Роман Сенчин - Минус (сборник)
– Надо взять. Мало ли.
– Возьми, если хочешь… Ты прям как в тайгу…
Покурили, вернулись. Люба приглашает поесть. Да, не мешало бы. Голода не чувствую, но перед дорогой…
Спагетти, миниатюрные сосиски с сыром, приправы.
Разливаю остатки «Изабеллы».
– Желаю вам, парни, там прославиться как следует! – шутливым тоном произносит Люба.
Отвечаю шуткой на шутку:
– Прославиться не обещаем, а вот ославимся наверняка. Да, Серег?
Серега машинально кивает и, чокнувшись, залпом выпивает все из бокальчика. Вскакивает (в который уж раз!) и бежит в комнату. Слышно, как выдвигает ящики письменного стола, что-то ищет.
– Люба, а в походы он так же у тебя собирается? – продолжаю пошучивать.
– Да не-ет! Тогда он знаешь какой – за десять минут рюкзак упакует, оденется и садится здесь покурить, – с удовольствием вспоминает Люба. – Вообще-то я ему не разрешаю в квартире курить, но тут уж… Такой мужичара в сапогах, бушлате… А сейчас как угорелый…
– Не привык еще. И я тоже… Но – ничего. Легка беда начало.
Осматриваю пустую бутылку, Люба догадывается и достает из тумбочки «Каберне». Заодно просит:
– Вы только там, Ром, не пейте сильно. Обещаешь?
– Постараемся. Да и что там пить? Они же там, говорят, на одном пиве сидят. Виски на три четверти разбавляют…
Состояние какое-то лихорадочное и в то же время изможденное. Тянет болтать, пить и пить, подпрыгивать, но если принять горизонтальное положение, то, кажется, в момент крепко уснешь. И никакие гудки с улицы не разбудят.
Занялся своими сумками.
– Люб, куда лучше принтер поставить, чтоб не мешался?
– Давай вот сюда. – Она расчищает письменный стол. – Ух ты! Вот это вещь! А мы думали, у тебя какой-нибудь вроде нашего – простенький…
Люба и Сергей разглядывают мой лазерный “Canon”. У них тоже есть принтер, но струйный. Сергей все время жалуется: картридж приходится заправлять после каждой сотни страниц.
– Если надо будет, Люб, что распечатать… – Я снова наклоняюсь над сумкой, копаюсь в ней, делаю вид, что что-то ищу. – Блин, а провода-то забыл!..
Провода я специально не взял. Вдруг Любе действительно захочется попользоваться принтером, а он не заработает. Она полезет смотреть и обнаружит конверт с деньгами… Возникало желание взять деньги с собой – бог весть, что там ждет, в Берлине, куда жизнь повернет, но, во-первых, без специальных документов такую сумму, кажется, не провезешь, а во-вторых, все-таки всяко-разно через пять дней я снова буду здесь, в Москве. Вернусь в общагу, к хлебу насущному…Последняя пара часов – самый тягостный отрезок нашего ожидания. Сборы закончены, делать нечего, разговор не вяжется. Сидеть просто так невыносимо. Пришлось сбегать в ночной мини-маркет еще за бутылкой вина. Люба этого не одобрила, а Сергей на мое предложение лишь отрешенно пожал плечами – у него свои мысли, свои малопонятные хлопоты. А телевизора у них нет.
– Каким-то эмигрантом себя ощущаю, – говорю я, вытягивая штопором пробку из «Изабеллы». – Тут читал недавно… Один какой-то питерский непризнанный композитор написал. Приходит он к Бродскому попрощаться, а тот ему: «Уезжайте тоже отсюда». Композитор говорит, что, дескать, его никто отсюда не выгоняет. Бродский так на него посмотрел с жалостью и развел руками. И вот этот до сих пор малоизвестный композитор все гадает, что этим жестом Бродский хотел сказать…
Почти четыре. Торчу на темной кухне и смотрю в окно. Мертвая тихая улица, по асфальту ветер гонит жидкие волны сухого снега… На той стороне пустырек с холмиком в центре; холмик похож на курган… Нигде ни души. Окна соседних домов одинаково черные. Завтра, точнее, уже сегодня – вторник. Очередной рабочий денек. Рядовой рабочий денек.
На семинаре обсуждение Татьяниной повести. Про девчонку-потаскушку, которая пришла к вере в Бога. Хорошо, что я не участвую, а то наверняка что-нибудь сказанул бы…
Желтые, как щупальца, блики. Вытягиваю шею, встаю на цыпочки. Внизу автомобиль. Плавно, точно сомневаясь, остановился возле подъезда. Не «Волга», не «жигули». Иностранная…
– Люба! – кричу. – Смотри! – Зову зачем-то ее, а не Сергея.
Прибегает Люба. Тоже тянет шею.
– Это «ауди»?
– А я не знаю!.. Серега!
Он уже у окна. Кажется, очень долго стоим и глядим вниз. Дышим.
– Да, наверно, кто же еще… – наконец разрывает Люба этот наш общий ступор. – Собирайтесь скорее!
