Елена Вернер - Купальская ночь
– Ну, так идешь или нет?
– Да куда? Можешь толком сказать-то?
– Ну ты даешь, – закатила глаза Настя. – Завтра ж Иван Купала!
Естественно, Катя знала о таком празднике. В школе, небось, Гоголя все читали, «Вечер накануне Ивана Купала» и прочую чертовщину. И даже если завтра этот самый день – пусть. Только вот какое отношения это все имеет к ним?
Видимо, недоумение проявилось на ее лице, потому что Настена даже причмокнула от предвкушения:
– Ну, подруга… – и выдержала паузу, такую долгую, что Катя успела пожать плечами и продолжить путь.
– Ладно-ладно, ну шо ты сразу как маленькая! – догнала ее Сойкина и зашагала рядом, отмахиваясь от назойливых мух хворостиной. – Завтра вечером будут за мостом праздновать! Всем поселком. Прямо как раньше, ну, до революции еще. Прикинь?
Кате тут же представилось древнее действо с прыганием через костры, хороводами и венками на воде. Ну да, ага, в конце двадцатого века, как же.
– И, ясное дело, всем поселком через костры прыгать будем…
– А вот будем! Евграфов в город ездил, они ж там мэра по весне выбрали, так там на Троицу теперь три дня гуляют. Такой новый… как сказать-то… традиция, короче, новая. Не день же пионерии! И Евграфов захотел в нашем районе тоже какую-нибудь традицию ввести. Собезьянничал. Решил, будем Ивана Купалу праздновать. А что, очень даже…
Евграфов был главой района, то есть местный князек, по прясленским меркам – царь и Бог.
– Ну, если Евграфов… – протянула Катя с насмешкой.
– Кать. Да ладно тебе строить из себя… – вдруг вздохнула Настя. – Никто ж не заставляет тебя никуда идти. Не хочешь – не надо. Сиди дома как дура.
Настя раскусила ее. Кате не по себе было на больших сборищах, она дичилась шумных компаний, незнакомых людей. Хотелось бы ей с легкостью шутить, знакомиться со всеми, хохотать чьим-то шуткам. Но так легко, как у той же общительной Насти – не получалось.
Они вышли на пляж. Найда тут же забежала по брюхо в реку и стала жадно лакать. Ее язык заработал мощно, словно водяное колесо на мельнице. Стягивая юбку и футболку, Настя все еще молчала – дулась на подругу. А Катя уже забежала в реку и поплыла. После раскаленного воздуха и спекшейся земли под ногами, вода казалась звонкой. В голове тут же стало просторно и свежо.
Наконец, пыхтя и отфыркиваясь, до резвящейся на середине реки Кати доплыла и Настена. Плавала она неважно, по-собачьи перебирая руками у подбородка, и такое далекое плавание для нее было сродни подвигу.
– Настен, а во сколько начало-то? И где? Я ж пойду! – наградила ее Катя за усилия.
– Ой, ну слава Богу! В десять, за мостом, напротив парка. Я ж почему шепотом-то говорила… Вдруг тетя Алена не отпустит? Тогда можно прикинуться, что спишь, а потом через окно вылезти, да?
Катя думала, что ее согласия будет достаточно, чтобы можно было обсудить что-то другое. Но Настена так увлеклась предстоящим действом, что не могла говорить ни о чем больше. Она, оказывается, даже от родственников приехала специально на три дня раньше, чтобы не пропустить завтрашний вечер. И пока солнце пекло и щипало плечи, пока рядом гудела оса, пока Найда отряхивалась и топталась мокрыми грязными лапами по покрывалу, и когда жарить стало нещадно, и пришлось перебраться в тень большой ивы – девушка все тараторила, тараторила. Катя давно перестала слушать и палочкой чертила рожицы на песке. А потом почему-то начертила лодку, и тут же зачеркнула.
Но к чему она уже совсем не была готова, так это к тому, что дома тема грядущего праздника продолжится. Вернувшись с пляжа, она узрела еще одну сцену рассказов и уговоров – это мамина подруга, тетя Оля Дубко, расписывала Алене радужные перспективы. Она сидела на табуретке и от полноты чувств качалась взад-вперед:
– Ален, ну хватит! Если я говорю, что надо идти, значит, надо. Все, баста. Надо.
– Оля, кому? Мне и тут хорошо.
Катя усмехнулась:
– У меня уже во-от такая голова, Настена все уши прожужжала про завтра.
– И что, пойдешь? – оживилась еще больше тетя Оля.
Катя пожала плечами:
– Пойду.
– Вот! Аленка, бери пример с дочери. Ну не томи!
Алена и Катя переглянулась. Алена вздохнула и сокрушенно кивнула.
– Только ни через какой костер я прыгать не буду, ясно?
Следующий день отличался от предыдущих. На него словно отбрасывал всполохи еще незажженный на берегу купальский костер. Настроение с самого утра было приподнятое.
