Наталья Горская - Сайт нашего города (сборник)
«Есть особенное свойство у многих в человечестве – это любовь к истязанию детей, но одних детей. Ко всем другим субъектам человеческого рода эти самые истязатели относятся даже благосклонно и кротко как образованные и гуманные европейские люди, но очень любят мучить детей, любят даже самых детей в этом смысле. Тут именно незащищённость-то этих созданий и соблазняет мучителей, ангельская доверчивость дитяти, которому некуда деться и не к кому идти, – вот это-то и распаляет гадкую кровь истязателя. Во всяком человеке, конечно, таится зверь, зверь гневливости, зверь сладострастной распаляемости от криков истязуемой жертвы, зверь безудержу, спущенного с цепи, зверь нажитых в разврате болезней, подагр, больных печёнок и проч.».[17]
А ещё легче предоставить ребёнку полную вседозволенность, оставить его вовсе без надзора, замаскировав своё подлое равнодушие к нему под модные нынче прогрессивные принципы воспитания. Бросить его в жизнь, как щенка в воду – авось не утонет. А утонет, на всё воля Божья: тогда в церковку сходить можно и свечечку потолще поставить. Хотя все понимают, даже для того, чтобы вырастить герань на подоконнике или какой-нибудь корнеплод, нужно затратить своё драгоценное время, приложить к нему хотя бы минимум стараний и усилий.
Тут, как говорят современные психологи, на лицо ролевая путаница в семейных отношениях. Бывает так, что жена вместо роли жены играет роль матери и няньки, муж заигрался в беспомощного младенца, мать играет роль соперницы своей дочери, отец видит в детях потенциальных собутыльников и играет перед ними роль своего в доску пацана. Когда взрослые так самозабвенно играют в детство, а маленький ребёнок, предоставленный самому себе, вынужден взять на себя роль единственного взрослого посреди впавших в детство родителей, вникать на равных с ними в их же интриги, тогда реальность настолько искажается, что все устают от этого противоестественного кавардака в отношениях, да и сами отношения неминуемо трещат по швам. Всё равно, что артист, которому поручили роль Гамлета, вдруг начинает играть могильщика и не понимает, почему никто не восхитится его гениальным исполнением чужой роли. Или рядовой сотрудник вдруг начинает играть роль руководителя, а сам руководитель раздавлен свалившейся на него ответственностью и недоумевает, почему ему нельзя играть роль рядового сотрудника. Но если все понимают, что в театре или на производстве такая ролевая путаница может привести к провалу или аварии, то в семье почему-то на это не обращается никакого внимания. И нет никого, кто сумел бы разрулить эту ситуацию. Такая путаница похожа на смещение пластов земли относительно друг друга при сильном землетрясении, когда всё рушится, крошится, рассыпается и нет этому конца, присутствует сейчас практически в любых отношениях. Полный сдвиг по фазе. Одни утверждают, что это Сталин исковеркал их души, другие доказывают, что во всём виновата Перестройка – нужное подчеркнуть. Сами люди как всегда опять ни при чём.
– Так где ты живёшь? Не на улице же? – продолжаю я разговор.
– Не на улице. Домов заброшенных мало, что ли? Мы сначала жили у бабки одной – тут недалеко. Она нас пустила: живите, говорит, мне всё одно скоро помирать.
– А про кого ты говоришь «мы»?
– Я не одна была. с Сонькой и Тёмкой познакомилась. Мы в электричках сначала жили, а потом осели у этой бабки. Мы-то думали, что она одинокая, а как она померла, приехали её сыновья и выгнали нас. Но мы в другой дом уже забрались. Если вглубь какой-нибудь деревушки забраться, обязательно найдёшь брошенные дома, где одинокие старики вымерли, так что живи, кто хочешь. Сгоревших домов тоже много, но в них вполне можно жить, особенно летом.
– А эти Сонька с Тёмкой откуда? Им столько же лет, как и тебе?
– Не, они старше меня будут. Тёмке двенадцать, его мазер заставляла в школе учиться, а он не хотел, вот и убежал из дому. Она тут его искала по вагонам с милицией, плакала, домой вернула, а он снова сбежал. Она на двух работах работает за копейки, чтобы Тёмку одеть-обуть, поэтому дома почти не бывает, вот он и сбежал. А Соньке пятнадцать, к ней мужики уже липнут вовсю. Они с Тёмкой иногда поймают какого-нибудь жирного козла, который на Соньку позарился, да и обдерут. У Тёмки ствол есть, он на мушку этого козла возьмёт, тот ему даже свой паспорт отдаст. А Тёмка пугает, что теперь они его адрес знают и найдут в случае чего. Они и сейчас на промысле. А раньше Сонька жила с предками в Питере, её фазер бил ногами даже за «четвёрки». У него заморочка была, чтобы она училась на одни «пятёрки», потому что ему после школы золотую медаль не дали. По физкультуре у него была «четвёрка» – задницу свою не мог поднять повыше, чтобы сдать зачёт по прыжкам в высоту. Потом в универе ему диплом какой-то не дали, какой круглым отличникам выдают.
