными знаменитостями. Нет, скорее, достопримечательностями. Тетя Зина работала поваром. Можно сказать, была гением кастрюль и половников, шеф-поваром всей округи, включая город. И могла сотворить ужин из ничего. Перловка? Да из нее такая каша получается! А рыбный бульон? Тетя Зина варила такой бульон из рыбьих голов! Она рассказывала, что училась у коренной жительницы Севера. То ли ханты, то ли манси. Я ее тоже видела – маленькая, почти крошечная, старушка с длинной косой, доходившей до пят. Тетю Зину она считала своей… Так вот бульон. «Никогда не наливай бульон в тарелку, – учила меня тетя Зина, – пей из кружки. Настоящий бульон нужно пить, как чай». Бульон был и первым, и вторым, и третьим блюдом. А уж домашний хлеб, который тетя Зина умудрялась печь из муки грубого помола… Это был самый вкусный хлеб, который я когда-либо ела. Банкетные столы были ее коньком – рыбу она выкладывала целиком, вырезала из обмороженной морковки цветы.
Тетя Зина была очень востребована, и ее вызывали в город, если ожидались почетные гости, был юбилей важного начальника или свадьба. Она предъявляла одно, но жесткое требование – машина. Повариху нужно было забрать от дома и довезти до кухни, где бы эта кухня ни находилась. Официально она работала в обычной столовой в нашем поселке лишь потому, что ей был выделен личный транспорт с водителем Шуриком, который мог преодолеть на своем «уазике» снегопады, заносы, завалы, разливы, половодье, снежную бурю и прочие погодные сюрпризы. Что бы ни происходило на улице, Шурик всегда стоял под всеми парами и ждал свою хозяйку.