В полдень, по самой жаре, Настена потащила ее в кинотеатр: кино там показывали только по выходным, а в будни продавали мелкие товары: лаки для ногтей, дешевую косметику, пластмассовую бижутерию. По случаю праздника Сойкина решила потратить скопленные деньги, которых у нее обычно вообще не водилось. Сейчас она выбирала шпильки с крашенными под жемчуг бусинами – по лицу было видно, что она решает непосильную задачу, перед которой меркнет вся физика за десятый класс. Рядом шушукались и смеялись две подружки, вертя в руках баночки и флакончики.
– Кать, ну посмотри, ну как? Эти или которые блестят?
Катя пожала плечами. Ее не очень впечатляли товары, тем более что денег все равно не было, а просить у Алены на такую глупость она бы ни за что не стала, не маленькая уж. Она прислонилась к толстой кирпичной стене и ненароком наблюдала за остальными покупательницами. Обе чуть постарше нее, одна худая и невзрачная, а вторая с повадками красотки. Впрочем, она и являлась таковой, большеглазая и белокурая, как куколка, и в короткой джинсовой юбчонке, открывавшей крепкие коленки. Когда они только зашли в магазин, Сойкина сразу же бросилась к ним с поцелуйчиками, но Катю не представила, и та только слабо кивнула.
Белокурая тем временем бросила цепкий взгляд на шпильки в руках Насти.
– От тебя проку чуть… – зашипела Настена Кате. – Ладно, эти возьму.
– А я бы на твоем месте вот те взяла, со стразами, – вклинилась белокурая. – Жемчуг, конечно, красиво, но облезет через неделю. Проверено.
Ее выщипанные бровки выразительно приподнялись. Настя закивала головой, еще раз с сожалением посмотрела на жемчужины и отдала их продавщице. Купила она те, что посоветовала белокурая, и вместе с Катей они вернулись на солнцепек.
Сухой до треска воздух дрожал от волн жара, идущих от стен домов и тротуаров. Редкие петунии, понатыканные в клумбу, склонили граммофончики цветков прямо до растрескавшейся земли. Поселок как будто вымер – ни одного человека на улице.
– Что за девушка это была, в магазине? – поинтересовалась Катя. – Светленькая.
– Это ж Женька Астапенко, дочка директора маслозавода. Та еще фря… На почте работает. И ее подружка, Надька. Всегда вместе, прямо «мы с Тамарой ходим парой». А Женька ко всему еще и богатая. За шмотками в город ездит. Да и вообще… Она с Костей Венедиктовым гуляет, знаешь, такой, высокий, который странный немного… Сохнет по нему страшно! Она ему и в армию писала! Правда, это не мешало ей с Матвеем целоваться на цигельне[1], я их видала… Ну а как Костян с армии вернулся, она на нем повисла и все. Теперь у них любовь.
И вот уже вечер.
– Что наденешь? – между делом поинтересовалась мать, когда Катя вернулась с реки, умытая, пахнущая мылом. Та мотнула головой:
– Шорты. И рубашку, ту, с коротким рукавом.
Алена бесшумно вышла из кухни и тут же снова вернулась, неся в руках что-то белое.
– На-ка примерь, – протянула она сложенную ткань и тряхнула ею, раскрывая перед дочкой. Это оказался белый батистовый сарафан. Тончайшая ткань, не прозрачная, но просвечивающая. Широкая двухслойная юбка чуть ниже колена, спадающая складками. И вышивка ришелье на груди.
– Ой, мамочка… – Катя несмело взяла протянутый наряд. – Какая красота. Так вот что ты вчера весь вечер перешивала?
Алена вместо ответа раскрыла старый платяной шкаф, и Катя отразилась в зеркале на внутренней стороне дверцы. Она тотчас стянула с себя одежду и примерила сарафан. Он пришелся как раз впору. Катя замерла, оглядывая его – и себя – с восхищением. Закружилась, и юбка взлетела и завертелась вокруг ног широким куполом. Резко остановившись, Катя бросилась Алене на шею:
– Спасибо-преспасибо!
Алена довольно улыбнулась.
– Ну вот, а ты говоришь «шорты». У меня не ребенок, а сорванец!
После ужина Катю стали охватывать сомнения. Это Алена может преспокойно носить такие наряды хоть в огород, а она… Она сорванец. Что делать с волосами? А что с ногами? Катя с отчаянием оглядела шершавые пятки, грязь под ногтями и царапину на коленке, позавчера щедро смазанную зеленкой. Нагретая вода в тазу и кусок мыла не решили проблему. Еще десять минут девушка терла пятки попеременно содой и песком, потом пыталась отбелить кожу лимонной кислотой – и устроила в тазу химический гейзер, но лишь немного улучшила ситуацию. Обреченно вздохнула – и бросила это гиблое дело.
Пока она суетилась, Алена умиротворенно гладила сарафан и свое синее платье в мелкий горошек, вытащив утюг и гладильную доску на улицу. Еще несколько минут – и вот уже ее глаза были аккуратно подведены, в уши вдеты серьги с цирконами, а шею обвила изящная серебряная цепочка. И она из прекрасной дачницы превратилась в прекрасную горожанку. Как-то сразу вспомнилось, что в мире есть метро, большие проспекты, большие магазины и спешащие люди, которые не смотрят друг на друга. А Катя была похожа на ту же самую Катю, правда, с расчесанными волосами.
