Юлия Лешко - Мамочки мои… или Больничный Декамерон
Верочка посмотрела исподлобья, вздохнула:
– Своих не бросаем… На том и стоим.
* * *У Кати зазвонил телефон. Она нажала прием и разулыбалась вовсю, став похожей на себя маленькую:
– Да, папа. Да, все хорошо, – и тут же поджала губы: – А что, ты своей жене не доверяешь? Все хорошо у нее, если она так сказала. Откуда я знаю? Я ее не видела. Соскучиться еще не успела… Ах, она скайп взяла… Ах, у нее синяки… Папа, да я не шучу. Не видела я ее. Мы же в разных палатах.
Катя послушала голос отца в трубке, потом нехотя заговорила снова:
– Схожу, ладно. Ладно, позвоню. А как мои дела, тебя не интересует? Нормально у меня все! Было до этих пор! Да!
Отключилась и села, свернув руки кренделем, насупив свое злое красивое личико. Не бросилась бежать к Нине…
А Галя, наслушавшись позитивных мелодий на плеере Бобровского, почувствовала, что соскучилась по своему самому доброму, самому милому, самому красивому доктору в мире… И в очередной раз нашла повод обратить на себя его внимание:
– Девочки, позовите, пожалуйста, доктора, что-то мне плохо.
Лежащая дальше всех от Кати мамочка поспешно вышла из палаты.
Катина соседка обратилась к ней осторожно:
– Галя, может сока?
Села к ней на краешек кровати, протянула стакан с соком. Галя взяла стакан и в газах у нее мгновенно появились слезы…
* * *В палату, где лежала Нина, без приветствий вошла Катя, хмурая и злая. Нашла глазами Нину. Без всяких предисловий спросила:
– Как ты? Что врач сказал?
Нина улыбнулась ей почти невольно – все-таки не чужая. Похлопала ладонью по кровати рядом с собой:
– А ты иди сюда, посиди.
Катя даже не шелохнулась:
– Я и отсюда услышу.
Нина спросила:
– Тебя папа послал?
Катя подняла глаза к потолку: что за вопрос? Нет, я по велению сердца, наверное, пришла! Но вслух сказала:
– Ну конечно!.. Волнуется!.. По скайпу ему показалось, что у тебя глаза припухли. Я сказала, что у тебя и в мирное время глаза такие. Много спишь.
Но закаленная в перепалках с падчерицей Нина проигнорировала этот мелкий выпад, ничего, кстати, общего с реальностью не имеющий. И просто сказала:
– Показалось. Ну, я ему сейчас позвоню.
– Звони! Совет да любовь! – вместо прощания зачем-то пожелала Катя и ушла.
Нина даже засмеялась…
Вообще, здесь, в роддоме, все как-то уравновесилось в семейной жизни Елистратовых. У Кати не было простора для ее устного «творчества», Нина была рядом, но практически недосягаема для ее уколов… Тут были другие уколы! И другие просторы для самовыражения: УЗИ, КТГ, анализы мочи и крови… Необходимость каждый день слушать сердечко ребенка радовала Нину: она так мечтала о встрече с сыном… А вот Катины придирки остались в прошлом: так тут, в тиши палат, казалось Нине. Знала бы она, что буквально через стенку каждый день Катя делает информационные сообщения о ее скромной персоне. И слушательницы с интересом разглядывают вероломную героиню Катиных рассказов в столовой и на пеших прогулках по коридору…
Нина набрала мужа:
– Леша! Да все как обычно: вредная, сердитая девчонка, не бледная. Пришла и ушла бодро, с огоньком… Не волнуйся. Доктора тут хорошие. Жаль, конечно, что у нас с ней разные палатные врачи. Но я спрошу у ее врача, потом тебе перезвоню…
* * *…Ранним утром, услышав в спальне наверху топот молодых пяточек и пробивающиеся со второго этажа ребячьи голоса и смех, Нина поднялась наверх и постучала в комнату Кати и Артема. Катя высунула голову – растрепанная, веселая, а на заднем плане маячил ее юный муж Артем.
Какое бы хорошее настроение не было у Кати, Нина в радиус ее положительных эмоций не попадала:
– Что? – нелюбезно спросила Катя.
Но зато Нинину радость невозможно было испортить ничем:
– Катя, выйди, пожалуйста, мне нужно с тобой поговорить.
Катя поджала губы:
– Что-то срочное?
Нина улыбнулась:
– Что-то важное.
Катя нехотя вышла, как была, в пижамке с Винни-Пухами, вместе с Ниной спустилась со второго этажа.
В просторном холле, который одновременно служил Елистратовым гостиной и частично кухней, села в широкое низкое кресло, откинулась, вытянув длинные свои ноги…
Нина с улыбкой встала перед ней:
– Знаешь, я хотела с тобой поговорить… Поделиться… В общем, я жду ребенка.
