Алексей Сухаренко - Блокада. Запах смерти
– Пойми, глупышка, если у мужчины намерения серьезные, он даст это понять, а нам нужно быть посдержанней, иначе о нас плохо думать будут, – сказала она, а лицо ее посерело, словно на него легла тень мрачных воспоминаний.
Первая булочная оказалась закрытой из-за отсутствия хлеба. Во второй была многометровая очередь, причем сказали, что хлеба всем не хватит.
– Ладно, пойдем на Кузнечный рынок, там в хлебном ларьке женщина знакомая работает, – с тяжелым сердцем предложила Софья, боясь встречи с Нецецким.
В ларьке также висело объявление, что хлеб закончился, но магазинчик был открыт для продажи дрожжей. Народ возмущался тем, что пачка дрожжей идет за дневную норму хлеба, и отходил, не соглашаясь на такую замену. Увидев Софью с подругой, продавщица позвала их внутрь.
– Кто это с тобой? – опасливо поинтересовалась у нее Зинаида. Но услышав, что близкая подруга, успокоилась, заулыбалась, показывая золотые коронки.
– Что, девка, решила все-таки вернуться к нам? Оно и правильно, без Деда щас не прожить.
– Да я хотела хлебную карточку отоварить, – показала глазами на спутницу Софья, давая понять, что не надо много говорить. – Да вижу, хлеба нет.
– Ладно, давай свою бумаженцию, – последовал неожиданный ответ торговки, – так и быть, отоварю тебя по старой памяти.
Взяв иждивенческую хлебную карточку, Зинка, ловко орудуя ножницами, вырезала хлебную норму за текущий и следующий день, а потом откинула полог прилавка, за которым девушки с удивлением увидели почти целый поддон хлеба.
– Бери, подруга, вот твоя норма на три дня. – Она сунула одну буханку в руки обалдевшей от неожиданности Софье.
– Так вырежи еще за день, – протянула та карточку снова.
– Это тебе мой подарочек, – отмахнулась Зинаида. – Может, когда и ты мне уступочку сделаешь.
– О чем ты? – еще больше растерялась Софья.
– О Ванечке, конечно, – рассмеялась разбитная толстушка. – Скажи ему, когда будешь снова с ним, чтобы и про меня не забыл.
– На, забери! – Софья, залившись краской, протянула буханку обратно.
– Ну, ты, девка, даешь, шучу ведь я, – заржала Зинка. А потом обратила внимание на ее спутницу. – Тебя что, тоже отоварить?
– Спасибо, не надо, – резко отказалась Анастасия от предложения неприятной ей женщины. – У меня отец на работе на все семейные карточки получает сполна.
– Хорошо, когда так, – равнодушно кивнула Зинка. – Хотя сейчас это уже редкость. Он у тебя на оборонку работает?
Софья попыталась сделать Насте знак о молчании, но та в запальчивости или желая испортить настроение воровке, выпалила:
– В НКВД!
Зинаида побледнела, а затем бросила на Софью такой взгляд, что у девушки по спине пробежал озноб.
– Да вы не бойтесь, я отцу ничего не расскажу, – попыталась исправить свою ошибку Анастасия, которая хорошо поняла всю эту немую сцену.
– Вот и ладушки, голубушки мои, – перешла на заискивающий тон Зинаида. – Заходите, если что понадобится. А ты, Софочка, заверни буханочку-то, а то не ровен час увидит кто, так нам всем и влетит, без разбору, кто у кого где работает.
Торгашка весьма красноречиво посмотрела на Анастасию, и девушка в очередной раз пожалела, что не сдержала язык за зубами.
Настя не ожидала, что у Софьи так резко испортится настроение. Она пыталась извиниться за несдержанность, но подруга ее не слушала, погруженная в свои мысли. Девушки покинули рынок и шли молча. Уже возле дома, неожиданно, словно в сказке, они наткнулись на небольшую очередь, стоявшую за… самым настоящим мороженым.
«Если на нас хватит, порву с прошлым», – загадала Софья.
– Одну порцию в руки! – гудела очередь, когда видела, что кто-то пытается взять побольше, и тем самым помогала Софье в принятии решения.
Через пятнадцать минут девушки подошли к самой тележке и стали уже отсчитывать деньги, но в этот момент на прилавок кто-то вне очереди положил купюру.
– Я угощаю!
Софья увидела прямо перед собой улыбающегося Ваньку Зарецкого, одетого во френч военного образца, который хорошо подчеркивал достоинства его крепкой фигуры, в галифе и хромовые сапоги. Своим внешним видом парень напоминал горисполкомовского работника, что сильно отличалось от прежнего его образа.
– Не узнала? – продолжал улыбаться опешившей девушке Цыган.
