Сергей Трищенко - ЯТ
– Все так называемые мировые религии сначала появлялись ересями. А потом развивались и крепли, пожирая себе подобных соседей-близнецов.
– Они очень похожи на настоящие… – пожаловался Том, – сразу не отличишь.
– Если присмотреться как следует, – пояснил Гид, – то увидите, что это именно ереси, какими они возникли в первоначальном варианте, а не существующие в теперешнем виде. Мировые религии не поместились бы в моей комнате. Почему я и собираю ереси, пока они ещё маленькие.
Том рассеянно перебирал ереси, думая о чём-то своём. Но в конце концов не выдержал.
– Гид, – спросил Том в упор. – Куда могли его деть?
Гид развёл руками и наморщил лоб – словно специально готовился к Томову вопросу.
– Я не следователь… Ярмарку знаю хорошо, а всё остальное…
– Но куда его могут деть, на что употребить?
– Всё зависит от разверов и размеров. Если очень большой, могут разрезать на части и продать по кускам. Слишком много на свете людей, которые потеряли смысл жизни, а теперь согласны иметь хоть какой-нибудь.
– Хшш-ш, – прошипел Том, – в горле пересохло!
– Я сейчас! – Гид сбегал на кухню к холодильнику и угостил нас яблочным соком.
– А он натуральный? – спросил Том, который живо интересовался вопросами экологической чистоты пищевых продуктов.
– Натуральный, – успокоил его Гид, – смотрите.
Действительно, сок был настолько натуральным, что в нём завелись червячки, переползая, словно заведённые, внутри бутыли и прогрызая в нём дыры.
– Пойдёмте, я покажу вам весь дом, – предложил Гид.
На кухне мы увидели сверкающую хромом и никелем титаническую скороварку.
– Мой супостат, – представил её Гид, – я очень люблю супы.
Мы перешли в спальную комнату.
– Это моя лягушка, – произнёс Гид, указывая на подобие тахты, стоящее у окна.
– От слова «лягать»? – спросил Том.
– От слова «лягу», «лечь».
– От слова «лечь» должна быть «лечушка», или же «лечебница». А от «лягу» – «лягайка», – возразил Том не к месту. Иногда у него такое бывает.
Возле стола в большой гостевой комнате мы обнаружили непорядок: лучевидно расплывалась небольшая лучжица. Должно быть, наплакал кот. Сам кот сидел на шкафонере и утирал глаза лапой. Но причина его обиды или плохого настроения осталась непознанной тайной.
В углу комнаты стояла биолончель. Оказывается, Гид играет?
– Гид, вы меломан? – спросил Том.
– Меломаны – это фанатики фонотеки, – ответил Гид, – а я музицирую сам.
На тахте лежала гитара, а на ней стояла бутылка лимонада.
– Гитара и тара, – заметил Том, глядя на бутылку, пристроившуюся у гитарного грифа, и попытался развить мысль, пропев:
– С гитарой и тарой я здесь, под окном… – но оборвал пение, заметив: «Не идёт» и добавил своим коронным:
– Пошло пошло.
На столе стояла скульптурная группа из трёх обезьянок: одна показывала язык, вторая делала «нос», а третья крутила у виска. Все вместе они обозначали фразу: «Ты что, идиот, что болтаешь глупости?» или же «Берегись, враг подслушивает!».
Я выглянул в окно. Окно выходило на площадь, прогуливалось взад-вперёд и возвращалось обратно. Над противопололожным зданием развевался флаг чистого колокольного цвета. Дом выпячивал балконы, как некое достижение. По площади прыгали воробьи – кенгуру птичьего мира.
– Может, посмотрите телевизор? – предложил Гид.
Шнур питания лежал на полу, у блюдца с молоком. Том хотел воткнуть вилку в розетку.
– Эта розетка не работает, – предупредил Гид, – в ней короткое замыкание.
– А что же делать?
– Скоро должен прийти мой друг, он всё исправит.
– Друг – это второе я, – съязвил Том, – почему бы не исправить самому?
– Бывают случаи, – серьёзно посмотрел на него Гид, – когда правое «я» не знает, что делает левое, даже если оба делают одно и то же.
Что он хотел сказать – осталось для меня неясно, а для Тома – нетомно.
Дверь заскулила, точно собака, поджав хвост.
– Это он! – обрадовался Гид.
Вошёл Диг, оставив в прихожей свою степенность. А, войдя, чуть ли не пустился вприсядку.
– Я продал ему пять фунтов собачьего лая! – завопил он.
– Диг, – попросил Гид, указывая на розетку, – ты обещал…
– А, да, – согласился Диг.
Он достал из розетки короткое замыкание, завязал на нём узелок и спрятал в спичечную коробочку.
Включили телевизор. Изображение выглядело нечётким, нерезким, сильно смазанным непонятным жиром. Я вспомнил анекдоты из ресторана «Пища для ума»: не показывают ли и здесь какие-нибудь сальности?
