Наталья Горская - Корова (сборник)
– Опять ты всё очерняешь! – возмутилась Римма. – Неужели не бывает историй, когда люди красиво познакомились на улице?
– Бывает. В кино для дур, чтобы продолжали держать на себе наше больное общество, производственный план выполняли, план по рождаемости не забывали. Лично я только в кино и видела, чтобы на улице знакомились, а в жизни такого просто не бывает. Все погружены в себя, зациклены на проблемах. Да и криминальная обстановка такая, что по улице лучше бежать и ни на кого не смотреть. Ты хоть одну историю уличного знакомства знаешь, чтобы она закончилась чем-то толковым? Она заканчивается в лучшем случае никому не нужной беременностью от неизвестного, а в худшем – женским трупом в придорожных кустах. Не знакомятся нормальные люди на улицах. На улицах «снимают тёлок» на ночь. А тут женщине надо жизнь устраивать. Но вокруг неё хмыри, которые могут предложить только ночь. Ей нужна жизнь, а в наличии есть только ночь. Одно противоречит другому.
– Почему же столько людей мечтает повысить свою сексапильность, даже ходят на платные курсы для этого? – спросила Людмила.
– Потому что общество вымирающее. У вымирающих подвидов первым делом секс включается, как последняя аварийная защита перед полным исчезновением. Не случайно у нас ещё в Перестройку сексуальная востребованность была заявлена как признак состоятельности и успеха. На самом деле, успешные люди не страдают половой распущенностью. На самом деле, интимные услуги и безотказность – это удел беднейших слоёв населения, этим всегда и во все времена занимаются потомки бесправных нищих алкоголиков. А тут у всех самооценка ниже плинтуса опустилась, рухнула ещё с падением государства, когда граждане «великой державы» превратились в отщепенцев сырьевой базы. Поэтому секс и вышел на первые позиции, да под водочку очень хорошо пошёл. У людей с низкой самооценкой сексапильность всегда выставлена на показ, потому что им позарез нужна оценка чужая, чтобы хоть распоследний гопник одобрил их старания. Наши матери и бабки стыдились, если к ним приставали на улице. Это было позором, это означало, что женщина себя вызывающе ведёт. Сейчас наоборот женщин учат вести себя так, чтобы на них прямо на улице кидались, не понимая, что этим занимаются худшие особи мужского пола. Это заключительная стадия вымирания, она описана во многих учебниках по биологии. Попробуй какую-нибудь немку или американку поддеть тем, что к ней никогда не пристают на улице. Она рассмеётся: ей это не нужно, у неё есть замечательный муж и крепкая семья. А нашим дурам сразу стыдно, сразу сказки какие-то начинают сочинять, как их где-то к забору прижимал «ну такой мужчина». Какой там «ну такой»? Наверняка, пьянь какая-нибудь свежеподшитая. Да они и такому рады. Их убедили, что это крупный недостаток для женщины, если никто в подворотне ни разу не мызгал, ну хоть бомж ощипанный. Такие и вправду готовы бомжу отдаться, лишь бы получить подтверждение, что хоть кто-то воспринимает их как женщину. Мужа у неё нет, только ненадёжный сожитель-пьяница и такая же хлипкая семья, где каждый сам по себе. Она ничего не может с этим поделать – ей сразу доказывают, что это в ней какой-то сбой, а с пьяницами вокруг неё полный порядок. Водку трескают, в телик пялятся – чего тебе, дура, ещё надо. Она в это верит и бежит покупать новую тонну женских журналов, читает статьи, как стать счастливой в деградирующем спивающемся обществе, тратит последние деньги на косметику, наряды и курсы эротического массажа «Секреты гейши». Пока окончательно не превращается в услужливую проститутку, у которой всегда хорошее настроение, даже если об неё «близкие» ноги вытирают. А что для женщины за радость быть чьей-то постилкой, да ещё гордиться, что ей под хвост кобели лезут? Ты как врач рассуди, а не как баба-дура, каких из нас алкаши сделали. Ну, трахают её все, кому не лень, она залетает, теряет здоровье. Гордись дура, что поимели тебя. Это низкий уровень существования, а ей доказывают, что признак успеха.
Римма совсем сникла от такой безрадостной картины мира, а Люда задумчиво вспомнила:
– Вы знаете, какая вчера меня блондинка обогнала? Такая вся… такая… ну короче, и монах мимо не пройдёт. А этот Абдулл ибн Саллах аль Карим Азиз де Падетруа и тэ дэ и тэ пэ даже не взглянул на неё. Разве не подозрительно?
– Очень подозрительно, – согласились Римма с Нонной. – А что, если это розыгрыш какой?
– Кому надо меня разыгрывать? Тем более – так. Всё это слишком уж дорого.
– Может, это какая-нибудь телевизионная акция? – предложила другую версию Римма. – Сейчас, знаешь, сколько всяких приколов на телевидении? Разводят, как не фиг делать! Тут популярную ведущую так разыграли, что она даже в суд подала.
– Я же не телезвезда, не певица, не актриса. Чего меня-то разводить?