– Здравствуй, Ваня, – с некоторой задержкой отозвалась Софья.
Очередь снова зашумела, и молодые люди отошли в сторону, сели на скамейку.
– Давно не виделись. А я, признаться, скучал, – продолжил разговор Цыган. Затем перевел взгляд на Настю: – Познакомь, что ли, с подругой.
– Анастасия, – сама представилась та.
– Иван. – Цыган мысленно отметил красоту девушки.
Настя с интересом наблюдала за Софьей и симпатичным молодым мужчиной, к которому, как подруга, испытывала какие-то чувства.
– А ты как здесь оказался? – поинтересовалась Софья, все еще не оправившаяся от неприятности на рынке.
– Хотел тебя навестить. Говорю же, соскучился, – улыбнулся своей завораживающей улыбкой Цыган.
– А я подумала, ты прямо с рынка, – все еще не веря в такое счастливое совпадение, сомневалась девушка.
– Я на рынке больше не бываю. Теперь я человек при серьезной должности, – успокоил ее Цыган.
Софья рассказала ему о приглашении в оперный театр, а также о знакомстве Насти с певцом Христофоровым. Цыган, к ее удивлению, захотел пойти с ними вместе. Встретиться договорились вечером перед спектаклем.
После ухода мужчины Анастасия долго не решалась спросить о нем свою подругу, но та и так поняла ее интерес.
– Всего не могу тебе сказать, но… я люблю Ванечку, – произнесла Софья тихим уверенным голосом.
– Как я за тебя рада! – Настя бросилась обнимать ее, закружила в вальсе Софью, словно заколдованную встречей с любимым.
Проходившие люди с явным неудовольствием и даже осуждающе смотрели на двух танцующих девчонок.
Вечером в Мариинском был аншлаг. Давали оперу «Иван Сусанин», и патриотическая тематика как нельзя лучше отвечала военному положению в городе, поднимая дух сопротивления у его защитников. Софья надела свое лучшее платье из черного панбархата, а Настя контрастировала с ней в платье кремового цвета с завышенной талией, которое дедушка сшил ей в подарок за поступление в университет. Цыгану было приятно, что рядом с ним такие милые молоденькие женщины и что все мужчины оглядываются на них. Ванька в очередной раз отметил красоту Анастасии и даже поймал себя на мысли, что девушка нравится ему все больше и больше. Единственное, что портило ему праздник, это задача, которую поставил перед ним Дед. После того как прибежавшая из хлебного ларька Зиночка в страхе рассказала, что к ней приходила Софья с подругой, у которой отец энкавэдэшник, Нецецкий был взбешен и хотел послать шестерок «вправить мозги неблагодарной лярве», но потом, немного успокоившись, попросил Ваньку разнюхать, насколько серьезная опасность грозит их банде от той девчонки и кем работает в НКВД ее отец.
– Сонька же от тебя без ума, после меня, старика, ты ей принцем кажешься, она тебе все расскажет, – подвел итог короткого обсуждения Нецецкий. – Смотри, какой ты прикид справный носишь, и ксива у тебя что надо. Разве хоть одна баба может устоять?
– Я бы не устояла, – согласилась с Дедом Зинка.
Ванька не стал артачиться – хотя ему не очень было по нраву такое задание – лишь потому, что уже и сам подумывал заскочить к Софье, о которой он последнее время начал все чаще вспоминать.
Ванька Зарецкий, раздобывший контрамарку в ложу, без особых трудностей поменялся местом с пожилой женщиной, которая оказалась соседкой Анастасии. Опера с самого начала полностью захватила девушек, которые, казалось, растворились в музыке. Цыган первое время ерзал на кресле, больше озираясь по сторонам, чем следя за действием, но когда действие оперы подошло к трагической развязке, замер и стал сопереживать народному герою, заводившему врагов Родины в непроходимые болота. Партия Сусанина в исполнении Христофорова была изумительна. Ванька представил себя на месте Сусанина и проникся огромным уважением к его подвигу.
– Давай, старик, не дрейфь, – донеслись до Анастасии его слова.
В сцене убийства героя Цыган сжал кулаки, словно намеревался кинуться на сцену. Из правого глаза у него выступила крупная слеза, и действо расплылось неясными очертаниями. Словно испугавшись, что его застанут в столь не мужском проявлении, Ванька украдкой убрал прозрачную помеху и взял себя в руки. По окончании оперы зрители приветствовали артистов стоя, многие дарили своим любимцам незамысловатые букетики. Анастасия, тоже заранее купившая возле театра букет гладиолусов, с некоторым трепетом пошла к сцене. Христофоров, с наклеенной бородой и в старческом гриме, увидев девушку, сделал ей шаг навстречу, принимая цветы.
– Так я жду вас в гримерной? – напомнил он о своем предложении.
