Евгения Перова - Другая женщина
– Ты посмотри, что она делает! Это ж что за кошка такая, а?!
– Это специальная утешительная кошка! Да, Зайка?
И Зайка подтвердила, перебирая лапками:
– Мррав!..
Теперь Борис действительно вспоминал свое поведение со стыдом: он чудовищно разозлился, даже никак не мог вникнуть в суть дела – от злости! Отец к тому времени уже умер – вовсе и не родной отец, как выяснилось. Михаил Афанасьевич был на пятнадцать лет старше своей жены, и Борис сначала решил, что мама ему изменила с Чембарцевым, потом – что изменила с отцовского согласия, чтобы завести ребенка, потому что отец не мог…
– Да нет же! Боря, ты не слушаешь меня! – воскликнула мама, глядя на него с отчаяньем. – Это я не могла иметь детей, я! У меня было четыре выкидыша, потом забеременела, но ребенок родился мертвым! А в соседней палате роженица умерла, твоя настоящая мать! Чембарцев нам тебя и отдал!
– Отдал?! Я что, щенок? Или что? Вы ему заплатили? Купили меня?!
– Боря! Ну что ты такое говоришь! Это Чембарцев нам помогал! Всю жизнь!
– Помогал?! Значит, машина… И квартира?!
А он-то принимал все как должное! Жили скромно, очень скромно: отец – историк, преподаватель в институте, мама – искусствовед, в музее работала, а у него все всегда было! Ну, не буквально все, но было. На двадцать пять лет машину ему подарили, на тридцатник – квартиру. Уж тут мог бы как-то сообразить: 1991 год, павловская денежная реформа, а ему квартиру покупают! Откуда такие деньги? Сказали: у нас были сбережения! Откуда сбережения, с каких таких доходов?!
Сейчас только все осознал и никак не мог примириться. А уж когда узнал, кто такой Чембарцев… Мама пыталась ему что-то объяснять, рассказать, что за человек его отец, – не слушал, не хотел слушать! А потом мама умерла, очень быстро, и Борис до сих пор чувствовал свою вину перед ней. Чембарцев пришел на ее похороны, но держался скромно – стоял в отдалении, к ним не приближался. Крупный, мощный, серьезный. Рядом – два охранника. Уходя, Боря оглянулся: Чембарцев опустился на колени перед могилой, поклонился в землю и медленно поднялся, опершись на руку одного из охранников. Какое-то время они с Чембарцевым смотрели в глаза друг другу, потом Борис отвернулся. Отец звонил ему, пытался наладить контакт, но Борис вел себя так, что Чембарцев отступился. И позвонил только лет через десять:
– Боря, я очень старый человек. Мне недолго осталось жить. Я был тебе плохим отцом. Да, собственно, никаким. Но я очень сильно любил твою мать. До сих пор ее оплакиваю. Я не навязываюсь. Но если ты не хочешь до конца своих дней мучиться, что так ни разу с отцом не поговорил…
– Я тебя слушаю… папа…
Почему-то Борис никогда не думал о матери – о своей настоящей матери! Какая она была? И что вообще произошло? То ли он наконец повзрослел – это к пятидесяти-то, самое время! То ли осмыслил все за эти годы, но они с Чембарцевым начали общаться. Отец приехал к ним в гости, впервые увидел внуков, невестку и правнучку, был совершенно счастлив, просто сиял – и сразу же покорил их всех. Харизма у него была невероятная! Так что, когда он позвал их всех с собой в Швейцарию, они согласились. Сначала поехали Борис с женой и младшим сыном, потом и старший подтянулся с семьей…
– В общем, мы теперь все там и живем, – сказал Борис. – Конечно, трудно. В смысле – непривычно. Деньги эти на нас свалились! Знаете, как говорится – не были богатыми, не надо бы и привыкать. Молодежь-то быстро адаптировалась, а мы с женой…
– Деньги! – воскликнула Ирка. – Кстати, о деньгах! Андрей сказал вам, что я отказываюсь от наследства? Андрей, ты сказал?
Мужчины переглянулись, и Андрей красноречиво развел руками.
– Да, наследство. Это такая нелепая история! Я просто не понимал, как поступить, хотел было даже… Но когда узнал, что вы отказываетесь, прямо гора с плеч! Хотя все равно получилось по-дурацки, так неловко!
– Ничего не понимаю! – Ирка машинально взяла на руки Зайку, которая пробиралась к ней по столу, обнюхивая попадающиеся по дороге тарелки.
– Дело в том, Ир, что Чембарцев написал новое завещание…
– И вас в нем уже нет!
– То есть старое аннулировано, понимаешь?
– Он, конечно, никак не предполагал, что вам станет известно про завещанный ранее миллион…
– Если б я не вылез, ты ничего и не знала бы! И как я не подумал о втором завещании!
– И получилось странно: сначала оставил деньги, потом передумал…
Борис с Андреем говорили по очереди, перебивая друг друга, а Ирка вертела головой, глядя то на мужа, то на гостя:
– Стойте! Подождите! Так что, нет наследства, да? Никакого миллиона нет?
