Николай Семченко - Одиночество шамана
– Настя, мы впервые в жизни видим друг друга, – женщина жалостливо посмотрела на неё как на убогонькую. – Ну, откуда бы я, допустим, знала ваше имя? Всё – на ладони, вся ваша судьба там. Я всего лишь чтец.
– Ну и что? Всей этой хреномантии грош цена, если она не оставляет человеку свободы выбора!
– Вот и выбирайте, милая!
Дама насмешливо поклонилась и отошла от Насти, но вдруг, что-то вспомнив, повернулась и с лучезарной улыбкой спросила:
– Всё равно подарок дарить будете, Настя?
Настя, ошарашенная неожиданными откровениями случайной гадалки, не сразу поняла, о чём речь, но, поняв, закивала:
– Да, конечно.
– Вот, возьмите, – дама вытащила из сумки галстук и протянула его девушке. – Любимым мужчинам нужно оставлять приятные воспоминания.
Настя видела, как женщина вышла из магазина, но за стеклянной дверью будто сразу испарилась: по ту сторону так и не появилась. Затеряться в толпе она тоже не огла, поскольку народ на выходе не кучился. Правда, отошла какая-то странная фигура – то ли женщина, то ли мужчина, не понять: человек был одет в бежевый халат, украшенный яркими узорами, на голове – шапочка с дурацкими кисточками; широкий пояс стройнил фигуру, и на нём болтались то ли колокольчики, то ли что-то вроде них.
Настя решила, что эта фигура – «живая реклама»: в городе Ха производители товаров и услуг с некоторых пор стали нанимать и обряжать во всякие несусветные одежды молодых людей. Идёшь по центральной улице имени графа Муравьёва-Амурского, глазеешь по сторонам, вывески рассматриваешь, а к тебе вдруг, допустим, аист подлетает: под два метра ростом, клювом щёлкает: «Купите стиральный порошок нашей фирмы!» Или Чебурашка подкатит, или медвежонок, смешно косолапя, протянет визитку: «Все мишки любят мёд. Берите его только в этом магазине. Он там самый натуральный!» А смешнее всех было нечто прямоугольное, окрашенное в металлический цвет и с эмблемой одного местного банка: «Открой счёт и прими участие в розыгрыше приза. Можешь получить большой килограмм серебра!» Как будто килограмм бывает большим или маленьким, килограмм и есть килограмм.
Фигура в экзотическом халате медленно проплыла до перекрёстка, постояла там, ожидая зеленого огонька светофора, но тот почему-то долго не зажигался. Фигура потопталась-помялась, поозиралась по сторонам, а потом вдруг подскочила на месте, оттолкнулась от асфальта и перепрыгнула через поток машин на противоположную сторону.
Этот прыжок вполне можно было бы занести в Книгу рекордов Гиннеса: взять четыреста метров в длину без разбега – это круто! Но люди, стоявшие у светофоров по обе стороны дороги, вели себя обычно: переговаривались, смеялись, одёргивали детей, которым надоело ожидание. Никто, кажется, не заметил необычное. Настя, кстати, тоже не видела, как фигура перепрыгнула дорогу и, оказавшись на другой стороне, степенно и с достоинством прошествовала до антикварной лавки.
Подлинных раритетов там, в общем-то, не водилось: город Ха всё-таки сравнительно молодой, и 150 лет ещё нет, так что подлинных старинных вещей у горожан не скопилось, зато лавка была сплошь уставлена всякими сувенирами. Чего тут только не было! И корзинки, плетенные из бересты, и большие блюда, вырезанные из тиса и липы, и деревянные фигурки каких-то божков, и меховые тапочки с яркими узорами из кожи, и курительные трубки самых разных размеров и форм, и поделки из полудрагоценных камней, и красочные панно из высушенных листьев и плодов лесных растений, и глиняная посуда, и вполне современная керамика, но посетителей больше притягивал маленький отдел с самыми настоящими древностями амурских аборигенов.
Тут можно увидеть темные фигурки сэвенов, склизкие от накопившегося на них тука: не одно поколение какой-нибудь ульчской или нанайской семьи выполняло древний обряд кормления идолов – потчевало их самыми вкусными кусками мяса, обмазывало рыбьим жиром; взамен духи покровительствовали людям. Подвешенные, как корюшки на вешалах, болтаются различные обереги из коры березы, дуба, осины, порой это просто какая-нибудь щепка или кусок луба, на котором выцарапана жуткая образина: считается, что она обладает магической силой и охраняет владельца от всяких невзгод. Отдельно разложены коврики, халаты, варежки, чуни с бисерным орнаментом – всё это, как сказали бы в комиссионке, «б/у», но оттого ценность вещей в глазах коллекционеров только возрастает. Одежда пахнет рыбой, чем-то кислым, затхлым.
