Сергей Буянов - Стекло и дерево
60
– Карина Львовна, вам звонила дочь.
– Что случилось? – для Липутиной новость казалась необычной.
– Ничего не сказала, но перезвонит к вечеру.
Может быть, Эвелина решила выйти замуж? Помнится, подобный разговор уже заходил. Карина Львовна тогда не приняла всерьёз сказанного. Вероятно зря. Так или иначе, дочь перезвонит к вечеру, а пока у Липутиной дел по горло. Теперь она ходила по специалистам, которые разводили руками и мямлили: «Ничего не можем поделать! От всей души сочувствуем», – но Карина Львовна видела искорки злорадства в их глазах. Нет-нет, да и проскальзывало чувство превосходства над униженной и полурастоптанной коллегой. Глупцы! Завтра они могут оказаться на её месте! Липутиной крайне противно общаться с такими людьми, но Полянский настаивал категорически!
– В этом, дорогая, вся наша стратегия! Пусть все будут в курсе. Потом не отвертятся.
– Но как с ними можно разговаривать?
– Спокойно изъясните суть дела и выжидайте ответа. Начнут экивокать, уходите! Ваша миссия выполнена. Только вот, упаси Бог вас, Карина Львовна, посвятить их в свои планы! Обязательно найдутся хитрецы, которые не применут спросить: «А что вы собираетесь делать? Мы окажем посильную поддержку!» Не верьте ни в коем случае! Изложили проблему и уходите, не ругайтесь, не радуйтесь, печально так уходите.
Вот она и выполняла инструкции, и бродила по бесконечным коридорам власти. Уж кому-кому верить, так это лишь Евгению Львовичу! Время такое. Собственной дочери верить опасно! Вот что она там задумала и почему сообщает об этом?
Ждать пришлось недолго. Едва смеркалось, как прозвенел межгород. И это вечер? Карина Львовна подошла к телефону, ба! Да ведь разница во времени! Теперь понятно, Эвелина звонила утром, когда у Карины Львовым был обед. Логические умозаключения никогда не покидали голову Карины Львовны.
– Алло!
– Здравствуй, мамочка! – возбуждённый тон не предвещал ничего доброго.
– Ты звонишь, чтобы порадовать меня?
– А как ты догадалась?
– Я ведь твоя мама, Лина!
– Тогда скажи, чем?
– Выходишь замуж.
– Да! Ты так спокойно это сказала, значит, рада?
– В наше время я бы не удивилась, что мне дочь скажет: «Я вышла замуж», – попросту поставит перед свершившимся фактом.
– Мама! Откуда такой убитый тон? Ведь ты должна меня поздравить!
– Поздравляю, но…
– Что, но?
– Когда? – Карине Львовне не хотелось портить отношения, дочь позвонила, это уже что-то значит. Важно хоть чуточку выиграть время.
– Как обычно, через месяц.
– Заявление уже подали?
– Мы ждём тебя, мамочка, на помолвку!
– Когда?
– Послезавтра.
– После завтра, – раздельно произнесла Карина Львовна. Только теперь новость ошарашила её, словно обдало кипятком с головы до ног, колени подкосились, и она бессильно шлёпнулась в кресло. Крупные капли холодного пота выступили на лице Липутиной.
– Приедешь?
– Не смогу, зато через две недели точно буду дома! Так что, никаких фокусов!
– О чём ты, мамочка?
– Не вздумайте переносить свадьбу на более ранний срок, без меня не женитесь!
– Всё ясно, приказ будет исполнен. До свидания, мамочка, целую!
Эвелина закончила разговор, заметив, что мама начала закипать. На душе так светло и радостно, не хватало маминых нотаций. Дальнейший разговор Эвелина прекрасно предвидела. Мама начнёт гнуть своё: А как ты будешь учиться? А что имеется у жениха? Квартира, степень – это хорошо, но недостаточно чтобы содержать семью! Коммерческое предприятие, а каков оборот?
Как ты не узнала? Неважно? Это сейчас тебе неважно, а потом у него окажется в собственности какой-нибудь, раздавленный рэкетом, ларёк с одними убытками! И что ты будешь делать? Это сейчас ты не думаешь, а вот потом… и далее, и далее в этом духе. И ни слова о том, кто он? Какой он человек? Любит ли она его? Любит ли он её? Стоит ли разговаривать?
– Вот такая у нас помолвка, Рима, – так Лина стала называть его, – с моей стороны бабушка, с твоей никого. Почему папа не хочет приехать?
– Понимаешь, Линочка, он человек простой. Если свадьба, значит, свадьба! А вот заранее чего ехать? Видишь ли, у него такая работа, что и отпустить-то надолго не могут.
– Он большой специалист?
– Механизатор.
– Механизатор? Как здорово! – для Эвелины слово «механизатор» ассоциировалось с космонавтом или подобным специалистом.
– Может быть, – сказал Рим.