– Так и до простых смертных добрались. Звёзд всех разыграли, всем надоело и наскучило, вот и перекинулись на рядового обывателя. А что? Я года два тому назад шла по улице. Средней многолюдности такая улица. Иду и вижу: лежит мужчина у стенки дома. Бледный такой и губы синие, как бы с сердцем плохо. Все мимо бегут, и нет до него никому дела. А я подумала, что ненормально это, если человек посреди дня прямо на улице города помрёт. Подскочила к нему, пульс пощупала, Скорую вызвала… Тут откуда ни возьмись какая-то деваха с микрофоном ко мне подскакивает, да ещё и оператора с камерой за собой тащит. И затрещала, и заверещала без пауз между словами: «Скажите, какой мотив руководил Вами на момент оказания помощи этому человеку? Ответьте быстро и не раздумывая, что Вы сейчас чувствуете: гордость, досаду или желание познакомиться поближе с этим человеком?». «Этот человек» тут же глаза открыл, встал на ножки, стёр салфеточкой белую пудру и синие тени с рожи и говорит: «Мы эксперимент проводим на выяснение степени чёрствости наших граждан. Я уж тут битый час лежу, а ни одна сука не подходит. Ты первая подошла, мерси».
– Это ты, выходит, первая сука, – засмеялась Нонна.
– Вот-вот. Девица трещит, камера работает, народ вокруг собрался. Так мне противно стало! Я и говорю этому липовому умирающему: «Знаешь что, Этот человек, ты больше мне не попадайся!». И ушла. Они мне вслед кричат, что я дура, что мне же приз какой-то полагается за этакую нечёрствость. А на кой мне приз за то, что каждый нормальный человек сделал бы? Это для ненормальных всё чем-то необычным кажется, это они недоумевают и экспериментальным путём выясняют «какой мотив руководит человеком на момент оказания помощи другому человеку». Теперь только и жди с такими экспериментаторами встречи.
– Да-а, – согласилась Нонна. – Мне тут наша Марья Трофимовна рассказывала, как её соседка по коммуналке чуть не окочурилась. Пошла она с внуками в кафе, зашла там в туалет. Только собралась, стало быть, справить нужду, как чуть ли не из унитаза тоже выскакивает какой-то хрен с телекамерой и орёт ей в самое ухо: «А у нас для вас – сю-у-урпр-р-рии-ы-ыз! Чего же вы не рады?». И затрещал что-то про эксперимент на предмет того, у кого седалище шире. Соседка эта потом две недели в отрешённом состоянии лежала от потрясения – уж думали, не выживет. А эти экскрементаторы ей в награду за стойкость хрустальную вазу в виде унитаза домой притаранили. И не объяснить им, что нельзя же так пожилую женщину пугать, да и вообще всякую другую. Что это мерзко и гнусно, в конце концов. «Какое там мерзко?! Прикольно же!» В мужской-то туалет не рискнули залезать со своими приколами, потому что там их прямо в унитазе утопили бы.
– Ужас, что делается! – искренне испугалась Людмила. – Да неужели такое возможно? Неужели и со мной такой эксперимент проводят?.. А на предмет чего такой эксперимент проводить? Один стихи почитал – я послушала, другой серенаду спел – я тоже послушала. Ну и что? Чего тут необычного-то?
– А кто его знает, – пожала плечами Римма. – Все устали от необычного. До того надоели боевики с несуществующими героями да компьютерные фильмы с мудрёными спецэффектами, что многие с удовольствием посмотрели бы на рядовых граждан, на их рядовые чувства… Да нет, мы же не утверждаем, что это обязательно так! Может быть, в тебя в самом деле эти мужики влюбились.
– А чего так одновременно? И почему именно сейчас, а не год тому назад, не два… не десять, когда я и моложе… и лучше… кажется… была… Да нет, так не бывает!
– Всё бывает. Говорят, что даже в пустыне Сахара однажды шёл снег.
– Да ну, – недоверчиво дёрнула плечом Люда.
– А что? А почему нет?
– Да размечтались! – вернула их в реальность Нонна. – Так могут думать только те, у кого киношно-книжное восприятие жизни. Это в русских романах и фильмах любят показывать какую-нибудь бедолагу, которая ждала-ждала и вот аккурат к пенсии дождалась своего прынца. В русском искусстве вообще любят мусолить женскую жертвенность. Видимо, это обусловлено хронически тяжёлыми экономическими и социальными условиями, в которых хотя бы клочок быта надо выстрадать. К пенсии. У нас всё к пенсии: и жильё, и льготы, и личная жизнь. А молодым можно только вкалывать на чужое благо. Это в европейских романах женщина просто счастлива, просто сегодня, просто сейчас, пока она молода и красива. А если она страдает, то только потому, что у неё какой-то там синдром жертвы и всё такое прочее из области психопатологии. А у нас всё про великомучениц, которым в конце концов как награду выдают к концу повествования какого-нибудь угрюмого забулдыгу, который с мамой живёт. Но на безрыбье, как говорится, и рак налимом покажется. Не про нас же, в самом деле, книги писать и фильмы снимать. Что про нас можно сказать? Что мы всю жизнь монотонно прожили и умерли в одиночестве и нищете? Нет, такие сюжеты не котируются. Хотя это и правда жизни. Нет, говорит нам искусство, тётки, живите и надейтесь, будет и на вашей улице праздник, встретите вы своё счастье… хотя бы за два дня до смерти. Женщина тратит на поиски мужчины своей мечты слишком много времени, порой всю жизнь. Найдёт, а уж и помирать пора. Вот что плохо.