И уж совсем наособицу выложены шаманские ритуальные предметы: пояса, бубны, темные толи, колотушки, бубенчики, полуистлевшие маски с едва различимыми на них рисунками, фигурки жаб, ящериц, змей, каких-то неправдоподобно ярких птиц, похожих одновременно на кукушку, дикушу и лебедя – эдакий гибрид языческой культуры. Под белой тряпицей продавец держит несколько деревянных сэвенов. Говорят, шаманы носили их на пояснице, и в этих грубо отесанных, засаленных фигурках большая сила – сэвены помогали своему владельцу в его путешествиях за пределы привычного мира, насылали порчу на врагов, излечивали недуги у сородичей.
А держат их под тканью по той причине, что от них якобы исходит какая-то тяжёлая энергия. Продавец обязательно расскажет посетителям, пришедшим в лавку в первый раз, что у него от духа сэвенов кружится голова, а к концу вечера просто разламывается, и если прислушаться, то почуешь тихое, злобное урчание – идолы, видно, давно не кормлены и жалуются на плохое с собой обращение. Ритуалов антиквар не знает. Пробовал как-то обмазать одну фигурку куриным жиром, но она выскользнула из рук и чуть не раскололась, а вечером, если верить продавцу, изнутри её послышались глухие завывания. Обиделся, видно, дух на кормление курицей. Может, он предпочитает мясо вепря или медведя?
Вот в эту-то полутемную и экзотическую лавку и вошла странная фигура. Прикрыв за собой дверь, она провела ладонью по лицу – и оно преобразилось: это была уже не та дама, которая гадала Насте, это была довольно миловидная нанайка с большими, чуть раскосыми глазами, и если бы Андрей её мог увидеть, то, конечно, узнал бы Ниохту.
Аоми скользнула взглядом по шаманскому отделу, задержала его на белой тряпице, неопределённо хмыкнула и посмотрела на фигурки животных, которые были выложены под стеклом. Зрачки её темных глаз расширились, она высвободила руку из широкого рукава халата и, стараясь выглядеть спокойной, небрежно спросила:
– Откуда у тебя эта ящерица?
Продавец, привыкший к обходительному с собой обращению, сначала хотел возмутиться «тыканью», но, оглядев странную визитёршу в национальном облачении, решил: эта нанайка, скорее всего, приехала из каких-нибудь Нижних Халб, наверное, режиссёрка тамошнего самодеятельного театра или ансамбля – поразвелось их сейчас: все, кому не лень, играют в возрождение национальной культуры. Энтузиазм, как считал антиквар, порой и рядом не ночевал: такие ансамбли из глубинки частенько приглашали в город Ха, возили в Москву, а то и куда подальше – в Париж, Лондон, Марсель. Общаться даже нормально не могут, никакой культуры, а, гляди-ка, по Европам ездят, и не толстосумы какие-нибудь, обыкновенные аборигены.
Ящерица, которую облюбовала посетительница, стоила дорого. Когда-то она принадлежала старой шаманке из Сакачи-Аляна, а до того, говорят, эта фигурка висела на поясе у другой шаманки, умершей в столетнем возрасте, и до того она была сильной, что на её камлания люди приезжали даже с Чукотки и Камчатки. А время-то дореволюционное, ни самолетов – ни поездов и в завиданье не было: на оленях, собачках, лыжах шли к ясновидящей нанайке.
– Эта вещь дорогая, – тактично сказал продавец. – Деньги-то у тебя есть?
Он тоже решил её «тыкать», не велика барыня!
– Откуда, спрашиваю, ящерка? – повторила вопрос Ниохта. – А насчет платы не беспокойся, купец.
– Сакачи-Алян, начало девятнадцатого века, за подлинность вещички ручаюсь, – пробормотал продавец.
– Вижу: ящерица шаманки Дадхи, – аоми провела узким языком по сухим губам. – Старуха, что ли, тебе её сдала?
– Это коммерческая тайна, – осклабился продавец. – Но если тебе так хочется узнать, то нет, не старуха. Девушка. Студентка. Она шаманке праправнучкой приходится. Всё проверено.
– Старуха, значит, ни при чём?
– Не знаю я никакой старухи
– Дай-ка посмотреть ящерицу!
– Осторожно, – продавец бережно передал фигурку. – У неё хвост на честном слове держится. Хотели её реставрировать, но решили: пусть покупатель сам решает, стоит ли. Всё-таки заметно будет.
– Глупые, – пробормотала Ниохта. – Ящерица и без хвоста ящерица.
Она внимательно разглядывала фигурку, поворачивала её и так, и сяк, гладила по спинке, что-то шептала – и, о чудо, ящерка шевельнулась и повернула к аоми плоскую головку. Продавец решил, что это ему померещилось и встряхнул головой, прогоняя наваждение.
