Елена Федорова - Венские кружева
– Никому, никогда не раскрывай всего того, что ты знаешь, сынок, – наставляла его мать.
Он любил ее и беспрекословно следовал мудрым советам.
Матиас подошел к зеркалу, разделенному тонкой столешницей, на которой стояли два серебряных подсвечника в виде миниатюрных женских фигур с поднятыми вверх руками. Между ними лежал кружевной платочек Луизы.
Матиас спрятал его в нагрудный карман, подумав о том, что это – сброшенные одежды госпожи. Улыбнулся, добавил:
– Это продолжение темы пряжек и нижнего белья, – сел на диван.
– Извините, что заставил вас ждать, – проговорил Ферстель, появившийся минутой позже. – Мне пришлось потрудиться, чтобы найти свой шедевр. Вот, взгляните.
Матиас взял листок. Долго смотрел на него, думал о том, что у Ферстеля богатая фантазия, но рисовать на потолке подобную белиберду нет никакого смысла. Нужно было объяснить хозяину, что его шедевр никуда не годится, но сделать это надо тактично, чтобы не ущемить больное самолюбие этого самовлюбленного господина. Матиас не мог найти подходящих слов, поэтому молчал. Ферстель сам пришел ему на помощь.
– Этот набросок я сделал лет пятнадцать назад. Тогда он мне казался шедевром. Но теперь я вижу, что это вовсе не шедевр. Не шедевр, – забрал рисунок у Матиаса. – Времена меняются. Думаю, будет лучше, если вы сделаете свой эскиз и принесете его мне. Давайте обсудим финансовую сторону вопроса, – сел за стол. – Дела у нас идут не так хорошо, как пару лет назад, но кое-что у нас все же есть, поэтому мы можем сделать вам заказ. Сколько вы хотите за работу, господин Анджалеоне?
Матиас назвал сумму. Ферстель насупился, хотя знал, что такая работа стоит в три раза больше.
– Не могли бы вы сократить свои запросы? – спросил Ферстель.
Ему не хотелось платить художнику даже такую мизерную сумму. Он во всем старался найти выгоду. И сейчас надеялся, что, разжалобив гостя своими откровениями о трудном положении, сможет уменьшить затраты.
– Нет, господин Ферстель, – сказал Матиас, поднявшись. – Моя работа стоит в четыре раза больше той суммы, которую я вам назвал. И мне ее заплатит господин Терменсон. Простите, что отнял у вас столько времени.
– Сядьте, – сказал Ферстель дружелюбно.
Фамилия Терменсон сыграла свою роль. Два плантатора постоянно соперничали друг с другом, хоть и считались друзьями. Уступать пальму первенства соседу плантатору Ферстель не желал. Потолок распишут ему, а не Терменсону. Он улыбнулся.
– Вижу, господин художник, вы знаете цену своему труду.
– Знаю, господин Ферстель, – сказал Матиас с вызовом. Он разозлился на старого скрягу и чувствовал, что теряет самообладание. – Выслушав вас, я намеренно занизил сумму, которую хотел бы получить. Надеюсь, вы это поняли…
– Мне нравятся деловые люди, – Ферстель поднялся, протянул ему руку. – Завтра, когда вы мне принесете эскиз, я выплачу вам половину суммы…
Когда Матиас ушел, Ферстель долго рассматривал свой рисунок, ухмылялся, а потом спрятал его между страниц книги «Превратности любви» и пошел к Луизе.
Она сидела за письменным столом и что-то усердно писала.
– Сочиняешь новую сказку про венские кружева? – спросил он, поцеловав ее в шею.
– Нет, – ответила она. – Я занимаюсь каллиграфией. Хочу, чтобы мой почерк стал идеальным, как у моего отца.
– Каллиграфией? – Ферстель взял тетрадь, свистнул. – Луиза, ты даже не подозреваешь, каким талантом ты облагаешь! Люди с таким почерком – редкость. Им нет цены. Тебе нет цены, дорогая. Ты можешь вести не только наши приходные книги, но еще выполнять эту работу для соседей! Нет, лучше я покажу твою тетрадь банкиру в Орлеане. Думаю, он назначит тебе достойное жалование. Да. Ты сможешь приносить пользу, Луиза.
– Смогу, если вы захотите, – сказала она с сарказмом.
Он сарказма не уловил, был занят подсчетом будущей прибыли. Его порадовало то, что Луиза – курочка с золотыми яйцами. Венские кружева принесли им столько, что они могут безбедно жить лет пять или шесть. И если добавить сюда прижимистый характер самого Ферстеля, то это время можно растянуть еще на пару лет. А вот каллиграфические способности Луизы обеспечат им безбедную жизнь до конца дней. Мысль о том, что до самого последнего часа золотая курочка будет нести золотые монеты в его дом, образовала Ферстеля. Он обнял Луизу.
