Ольга Погодина-Кузмина - Адамово Яблоко

В прихожей, снимая ботинки, Бяшка продолжал нервно оглядываться.

– Точно никого? А когда он приезжает? Мне как-то стремно…

– Да без разницы, – сказал Игорь и не удержался, чтобы не похвастаться: – Пусть приезжает, все равно квартира моя. Могу приводить кого захочу.

– Твоя – в смысле он тебе купил, что ли? – не поверил Бяшка. – Ну шикарно! И что за это надо делать? Быть рабом-унитазом?

– Сам ты унитаз, – хмыкнул Игорь, все же невольно представляя, что сказал бы Георгий Максимович, если бы внезапно появился на пороге. – Давай уже, правда, выпьем, а то я сидел там, как наказанный. Виски или коньяк? Чего ты хочешь?

– Хочу всего и сразу, и только самое лучшее, – по-птичьи встряхнулся Бяшка, улыбаясь своей прежней, обезоруживающей улыбкой. – А насчет жлоба усатого – это верно подмечено. Пусть только попробует там не заплатить. Его еще Геннадий зовут, оцениваешь? Дополнительно ко всему.

– Ну и зачем он тебе? У тебя же всегда были нормальные мужики, – вспомнил Игорь, разливая коньяк. – И Голицын, и этот, как его…

Он достал из кармана коробку с подарком.

– Помнишь, ты в сауне посеял? Я вспоминал тут наши загулы, в отрыв по всей программе… Реально круто было, да?

– Круто, – хмуро согласился Бяшка, разглядывая цепочку. – Не, спасибо, я давно хотел… Только ты не нервничай, о'кей? Я не Китаец, мне до фонаря, куда ты пропал, чего не позвонил… Мне по колено. Ты мне ничего не должен, а я тебе. Давай жоранем.

– Ну да, я понимаю, – пожал плечами Игорь. – Но у меня правда был такой период… Не хотелось вспоминать всё это – Филиппа, Китайца… Ну и… вообще.

Бяшка сощурился от дыма, потер глаз.

– Говорю, проехали, Манекенщица. Не каждый может трахнуть друга, когда болит и входит туго. – Он надел цепочку, вышел в коридор к зеркалу. – Хату я заценил. Ремонтик, все дела. Кровать два на два, холодильник – всё как у людей, хлеба и зрелищ, полный пакет. А я теперь на Ленинском живу. Тоже норма в принципе. Только первый этаж.

Он вернулся, и они выпили; Игорь достал из холодильника соус для спагетти, поставил вариться макароны. Включил музыку.

– Так что этот Геннадий? У вас серьёзно?

– Само плывет в руки только то, что не тонет, – хмыкнул Бяшка. – Я его знаешь как называю? Прочти слово «либидо» наоборот.

– А я на курсах учусь. Интерьеры, ландшафтный дизайн, – не смог не поделиться Игорь. – Буду свою фирму открывать. Ну то есть не совсем свою – там еще одна девчонка, она архитектор, племянница одного человека… Ну он партнер Измайлова. В общем, они дают нам денег, будут главными учредителями. А мы пока получим по двадцать процентов. Но если пойдет нормально, года через два к нам перейдет все дело. Я, конечно, этим никогда не занимался, но интересно в принципе… Измайлов говорит, перспективный рынок. Если наработать свою клиентскую базу…

Игорь остановился, заметив, как взгляд Бяшки снова становится стеклянным. Приятель фальшиво хохотнул:

– Олигархом скоро станешь, подруга?

– Нужно же чем-то заниматься…

– Ну понятно. Кому-то ландшафтный дизайн, а кому-то членами давиться, – Бяшка взял бокал и сразу опрокинул в рот коньяк, поморщившись. – Все пути открыты молодежи… Блядь, ехал, думал – покорю весь мир, в кино буду сниматься, кому-то чего-то докажу! Ага, доказал. И снялся. Третий слева в групповухе. С манной кашей по всей роже.

Бяшка сильно затянулся и щелчком отправил окурок в открытое окно.

Игорь хотел утешить его: еще все наладится, всё впереди. Но подумал, что это прозвучит как насмешка.

– Любишь его? – спросил Бяшка словно между прочим.

Игорь пожал плечами.

– Люблю.

– И он тебя?

– Ну да.

– А я издохну – никто не вспомнит.

«Я вспомню», – хотел возразить Игорь, но не стал.

– Чего-то я пить не могу уже, Гарик. У тебя курнуть нет? Или понюхать? – спросил он с выражением смертной тоски на бледном лице.

– Нет, – ответил Игорь, который сейчас особенно остро чувствовал его близость и одновременно непреодолимую отчужденность, причины которой были ясны им обоим. – У меня есть только большая кровать.

Тот усмехнулся криво и ковбойским жестом двинул по столу свой пустой бокал.

– Ну, тогда наливай. Молоко вдвойне вкусней, если это водка! Выпьем, что ли, за любовь.

