Шамиль Идиатуллин - Rucciя

– Он не еврей, – сказал Магдиев.

– Знаю, это выражение такое, – объяснил Гильфанов.

– Не выражайся, – буркнул Магдиев.

– Прошу прощения, – сказал Ильдар, мысленно обматерив себя за неосторожность – вот получил бы сейчас по морде, как Летфуллин, и большой привет с Северного полюса. – Так вот. Ему интересно было на первые роли выйти, а вам – Придорогина подвинуть. Хотя, я так понимаю, вот такого чуда, какое случилось, ждать было невозможно. Вы исходили из того, что Борисов, поднявшись, смягчит отношение Придорогина к Татарстану. Или наоборот, спровоцирует обострение, которое покажет, это самое, непродуктивность ссор. Хотя и Придорогин, возможно, был заинтересован в том, чтобы амов подопустить и при этом нетронутым оказаться. Потому такой коленкор и разыгрался. Правильно?

– Продолжай, – предложил Магдиев.

Дверь открылась, и вошла Резеда Габдельхарисовна с подносиком. Дождавшись, пока она расставит чай в тонюсеньких чашках, сахарницы и молочницы, пиалки с курагой и черносливом, и удалится, Гильфанов шумно отхлебнул полчашки, подышал открытым ртом и продолжил:

– А когда вышло так, как вышло, и Бьюкенен влез в ситуацию всеми плавниками и хвостом, Борисову было выгодно умыть руки и дать Штатам раз в жизни по-настоящему увязть в херовой ситуации, и чтобы она создалась по их же схеме. А наши выгоды лежали в том же месте, потому что – ну, ясно почему. И в итоге друзья друг другу втихую, под столом как бы, помогли, а враг посрамлен и опущен. Что и требовалось. Теперь осталось зафиксировать официальное сближение братьев и сплотить единый антиамовский фронт. Против врага, которого побил маленький Татарстан, собрать кучу народа куда легче, чем против небитого. Верно я рассуждаю?

– Ильдар äfände, я всегда верил в твое воображение и, tege… аналитичность, – сообщил Магдиев, вышел из-за президентского стола и сел за гостевой, поближе к чашке, которую, впрочем, не тронул.

– Понятно, – сказал Гильфанов. – А жертвы сразу предполагались?

– В таком количестве – нет. Мы же не звери, – сухо сказал Магдиев.

– А теперь, значит, все будет, как было при Придорогине?

– Как до Придорогина, – уточнил президент.

– Ну, что значит до Придорогина. Округа уже практически созданы, Татарстан вписан…

– Как вписан, так и выпишется. Договор новый заключим, а главное – финансовую часть пропишем. Чтобы не как колония иди губерния, а в нормальной пропорции отдавать…

– Отдавать все-таки? – спросил Гильфанов.

– Ильдар, давай inde не будем как дети. Куда мы с подводной лодки? Вопрос в том, какие мягкие условия будут. А теперь будут. Мы герои и вообще. А суверенитет отложим до следующего раза.

– Ага, – согласился Гильфанов и допил чай. – Может, тогда я и пригожусь.

– Ильдар Саматович, ты всегда пригодишься, – торжественно заявил Танчик. – Еще чай будешь?

– Да, с удовольствием бы, если можно. И куснуть бы чего-нибудь, бутербродик там, а? А то с утра как этот, саврасый, и ни грамма…

– Легко, – отозвался Магдиев, и действительно поднялся со стула, отошел к рабочему месту и, перегнувшись через стол, принялся обстоятельно инструктировать Резеду. Гильфанов тем временем решил собрать лежавшие рядом с чашкой письменные принадлежности, но листок поднял неловко – так, что зацепил паркер, ускакавший к чашке Магдиева. Гильфанов чертыхнулся, на полусогнутых обошел стол – стулья мешали, – выковырял ручку и виновато оглянулся на Магдиева. Тот, не обращая внимания на легкую суету за спиной, говорил: «И обязательно чтобы черный и свежий был, бородинский там или дарницкий». Гильфанов, не глядя, качнул ручкой над магдиевской чашкой и отковылял к себе на место, на ходу пряча ручку в боковой карман.

Магдиев, возвращаясь на место, поинтересовался:

– Может, все-таки водки или коньяка?

– Нет, что вы. Не люблю. И, честно говоря, и вам не советую.

– Ну, мне уже поздно начинать, – засмеялся Магдиев и одним глотком осушил свою чашку.

Следующие пятнадцать минут Гильфанов усердно поглощал бутерброды и печенья, что было нелегко, но необходимо. По уму таблетки из кармана следовало выпить немедленно, но они, к сожалению, были ярко-синими, никак не оправдывая свое пребывание в коробочке из-под аспирина. Вряд ли эта тонкость могла всерьез обеспокоить Магдиева, который, сто к одному, ничего бы и не заметил. Но теперь, когда было сделано, рисковать было совсем непроходимой глупостью.

Гильфанов дожевал третий бутерброд под одобрительное бурчание Магдиева, нахваливавшего молодой аппетит и блистающие перспективы полковника, и лишь после этого поспешил с благодарностью откланяться. Прощальные реплики вышли теплыми и трогательными, а рукопожатие – затяжным и горячим. Для полноты ощущений можно было бы и обняться, но это было бы совсем нездорово.

Гильфанов продолжал сдерживаться и пока не самым ударным шагом, раскланиваясь и обмениваясь любезностями со встречными (приподнятый дух распирал решительно все населявшие Кремль тела), проходил приемную, крысиный лабиринт коридоров и просторный холл на первом этаже. Лишь перешагнув через порог калитки в кованом заборе и направившись к поджидавшей его машине, он зашарил в кармане, выдавливая из облатки сразу пяток таблеток.