– Красный.
– Во-во, красный. Он Соньке сказал, если она в четверти получит хоть одну «четвёрку» – убьёт. А Сонька на уроке специально, когда её учительница вызвала отвечать, сказала: «Я не готова», хотя прекрасно всё знала. Пришла домой с «двойкой». Тут её фазер так взбеленился, что разве только не прыгал по ней. А мазер ейная в соседней комнате сериал смотрит и говорит: «Она так орёт, что я телек не слышу. Ты её по морде особенно не бей, а то заметно будет». А фазер потом и её начал пинать и орать при этом: «От кого ты её родила, сука рваная? Это не моя дочь! Моя дочь не может на «двойки» учиться!». Сонька на следующий день якобы в школу пошла, а сама сбежала. Я ещё удивляюсь, как она с такими уродами столько лет прожила? Уж на что мои – дегенераты, но и то не такие. Я бы такому фазеру давно какого-нибудь яду подсыпала в суп, чтобы помучился, падла. Мне фазер как-то нагрубил, я ему слабительное в пиво добавила, чтоб знал, что его место – около параши.
Ева всю речь обильно пересыпает ругательствами, которые, видимо, настолько прочно вошли в привычку, что ей от них будет уже не отказаться.
– Тебя родители ищут, наверно?
– Не думаю. У фазера такие охранники есть, они кого хошь найти могут. Раз не нашли, значит, и не ищут. Да и зачем им я? Они наверняка новых игрушек себе нарожали, – говорит она совершенно спокойно. – У фазера и так дети есть от других тёлок: он до моей мазер два или три раза был женат. Я всех не знаю, но помню, что у меня брат живёт где-то в Сибири в детском доме. Другой в колонии сейчас срок мотает. Ещё сестра есть в Киеве, моя ровесница. Однажды мазер фазера по морде била, когда его секретутка от него «залетела», и он орал, что выполняет пожелание нашего правительства относительно повышения рождаемости в стране. Представляешь, какой он у нас бык-производитель!
– А чем твой отец занимается?
– Фазер-то? Не знаю. Он весь день сидит, в комп уставившись.
– Это что, болезнь такая произносить только полслова?
– Да не грузись ты так! Фазер говорил, что настоящий бизнесмен должен экономить даже в слогах. У него два завода есть где-то, а рабочих своих он зовёт рабами для экономии слога. Любит анекдот всем рассказывать, как один новый русский жалуется другому: «Я своим рабочим зарплату уже год не плачу, инструменты и спецодежду не выдаю, обедами не кормлю, а они всё ходят и ходят на работу. Всё ходят и ходят, как бараны! Я не знаю, что ещё-то сделать с ними можно?» Другой ему советсует: «А ты платный вход сделай». Ха-ха!.. Такой дурак он у меня. В бабах совсем не сечёт, на самых грязных прошмандовок западает, а всем хвастается, что он теоретик и практик по женской части. Меня мазер учила: «Запомни, Евка, мужикам только весёлые тёлки без проблем нужны, а не жёны и дети, потому что для них нет ничего хуже обязаловки и ответственности. У них у всех – комплекс Царевны-Несмеяны в мужском варианте. Это мужики выдумали, что Несмеяна бабой была, а на самом деле они с себя её списали. Потому что как только ему скучно становится – а скучно ему бывает сто раз на дню, – его сразу развлекать надо. Не успеешь вовремя развлечь, другая стерва для этого сразу найдётся, а ты в дурах останешься. И мужики в глубине души нас за людей не считают, поэтому никогда не показывай ему характер и не говори, что ты думаешь: это для него хуже смерти! Для него это такое потрясение, как если резиновая надувная кукла из сексшопа вдруг заговорит». Я слушала-слушала, да подумала: на фига у взрослых всё так дурацки устроено? Вот уж хрен я стану кого-то развлекать. Уж я никогда не буду жертвой с низкой самооценкой… У тебя есть ещё чего-нибудь пожрать?
– Слушай, ты желудок себе испортишь, – я достаю из сумки пачку печенья. – В таком возрасте важно правильно питаться, а ты ешь, что подвернётся, как я понимаю.
– Правильно понимаешь.
– Неужели ты уверена, что родители о тебе совсем не вспоминают?
– Чего им меня вспоминать-то? Я же не счёт в банке.
– А ты хочешь их увидеть?
– Вот уж нет!.. Но я их ещё навещу, – тут Ева опять как-то нехорошо прищурилась и криво ухмыльнулась: – Они, бараны, напрасно думают, что больше меня не увидят. Я скоро ещё постучу в их окна.