– Чёрно-белый он у вас, что ли? – удивился Том, но, когда протёр экран от пыли, выяснилось, что телевизор цветной.
Шёл фильм, с середины, о страданиях субтильного молодого человека: его грызли сомнения – большие чёрные жвуки. Прямо глодали. И кожа с него летела кусками. Он орал и вырывался.
– Демонстратор монстров, – обозваал я телевизор.
– А как же черви сомнения? – снова засомневался Том.
– Жуки выводятся из них, – предположил я. – Как обычно у насекомых: яйца, личинки, куколки, взрослая особь…
– Переключи на другой канал, – попросил Том.
По другому каналу текла вода. Канал оказался Суэцким.
Подошёл Диг и выключил телевизор.
– Давайте лучше познакомимся! – сказал Диг.
– Так мы вроде знакомы? – удивился Том.
– Ни в коем случае, – Диг вынес из прихожей мешок, – я ведь сказал: «лучше». Мы пока плохо знакомы.
– Что тут?
– Соль. Ровно пуд.
– Но мы, надеюсь, не сразу её съедим, – испугался Том.
– Это уж как получится, – сказал Гид.
– Если жижнь кажется вам пресной и жидкой, – провозгласил Диг, – ешьте побольше соли!
Он достал из мешка знакомую бело-голубую пачку и поставил на центр стола.
«Каменная соль жизни», – прочитал я на упаковке. Гм. Каменная… как её грызть-то?
– Это не то же самое, что «гранит науки»? – спросил Том.
– Они добываются в соседних карьерах, – кивнул Диг.
Гид накрыл на стол. Мы помогали по мере умения и разумения.
На столе чего только не было! Всё было. И всё съедобное, как ни странно.
Замечу, что соль-таки мы съели, весь мешок – и причём почти незаметно для себя.
За столом Гид и Диг представляли друг друга. Они пикировались едва ли не лучше, чем мы с Томом, и уж во всяком случае намного лучше, чем пикирующие бомбардировщики Пе-2 или Ю-88. Первым начал Гид:
– Разрешите вам представить этого человека, и его возможности и проделки! Однажды он снял кирпичи с дорожных знаков «въезд воспрещён» и построил себе дачу. После чего – уже на даче – убил и съел медведя, который наступил ему на ухо.
– Вы плохо знаете моего друга! – подхватил Диг. – Он совсем не занимается домашним хозяйством. Ковёр со стены выносит выколачивать только тогда, когда тот срывается с гвоздей от насевшей пыли. Хотя у него золотые руки, но растут не из того места.
– А вы занимаетесь домашним хозяйством? – спросил Том.
– Я – другое дело! – гордо сказал Диг. – Домашнее хозяйство – пустяки, я им занимался ещё в школледже. Тогда же я придумал одну штуку: обычно люди делятся на тех, кто сначала отрезает кусок булки, а потом намазывает его маслом; и на тех, кто сначала намазывает булку маслом, а затем отрезает кусок. Я же, – он гордо вздёрнул голову, – делаю и то и другое одновременно!
– Одновраменно… – пробормотал Том.
– Да, – Диг мечтательно замолчал, – когда-то я думал, что знаю всё на свете. Но я ошибался. На самом деле я знаю ГОРАЗДО БОЛЬШЕ! Кроме того: я и могу всё, но не требуйте от меня слишком многого! Это раздражает.
– Если бы только раз… – снова тихо вздохнул Том.
– Но, – продолжил Диг, – мы отвлеклись от характеристики моего друга. Есть у него и положительные стороны. Например, в холодильнике он всегда держит большой запас прошлогоднего снега. Готов поделиться по первой необходимости, хотя подъехать к нему можно далеко не на всякой козе. И ещё: к люстре он обращается не иначе как «Ваше сиятельство».
Гид в это время сидел и меланхолично перелистывал открытку, отыскивая нужную страницу.
– Вот, – наконец сказал он, – кое-что из его прошлой жизни. В последнее время Диг работал водителем джинсов. А до этого чем только не занимался: продавал патентованное лекарство от петушиных укусов, нанимался копать воздушные ямы, проектировал фундаменты для воздушных замков – словом, брался за любую работу, которую мог себе придумать; даже занимался бизнесом.
– В условиях клановой экономики бизнес – занятие неблагодарное, – вставил Диг, – из-за него я два раза лежал в хосписе. НЛОпухи довели.
– Пухлые лопухи? – поинтересовался Том.
– Тухлые, – поморщился Диг, и продолжил: – Я допускаю существование множества миров, кроме того, в котором нахожусь.
– Недавно он ездил в забубежье, а раньше его знали только по ослышке, – пояснил Гид.
– Я знаю все языки в мире, на которых говорю, – пояснил Диг. Он так быстро жевал жвачку, что у него изо рта доносился явственный запах палёной резины.
