Елена Котова - Акционерное общество женщин
– В офисе. Скоро должен подъехать, а что?
– Так, для подкрепления. Олег, тебе не страшно в обществе crazy women? – Мэтью улыбнулся и потрепал Алену по руке. – Are you okay, darling?
– Я о’кей, дарлинг, – мрачно, но уже сбавив тон, бросила Алена.
– Lovely. To you, ladies. Yo u all have a lot to say tonight. Lovely stories, I assume. Let’s take it one at a time, if you don’t mind[23]. Ки-иса, сначала ты, в порядке хронологии, мне так как юристу привычнее.
– Ну вот, значит… Приехал утром Костя ко мне на дачу… – начала Кыса, отхлебнув сухого мартини, но тут зазвонил телефон.
– Это Степанова, – объявила Полина. – Узнала, что мы все тут, и сказала, что тоже едет. Извини, Кыса, что перебила.
– …говорит, всё, сливай воду, забирай пай из общества и завязывай с этой бабской дурью. Я, конечно, вскинулась. Оказывается, его вызвали и дали понять, что вообще-то преемника ему присмотрели. Дескать, им не нравится, что Костя финансово поддерживает АОЖ. Команды ему на это никто не давал, и надо еще разобраться, что за деньги он в эту компанию вкачивает. На следующий день после разговора присылают к нему Счетную палату. Костя велел своим пробить счетку, там сказали, что с проверкой придут, но команды не было, мочить или что.
– Подвесили, значит, – хохотнул Олег.
– Ну да… Он и орет: «Уходи оттуда немедленно, все закрутилось нешуточно». А я, конечно, ему, мол, пошел сам знаешь куда. Не брошу же я все из-за его счетки, да хоть бы даже и работы. Много я счастья, что ли, от его работы видела? Говорю: «Разбирайся сам со своей работой, со своими бабами, я тебе жить не мешаю, и ты мне не мешай». А он мне как врежет и орет уже, красный весь, что я дура и с огнем играю…
– Ясно, – заявил Мэтью. – А при чем тут щетка?
– Да не щетка, а счетка! – заорали на него все.
– Действительно, Мэтью, ты сколько лет в России, не к лицу уже путать щетку со счеткой, – бросил Олег. – И что ты, Кыса, думаешь делать?
– Что тут думать? Стоять как партизан. Но как-то на Костю не похоже… Сколько раз его с работы снимали – не счесть. Но так, чтоб сразу в рожу…
– Ясно, теперь я. – Алена не могла дождаться. – Прихожу утром на работу, звонит гендиректор холдинга, я, мол, сейчас к вам подъеду. А сидит он на даче, никогда никуда не ездит, к себе вызывает. Ну, думаю, неспроста. Приехал и начал… Прибыльность холдинга низкая, потому что, дескать, продажи именно моих журналов падают. Дескать, без его ведома изменились формат, содержание. Полил нашу компанию, обвинил меня в конфликте интересов и велел писать заявление.
– Вот уж не повод для расстройства, – заявила Катька. – Я тебя давно уговаривала эту консерваторию бросить. Не твоего уровня это дело – гламуром торговать. Но тебе же надо было тусоваться с дольчами, габбанами, на именины к английской королеве ездить. Тоже мне счастье. У тебя такое имя на финансовых рынках, на фиг тебе глянец с дурами раскрашенными?
– Я всегда знала, Катя, что ты мне добра желала.
– Альйона, успокойся, пли-из, – почти взмолился Мэтью. – Я же тебе тоже сказал, что все, возможно, даже к лучшему.
– Сказал, ну и что? Я, может, и сама бы ушла скоро, а мне вот так, коленом под зад. Забыли, сволочи, как я уговаривала эти понтовые журналы в Россию прийти. У меня руки по локоть в грязи все десять лет. Я всех редакторов, художников, продюсеров штучно отбирала, воспитывала, мне сам Лагерфельд не раз говорил…
– Алена, не заводись, – перебила ее Катька. – Конечно, скотство. Но в итоге тебе же лучше будет. Сколько можно на два фронта разрываться?