Мчимся в прихожую, мешая друг другу, одеваемся, ворочаем свой багаж. Я кое-как прощаюсь с Любой и прыгаю за дверь, вызываю лифт. Слышу, как Сергей что-то шепчет жене, слышу чмоки их поцелуев. Лифт не едет.
– Да что ж это! – снова вдавливаю пластмассовый кругляш кнопки.
– Ром! – их заполошный хор. – После двух не работает. Надо пешком!
Спускаюсь по лестнице. Висящая на спине сумка с моими книгами, бельишком при каждом шаге бьется о зад; чувствую на кого-то обиду, что вынужден топать с четвертого этажа…
Наклоняюсь к приопущенному стеклу дверцы:
– Вы – такси?
– Да вроде, – и водитель выбирается из машины. – Багажа много?
– Нормально…
Он открывает багажник. Я кладу в него сумку, затем Сергей втискивает свой чемодан. Садимся. Оба почему-то на заднее сиденье. Водитель отжимает сцепление.
– Куда едем? – спрашивает у перекрестка.
Хм, как будто ему там диспетчер не сообщил…
– В Ше… ше… – заикается нервно Сергей.
Я режу жестко, уверенно:
– В «Шереметьево-два».
И водила как-то ободренно давит на газ, лихо выворачивает на широкую, ярко освещенную Люсиновскую.
– Курить можно? – интересуюсь, уже заранее достав сигареты.
– Курите. Там пепельница…
– Я вижу. Спасибо.
Щелкаю зажигалкой, с удовольствием затягиваюсь. Глубоко, до самого дна легких. Искоса, небрежно поглядываю на пролетающие мимо здания, на белые, синие, красные огоньки. Левая сторона лба чуть-чуть касается холодного, влажноватого стекла. Воротник пальто поднят, истертый драп колет, царапает шею и скулы, но опускать воротник не хочется. Уверенней себя чувствую, когда он так… Безлюдная, но все равно праздничная, бодрствующая Москва, и в голове гремит музыка из сериала про крутых ребят, моих сверстников, «Бригада». Этакая смесь марша и менуэта. Очень сильная музыка. Вот под нее стоит мчаться по улицам мегаполиса, не обращая внимания на светофоры, курить, думать о будущем.
Да, кажется, всё идет правильно. Постепенно, но все же вперед и вверх. Как ступени пологой лестницы. Нужно просто не теряться, иногда прилагать усилия, чтобы шагнуть. Энергии, вот чего не хватает, а под лежачий камень вода не течет, как говорила одна моя знакомая парикмахерша из минусинского драмтеатра. Ее потом посадили за соучастие в ограблении коммерсанта. Каждый пытается по-своему зажить как человек. У меня есть писательство. При советском строе, наверное, благополучия на этом пути достичь было легче. Гонорары, говорят, были тогда неслабые, да и другие плюсы. Хотя вряд ли бы тогда напечатали хоть парочку моих рассказов. Занесли бы в какой-нибудь черный список, принудили к эмиграции… Но, с другой стороны, может, и писал бы я о совсем другом. Написал бы, может, что-нибудь в духе «Коллег» Аксенова.
Будто нарочно – чтоб попрощаться – водила везет по заповедным, дорогим мне местам. Вот справа краснеют кремлевские звезды, а слева темнеет глыба Дома на набережной. Мост, Тверская, затяжной подъемчик и – памятник Пушкину, а напротив него, за «Макдоналдсом», в глубине черной сейчас Большой Бронной улицы, – и ненавистное, и почти родное место – Литинститут. И я одновременно благодарю его за то, что мчусь сейчас в быстрой машине в международный аэропорт, и глумливо желаю: счастливо, мол, оставаться… Площадь Маяковского. Вот в этом здании пять дней в неделю сидит мой однокурсник Кирилл и тайком пишет, шлифует свои романы; а вот уже зеленоватый Белорусский вокзал, неподалеку от которого живет коренной москвич Вася, в двадцать шесть лет не знающий, что ему делать, чем заняться, на ком жениться…
Выскочили на Ленинградский проспект. Водила еще подбавляет газку. Из-за домов выныривает сразу неожиданно большая Останкинская телебашня. Как всегда, ярко освещенная – один из символов города. А поблизости от нее можно отыскать семиэтажный дом буквой «П» – общага. Коридоры-туннели, пеналы-комнатки, где посапывают, похрапывают и наверняка где-то устало пьют будущие прозаики, поэты, бесквартирные сотрудники Лита, какие-то циркачи, студенты Финансовой академии, постигающие секреты, как стать богатыми… Там есть и моя норка, письменный стол, набитые рукописями тумбочки. И в них уже, может быть, копается любопытный комендант или соседушка… Нет, как вернусь – надо сразу снимать квартиру. Найти девушку, симпатичную, простую, спокойную. Как вторая жена Достоевского, как вторая жена Леонида Андреева, Солженицына. Со вторыми женами писателям почему-то больше везет… И гардероб надо пополнить. Хожу, действительно, как чмо… И в Берлине нельзя тормозить. Наладить связи, показать себя оригинальным, умным, перспективным молодым автором из России. Войти в обойму писателей, которых любят за рубежом. А это значит – поездки, книги, реклама, деньги. Да, начинается новый этап. Грех не ухватиться.