– Как же так? Почему ты не ценишь своего папу? Если его не отпускают с работы даже на помолвку сына, то это говорит о многом!
– Да, – согласился Рим. Не дай Бог Эвелине оказаться на рабочем месте его отца: увидеть вечно поддатых работяг, услышать родную речь специалистов-механизаторов, их отзывы о людях, подобных Карине Львовне!
– А что, кто-то ещё должен быть? – спросил Любимов, продолжая тему.
– Как же, а свидетели?
– У тебя есть подруга?
– Только Алина, но согласится ли она?
– Конечно, – усмехнулся Рим, представив себе реакцию Ивановой на предложение, – только вот, может ли свидетельница быть замужней?
– А почему нет?
– Вероятно, существуют какие-то правила.
– Действительно, это, наверное, важно. Тогда вот что! У меня есть подружка-пустышка, Люська! Тогда она.
– Она подойдёт?
– Бабушка души в ней не чает! Конечно, Люська не самый лучший вариант, но если нельзя Алине. Кто-то ведь должен быть на этом месте! Кстати, я нашла, а ты?
– У меня есть технический директор.
– Это кто?
– Пётр, однокашник.
– Я его знаю?
– Узнаешь.
С помолвкой разобрались. Теперь Риму предстояла более деликатная тема. Он не знал, как сказать? Если начать издалека, Эвелина тотчас раскусит его, опять обидится и будет права! Надо говорить прямо, Рим решился.
– Линочка, завтра ВТЭК, – выдохнул Любимов.
– Что это?
– Врачебная экспертиза.
– Вроде консилиума?
– По составу комиссии да, но функции несколько иные. Цель: определение степени трудоспособности. Это не лечение, а освидетельствование.
– Прямо как в полиции! Какие страсти! И что?
– Освидетельствовать будут, в том числе и тебя. Бумаги я уже подготовил.
– На предмет?
– На предмет возможности полной адаптации.
– Я что, не адаптирована? Ты так считаешь?
– Вот потому мне и трудно было начать разговор, – признался Рим.
– Кто создаёт комиссию?
– Приказы Минздрава. Но не в этом дело, таковы правила – больной в ремиссии должен быть освидетельствован. В результате: ему присваивают группу инвалидности, вновь госпитализируют в стационар (возможно, без права выписки). Или наоборот, освобождают от диспансерного наблюдения.
– Последнее, надеюсь, про меня?
– Конечно. Только дело в том, что я досрочно представляю тебя на освидетельствование.
– Как это, досрочно?
– Намного раньше определённого стандартами срока.
– А почему кто-то должен меня освидетельствовать, если вылечил ты?
– Таковы приказы, инструкции.
– Идиотия!
– Согласен. Но это необходимо. Должна быть бумага, заключение.
– А без этой бумаги я не имею права выйти замуж, учиться и жить, так?
– Так.
– Тогда в чём проблема? Пройдём этот дурацкий ВТЭК! А почему, Рима, ты мне сразу не сказал, в чём дело?
– Я думал, вдруг ты расстроишься.
– Почему же! Это ведь здорово! Досрочно дадут свою бумагу, да и делу конец. А ты, любимый, переживал за меня? – Эвелина нежно обняла жениха.
– Ну да, я думал…
Эвелина не дала договорить, закрыв рот Рима поцелуем…
Заместитель главного врача по лечебно-профилактической работе областной психиатрической больницы, Дулина Евгения Евгеньевна не спешила с освидетельствованием диспансерной больной Липутиной Эвелины Павловны. Со времени, указанного в извещении прошло два, а затем, и четыре, и шесть часов…
Эвелина сидела в мрачном коридорчике административного корпуса психбольницы и скучала. Рим находился там, за массивными дверьми с табличкой ВТЭК. Он работал, докладывая о своих больных. Мимо Эвелины прошёл седенький профессор-филолог. Спустя сорок минут он вышел, обтирая пот с широкого лба. Он посмотрел на Эвелину и сказал:
– Всё. Здоров! Тебе дочка, того же желаю!
Эвелина не успела ничего ответить, она испугалась и вжалась, в стеночку – мимо провели Алика! Два санитара дружески поддерживали крайне измученного и исхудавшего Сажина. Ноги больного почти волочились по полу. Настолько тяжело ему было передвигать ими. В действиях санитаров не чувствовалось никакой злобы и нетерпения, они приподнимали пациента и перемещали его безо всякого насилия.
Алик что-то заметил. Он напрягся, санитары остановились. Сажин увидел свет: тёмный сталистый экран как бы раскололся, и в трещине появилось знакомое лицо. Алик протянул к нему руки. Эвелина отпрянула. Бессмысленные глаза Алика на миг прояснились, от этого стало ещё страшнее. Чего он хочет? Сажин ничего не сказал, да и могли он? Санитары, на всякий случай, скрутили руки возбудившемуся пациенту. Когда-то бывшие мощными бицепсы Алика сжались и тут же обмякли. Санитары с силой впихнули его в кабинет.