Катя даже вскочила:
– Что?…
Нина не ожидала такой бурной реакции и пожала плечами, все еще с улыбкой на лице:
– Жду ребенка. Вот. У тебя будет брат или сестра.
Падчерица с силой треснула кулачком по подлокотнику кресла:
– А у моего – тетя или дядя!
Привыкшая к разным словесным эскападам Нина все же переспросила:
– Что ты сказала? Какой… дядя? Какая тетя?
Катька разве что язык не показала Нине:
– Самых честных правил! Обыкновенный! А тетя – Мотя! Что непонятно? Я тоже беременна!
Нина засмеялась, прижав руку к груди:
– Вот Леша обрадуется! Вот это да! А чего ты раньше не говорила?
– Раньше – это пятнадцать минут назад? – не по делу съязвила вредная Катька. – Я сама только что узнала, еще тест-полоска не высохла!
И только тут Нина заметила, что радуется – за себя, за Лешу, за Катю, за Артема – только она сама. А Катя – злится.
– Я чего-то не поняла: ты злишься, что ли? Или… Ребенка не хочешь? – спросила она миролюбиво. Попыталась настроиться на Катину волну…
…Но на Катино цунами настроиться не удавалось никому и никогда! Она встала, уперев руки в боки, и уже почти закричала на Нину:
– Почему же! Хочу. Но когда их сразу двое – вот тут-то и начнется: и в тесноте, и в обиде!
Нина даже в лице переменилась:
– Да не подеремся как-нибудь… Нам с тобой делить нечего. Мы же не соседки, а родня. Странная ты, Катя. Я к тебе со всей душой, а ты…
Катя с обычным ехидством поинтересовалась:
– Может, ты еще захочешь, чтобы я тебя «мамой» называла?
– Не надо, – вздохнула Нина. – Но и злиться нечего. А мамой… меня другой кто-нибудь будет звать.
Повернулась и ушла.
* * *Катя плелась по коридору в свою палату, набирая на ходу номер на мобильнике… Проходя мимо сестринского поста, услышала конец разговора Бобровского с медсестрой Таней:
– Танечка, держите, это мобильник Ивановой. Ей звонить не давайте, будут звонить родственники, сообщайте им о состоянии ее здоровья, но никаких разговоров, скажите, что это мое распоряжение. Дайте им мой номер, пусть мне звонят. И срочно Веру Михайловну вызовите в палату, у Ивановой тремор, надо купировать.
* * *Катя зашла в палату, а мамочки сгрудились вокруг одной, которая раскладывала на одеяле диковинные карты ТАРО. Тоня, так звали мамочку-гадалку, сидела на кровати, делала расклад, гримасничала, ведя какой-то внутренний диалог с картами.
Неожиданно для других она не сдержалась и, схватившись за живот, воскликнула вслух.
– Ну, ты подумай, вот ведь паразит…
Другая мамочка, Катина соседка Алеся, спросила тревожно:
– Тоня, что случилось? Ребенок беспокоит?
– Муж беспокоит! – последовал ответ. – Уходила в больницу, просила его карнизы повесить. У меня аллергия на пыль, а там стены сверлить надо, так я его просила заняться карнизами, пока меня не будет. А он смотри ж ты, всю неделю проволынил, а на выходные, видать, с друзьями на рыбалку собирается.
После секундной паузы грохнул дружный хохот. Мамочки, перебивая друг друга, расспрашивали Тоню:
– Да с чего ты взяла? Может, он уже все сделал… Покажи, где там карниз на картах? И рыбалка…
Однако Тоню-Таро было не своротить:
– А то я не вижу! Ну ни о чем попросить нельзя.
Рассудительная Алеся попыталась разобраться в вопросе. Ей свойственно было добиваться правды и справедливости, шла речь о хитрой мачехе Кате Елистратовой или о предсказаниях Таро:
– Зачем ты раньше времени заводишься? Да еще на пустом месте. Сама себе что-то придумала. Ты ему для начала позвони хотя бы и спроси…
Тоня шлепнула ладошкой по раскладу:
– Да я и так все вижу, карты меня никогда не обманывают.
Катя тоже поинтересовалась:
– А что твои карты, прям вот так все и показывают?
Тоня подтвердила:
– Практически все. Только без фамилий.
* * *Владимир Николаевич Бобровский зашел в ординаторскую, чтобы посоветоваться с коллегами по вопросу не то, чтобы профессиональному, не слишком злободневному, но в решении нуждающемуся. Веры в наличии, к счастью, не оказалось, а вот лучше Наташи, наверное, никто не знает Вериных вкусов, пожеланий, одним словом – «мечт»…