Глава четвертая. Книга мертвых

Кто ходит днем, тот не спотыкается, потому что видит свет мира сего; а кто ходит ночью, спотыкается, потому что нет света с ним.

Ребенок Радика, мальчик, казался спокойным и довольно привлекательным на вид. Наташа кормила его из бутылочки, он ел и одновременно обводил гостей испытующим взглядом. Счастливый отец в свою очередь разглядывал сына издали, словно не решаясь подойти.

– Мать говорит, я в детстве был такой же обжора. Даже не орал, только спал и ел.

– Ну ты и сейчас не особо продвинулся в развитии, – заметил Котов, присев перед кормящей мамой на корточки. – А щеки твои, точно.

– Щеки и губы его, а глаза мои, – согласилась Наташа.

Максим не раз читал о том, как женщин украшает материнство, но видел это в первый раз. Наташа, которую все они помнили голенастым птенцом, удивительно похорошела после родов. Тело приобрело приятную плавность линий, а в лице появилась та сонная припухлость, которая старит зрелых женщин, но придает очарование молодым. Максим видел, что и Котов невольно заглядывается на жену друга, а она как будто не замечает их внимания и смотрит только на ребенка, стараясь сдержать улыбку удовольствия.

Добрыня, выходивший в уборную, вернулся и тоже подошел к кроватке.

– Смотри-ка, он меня узнает. Улыбается.

– Да, он уже всех узнает, – кивнула Наташа, закидывая за спину светлую косу.

– Ладно, собирайся уже, – поторопил ее Радик. – Тебя одну ждем.

– Так няню позови, наверное, – капризно потребовала она. – Я же Матвея не оставлю одного.

Когда Радик вышел, Кот уже открыто уставился на Наташу, и она ответила ему таким же откровенным, пустым взглядом.

– Да, так посмотришь на Жирного, и самому жениться захочется, – заметил Добрынин.

– Лично мне хочется совсем другого, – негромко возразил Кот.

– Мало ли чего кому хочется, – также негромко, в тон ему ответила Наташа и поднялась, положила ребенка в кроватку.

Радик вернулся с няней и позвал друзей в столовую, к бару.

– Выпьем и поедем.

– Измайлов, ты все еще в завязке? – полюбопытствовал Котов. – И как ощущения?

Добрынин подмигнул.

– Ты, может, и трахаться бросил, а, Максимен?

– Нет, не бросил. Я все хотел спросить тебя, Кочетков, – проговорил Максим, наливая себе апельсинового сока. – Что вы сделали с той проституткой?

Радик пошел пятнами, а Кот побледнел, дернул бровью.

– Да чего ты, Макс, – через силу усмехнулся Добрыня. – Всех проституток не упомнишь, кто что делал.

– Эту он должен помнить.

– Сменим тему, Измайлов, – зло и вкрадчиво потребовал Кот. – Это скучно.

– Ты думаешь, я приссал? – заявил вдруг Радик. – А я скажу, мне по херу. Той весной с марта месяца в области нашли девять мертвых проституток. Менты взяли хачей, которые держали там точки с девками, и хачи дали признательные показания. Одной шалавой больше – одной меньше, такой расклад. Еще вопросы?

– Во суки черножопые, – возмутился Добрынин. – Распоряжаются уже как хотят. Погрузить всех в товарные вагоны, и обратно в кишлаки. А по периметру колючую проволоку и вышки с автоматчиками.

– Но ведь ту девчонку не хачи убили, – возразил Максим. – Ее ты убил.

– Да я ебал, Измайлов, – взвился Радик. – Ну, давай к мусорам, донеси на меня! Мне посрать, ничего уже не докажешь!

Максим поднял бровь.

– При чем здесь менты? Мне просто интересно, что ты чувствуешь. Как тебе живется с этими ощущениями?

– Кончай играть в психолога, Максимен, – потребовал Добрыня. Радик отпихнул его и вплотную приблизился к Максиму.

– Слышь, Измайлов, не еби мне мозг! Интересно тебе? Сам попробуй и узнаешь! А мне похуй, ты понял? Ничего я не чувствую… Я, блядь, не студент Раскольников. А этой шлюхе все равно одна дорога – на компост. Уяснил? Круговорот вещей в природе!

– Всё сущее существует для того, чтобы быть потребленным, – заявил Котов, разглядывая коньяк в своей рюмке на просвет, и Максим вдруг вспомнил, как сам не раз произносил эту фразу с тем же отвратительным самодовольством.

В комнату вошла Наташа в белом спортивном костюмчике и в босоножках на платформе.

– Ну что, едем? Я готова.

Радик подошел к жене и обнял своей короткопалой рукой ее обтянутые латексом бедра.

– Поехали, чего сидите? Бабы ждут уже, наверное. И это, Измайлов… В общем, кончай грузить.

Из той части торгового комплекса, где был залит искусственный каток, тянуло прохладой. Радик и Добрынин решили отсидеться в баре, Максим хотел присоединиться к ним, но Китти в синей вязаной шапочке подкатила к бортику и схватила его за рукав.