– Девочка моя, ты вернула мне радость жизни. Я снова молод, силен и удачлив, любим и влюблен, как безусый юнец. Мы с тобой свернем горы. Мы станем самыми богатыми людьми в Луизиане. Мы всем этим банкирам и плантаторам утрем носы, я уверен…
Он разошелся не на шутку. Фантазия нарисовала триумфальное шествие господина Ферстеля по улицам Нового Орлеана в мантии короля. Он расцеловал Луизу, пропел:
– Все неслучайно. Все предопределено. Луиза приехала в Луизиану, чтобы стать королевой! – рассмеялся. – Все, как в твоей истории про кружева Мари-Луизы Австрийской. Я повторил ее сотню раз и повторю еще раз сейчас. Малышке Мари-Луизе было два года, когда ее тетушка королева Франции Мария Антуанетта взошла на эшафот. Никто не мог подумать, что через семнадцать лет после смерти на гильотине «ненавистной австриячки» французы вновь заполучат в королевы австрийскую принцессу, племянницу казненной Марии Антуанетты. Мари-Луиза стала женой Наполеона, – привлек Луизу к себе. – Никто в наших местах не верил, что господин Ферстель оправится от горя, постигшего его. Никто и подумать не мог, что жизнь на плантации изменится с приездом милой австриячки Луизы Родригес, которая станет королевой французской колонии Луизианы, и покорит своей красотой Новый Орлеан.
Сделав новый виток, история повторяется на новом континенте. И даже цифра семнадцать имеет для меня особое значение. Семнадцать лет назад началось мое триумфальное восхождение на вершину богатства и величия. Меня можно назвать Наполеоном, новатором в достижении результатов любыми возможными и невозможными способами, – отстранил Луизу. – Надеюсь, мои старания не пройдут даром.
– Не пройдут, – повторила она. Ей наскучил монолог мужа. Она хотела поскорее остаться одна. Но у Ферстеля были другие намерения.
– Значит, я не напрасно тружусь над появлением наследника, – хохотнул, задрал ей подол.
У Луизы по спине пробежал холодок. Чувство омерзения, возникшее в ту злополучную ночь, напомнило о себе приступом тошноты. Когда же Ферстель попытался сорвать с нее одежду, фонтан рвотной массы вырвался наружу. Они оба испугались. Луиза закрыла лицо руками, опустилась на стул. Ферстель толкнул дверь и громко закричал:
– Все сюда, немедленно!
Слуги, заполнившие комнату госпожи, стояли с изумленными лицами. Никто, кроме Далии, не мог понять причины, заставившей хозяина позвать их сюда.
– О, Мадонна! – воскликнула Далия и выпроводила всех вон.
Она помогла Луизе снять испачканное платье, вытерла пол, проговорила с раздражением:
– Господин Ферстель ведет себя так, словно это он вынашивает ребенка, а не вы.
– Ребенка? – Луиза испугалась. – Какого ребенка? О чем ты, Далия?
– О, Мадонна! – Далия закатила глаза. – Госпожа Луиза, неужели вы ничего не замечаете, ничего не чувствуете?
– Я не понимаю тебя, Далия, – Луиза нахмурилась. – Что я должна замечать и чувствовать?
– Ваша грудь напружинилась, бедра округлились, – Далия подтолкнула ее к зеркалу. – Ну, видите теперь?
Луиза долго смотрела на свое отражение, не желая признавать того, что ее тело стало другим. Да, она заметила эти изменения, но не связала их с зарождением новой жизни. А Далия считает, что все происходящее с ней – признак беременности. Луиза побледнела.
– Далия, а мой приступ это…
– Подтверждение того, что я говорю правду, госпожа. Вы – беременны, – заявила горничная со знанием дела. – У госпожи Марлен тоже были приступы, когда она ждала ребенка.
– А где этот ребенок? – Луиза повернула голову.
Далия прикусила язык, поняв, что сболтнула лишнего.
Не стоило Луизе знать об этом. Но, вылетевшим словам не вернуться обратно. Хорошо, что она не сказала про Иссидору, у которой приступы тошноты длились полгода, а то бы госпожа Луиза совсем сникла.
– Что случилось с ребенком? – повторила свой вопрос Луиза.
– Мальчик умер, госпожа, – сказала Далия, сдавленным голосом. – Мир его праху.
– Как это произошло?
– Он родился мертвым, госпожа, – Далия отвернулась. Она не могла без слез вспоминать эту трагедию.
Ребенок мог бы жить, если бы не господин Ферстель. Незадолго до родов Марлен и Ферстель поспорили. Он не желал принимать ее сторону, рассердился и замахнулся на нее хлыстом. Она испугалась, хотела убежать, но оступилась и упала с лестницы.
– Кого будем спасать, мать или ребенка? – спросил, приехавший доктор.
– Спасайте Марлен, – сказал Ферстель и ушел.
Больше детей у них не было. А через восемь лет не стало и самой Марлен… Далия вытерла слезы, повернулась к госпоже.