Воды у водителя не оказалось, поэтому пришлось разжевать их всухую. Ощущение было прегадостное. Впрочем, через пару минут выскочившая из Спасских ворот «Волга» притормозила у ближайшего продмага на Кремлевской. Ильдар остановил рванувшего было на штурм водителя и отправился в шоп-тур самостоятельно. Это позволило ему не только на полминуты приблизить переливание в себя одной из двух купленных бутылочек нарзана, но и досрочно забросить в опустевшую бутылочку паркер, а образовавшуюся конструкцию незаметно завернуть в купленный здесь же цветастый пакет и сунуть в случившуюся на выходе урну.

Оставалось выкинуть пиджак (на совсем уже пожарный случай) – и казанскую часть своей жизни Гильфанов мог считать исчерпанной.

5

Ты лучше голодай, чем что попало есть.

И лучше будь один, чем вместе с кем попало.

Казань.

18 августа

К прилету Борисова основной контур системы управления воздушным движением аэропорта был восстановлен – точнее, завезен и смонтирован заново: суеверные кураторы транспортной сферы в руководстве Татарстана связываться с компаниями из стран НАТО просто не рискнули – несмотря на то, что те же французы предлагали самые выгодные условия и кредиты с минусовым процентом. В итоге Магдиев распорядился отдать предпочтение Китаю, про себя решив, что неизбежные, по мнению глобальных политологов, неприятности на финско-китайской границе начнутся тогда, когда диспетчерское оборудование выработает последний ресурс и в войне миров задействовано не будет при всем желании.

Самолет номер один можно было считать таковым не только из-за принадлежности ГТК «Россия» и почетной обязанности служить иголкой, сшивающей куски страны в единое целое, избравшее себе единых, засевших в иголке вождей. Борт номер один (журналисты не преминули отметить, что в этом качестве выступил собранный в Казани Ту-214 – явно чересчур дальнобойный для прыжка из Москвы в Казань) на самом деле оказался первым официальным рейсом с пунктом назначения «Казань» – предыдущие два, приземлившиеся в последние сутки, были неофициальными и относились к сопровождению и. о. президента Российской Федерации.

Магдиев прибыл в аэропорт лично – это был один из редких случаев, когда и хотелось, и моглось. Вопрос был в том, чтобы не показать подлинных чувств при первой прилюдной встрече с Ромкой. С другой стороны, сильно-то можно было не стараться: прорвавшееся дружелюбие в худшем случае было бы списано на татарское лицемерие или просто профессиональный подход к издержкам практической политики.

Борисов отнесся к задаче серьезнее: как вышел на трап прищуренным, так и донес прищур до Магдиева, болтавшего прической у трапа. Видя такую старательность, Магдиев с трудом удержался, чтобы не заехать кулаком в плечо Ромыча, которого не видел два года (с тех пор, как по пути в Прагу вместе с Фираей дал тихого кругаля и заехал в альпийскую деревню, где от правых трудов отдыхал Борисов с супругой же). Несомненно, такая встреча стала бы первополосной сенсацией и стопудово открыла бы новую веху в истории отношений Москвы и Казани. Но это была бы преждевременная веха.

Поэтому Магдиев просто обменялся с Борисовым коротким рукопожатием и парой не более длинных фраз: «Как долетели? – Спасибо, замечательно. Вы как? – Прекрасно, спасибо. Пойдемте, наверное».

Загрузившись в миниавтобус и притворив стекло, отделяющее президентский салон от отсека водителей-охранников (помощников и референтов президенты, не сговариваясь, отогнали в машины кортежа), Магдиев все-таки не сдержался и слегка ткнул в плечо Борисову. Борисов, как раз устраивавшийся поудобнее, от этого чуть не соскользнул по кожаному сиденью на пол, и показал, что вот сейчас за такие дела заедет Танчику в табло, а потом приложил палец к губам. Магдиев кивнул, и полчаса от аэропорта до Кремля вел вполне партикулярную беседу: про ход рассмотрения исков, предъявленных Татарстаном к США и НАТО, про героизм крестьян, умудрившихся фактически под бомбами спасти 70 процентов вполне приличного урожая – так, что Татарстан по зерновым в этом году займет не второе, конечно, но наверняка третье-четвертое место. По ходу дела почти без улыбки сообщил, что за полгода предприятия оборонно-промышленного комплекса республики выполнили государственный заказ на сто семьдесят-двести тридцать процентов, который, с учетом обстоятельств, уже оплачен из бюджета и внебюджетных фондов Татарстана – но хотелось бы компенсации из более соответствующих источников. «А по НИОКР, я так понимаю, процентов пятьсот перевыполнение составило? И тоже компенсация нужна?» – также без улыбки предположил Борисов. Магдиев покрутил в воздухе полусвернутой ладонью. «А вы к Бьюкенену и конгрессу обратитесь, путь грант на эти цели выделят. Вы же ради них старались, помогли реальные вызовы и опасности нового тысячелетия выявить, плюс две затратные программы Вашингтон как раз в честь Татарии свернул», – посоветовал Борисов. Танбулат Каримович потяжелел лицом и сказал: «Это само собой, но попозже. Я еще не все долги Бьюкенену отдал. Отдам – и с наследниками говорить буду». Борисов с интересом посмотрел на собеседника и противным голосом сказал: «Магдиев, третий отряд, сегодня без купания, и я немедленно отправляю телеграмму родителям». Магдиев махнул рукой и отвернулся к окну.