– Нет! – ответили мужчины хором.
– Слава богу! Какое счастье! – выдохнула Ирка. – Я так благодарна Ивану Петровичу!
– Ну, что я вам говорил?!
– Да, а я еще не верил Андрею! Вы и правда юродивая, как отец называл.
– Значит, он все-таки что-то про меня понял. – Ирка усмехнулась, покачала головой и посмотрела на кошечку, которая зажмурилась ей в ответ и громче замурлыкала: – Да, Зайка?
– Мрррау! Конечно, понял! – согласилась Зайка, спрыгнула, подошла к мисочке и села около, оглянувшись на Ирку: – Мррав! Мрраув!
Что в переводе с кошачьего, несомненно, означало, что она не прочь подкрепиться.
– Вы только подумайте, нам досталась говорящая кошка!
– Я рад, что она вам нравится! Отец был бы доволен. Ира, но тут такое дело… Денег он вам не завещал, но все-таки кое-что оставил. И я надеюсь – очень надеюсь! – что вы примете. В память о нем. Он любил вас, я думаю.
Ирка страшно покраснела, и вид у нее стал самый несчастный. Андрей засмеялся и обнял ее:
– Ну что ты так напугалась? Все хорошо! Ты посмотри лучше, что он тебе прислал!
– А ты видел уже, да? Оно не страшное?
Тут засмеялся и Борис:
– Оно прекрасное! – Поднял на стол плоский деревянный чемоданчик с золотыми замочками – Зайка тут же подсунулась нюхать и хотела было погрызть уголок, но Андрей ее зацапал и начал тискать, а Зайка весьма кокетливо отбивалась от него мягкими лапками. Но Ирка смотрела только на чемоданчик, в котором оказалась коробка из белого картона, потом еще мягкая бумага, и, наконец, Борис осторожно вынул и повернул к Ире небольшую картину в широкой раме матового золота: женская головка в натуральную величину.
На пару секунд все замерли, и даже Зайка уставилась на картину, тараща желтые глаза. Ирка выдохнула:
– Но… Это ведь… Это же не… не может быть!
– Это Ренуар, – улыбаясь, сказал Борис. – Эскиз к портрету Жанны Самари. Один из эскизов к одному из портретов, не очень понятно, к какому именно, их несколько, а тут только головка недописанная, никаких аксессуаров. Два портрета у нас – в ГМИИ и в Эрмитаже. Помните – один в рост, другой поясной, на обоих она в бальном платье, декольте. Есть еще один, оплечный, с красным бантом, возможно, подготовительный к ростовому – там она в сером костюме и тоже с бантом. Отцу больше нравился эрмитажный. Он считал, что там Жанна больше на вас похожа.
– На меня?! – изумилась Ирка.
– Да. Сейчас и я вижу – есть сходство, особенно на этом эскизе. Я долго искал что-нибудь подобное. Отец очень хотел вам подарить! Музеи не продают, а то бы он, глядишь, эрмитажный портрет купил. Ну вот, к счастью, нашлось на Christie’s. Все есть: экспертиза, провенанс, страховка, дарственная.
– Да, я документы на работе оставил, в сейфе. – Андрей с удовольствием запрятал бы в сейф и картину. Он надеялся, что Ирка не станет спрашивать о ее стоимости, которая вообще-то была намного больше так и не доставшегося ей миллиона евро. Но Ирка пока не думала об этом.
– А что, неужели Иван Петрович увлекался живописью?!
– Да не особенно. Это я искусствовед, как и мама. Специалист по французским импрессионистам. Ну, отец и заинтересовался, чем сын занимается, стал альбомы смотреть, я даже в Париж его свозил – Лувр, д’Орсе. И вот – запал на Жанну Самари! Это она, говорил, то есть вы, Ирина! Ваши глаза. Он вообще был удивительный человек, отец. Образования никакого особенного не имел, но столько читал, я даже удивлялся. Сначала удивлялся. И все ему было интересно, в его-то годы. Эх, говорил, вот она – жизнь-то, только началась, а помирать надо. Он после первого инсульта на удивление быстро оправился и жил только этим портретом, его поисками. Но второго инсульта уже не пережил. А вы, похоже, были его последней любовью.
Ирка вдруг заплакала – слезы так и брызнули! Заплакала, полезла целовать Бориса, потом Андрея…
– Ну, во-от! Синичка, не надо…
– Я не буду, не буду! Просто так жалко! Всех! И Ивана Петровича, и вас! Я приму, конечно, приму! Спасибо! Это так трогательно, просто невозможно! – И она зарыдала с новой силой, но тут в детской завопил Антипка, и Ирка помчалась к нему. Мужчины выдохнули – один с картиной, другой с кошкой в руках.
– Нет, все обошлось гораздо лучше, чем могло быть! Но если она узнает, почем нынче Ренуар, мне точно не жить! – Андрей потрепал кошку по голове: – Да, Зайка?