– Алена, ты точно не пропадешь, ты из нас самая успешная, самая гламурная, вообще самая-самая… – вмешался Влад. – Но что-то все одно к одному. Наехали на Катьку, терзали ее почти год. Когда мы с тобой, Алена, поехали к Опанасу, тот был уклончив, но от команды Катьку мочить в верхах воздержались. Теперь нам снова показывают, что пошел наезд. Все ясно как день, Мэтью, ты со мной согласен?
– Влад, я тут пять лет, но не уверен, что понимаю политику в вашей стране, а это все lots of politics, isn’t it? Но думаю, ты прав.
– Да, Влад прав, – задумчиво произнесла Полина. – Мне вчера о том же самом Вульф-Бобоевич три часа толковал.
– Он, конечно, видный политик, не поспоришь, – не удержался Мэтью.
– Он больше чем политик, – произнесла Полина и замолкла.
Она так ясно видела в этот момент, почему Вульф-Бобоевич выбрал именно ее для своих откровений: ни Кыса, ни Алена, ни Катя не могли бы так безоговорочно принять его картину мира. Именно к ней явился денница много лет назад. Только она увидела бездонную черную дыру «первой смерти», испытав ужас, с которым не сравнить ни измены Кости, ни страдания Алены, ни даже следствие против Катьки.
Тут в дом влетела Степанова:
– Нашу милейшую крысу-кадровика Александра Степановича в приказном порядке забрали в Белый дом. Заведовать всеми кадрами при мизерной зарплате. Он – под козырек и пошел. Вы что-нибудь понимаете?
– Уже понимаем, – ответила Катька. – Для полноты картины сообщаю, что Алену выгнали с работы, Кысу побил Костя, потребовав, чтобы она вышла из акционеров, потому что к нему самому на днях присылают счетку. Завтра на площади Пречистенских ворот мужской флеш-моб, который всем нам покажет, кто в доме хозяин. А к Полине приходил вчера Вульф. Доклад закончен.
– Ох, ни х… себе… – Всегда сдержанная Степанова стянула с плеча сумку и от растерянности чуть не села мимо стула прямо на пол.
– Налейте Ирке и слушайте меня дальше. – Полина видела, что теперь только от нее зависит их будущее. Она обязана заставить всех понять смысл сказанного ей накануне Вульфом. – Вы же не станете говорить, что дьявола не существует. Дьявол – явление объективное, точно более реальное, чем бог. С богом человек может встретиться только в ином мире, и эта встреча останется между ними, если вообще произойдет. Дьявол же – часть этого мира. Мы встречаем его время от времени и еще чаще ощущаем его проделки. Правда, Кать? Помнишь черного пуделя из Мерано?
– Помню… Но ты же про Вульфа собралась рассказывать… Ты хочешь сказать?..
– Ага, – тихо произнесла Полина, обводя всех глазами.
– Вульф? И пудель? Не понимаю… – наморщил лоб Мэтью.
– Мэтью, на твоем месте я бы помолчал. Ты еще с политикой не разобрался, а дьявол – это чисто женское, нам с тобой не понять, – снова засмеялся Олег.
– Сейчас все расскажу. Только вы не перебивайте, как обычно, и не смейтесь…
Полина рассказала о своем разговоре с Вульфом, предупредившем об угрозе уничтожения. События последнего дня показали, как он был прав, сказав, что надо действовать на опережение. Сигналы тут же и посыпались. Вон он в Интернете висит, краник жизни, куда яснее. Когда она закончила свой рассказ, наступила тишина. Катька погрузилась в раздумья, Алена смотрела на Мэтью, стараясь прочесть на его лице поддержку услышанного, которая так нужна была ей, Алене. Олег курил и тоже в задумчивости морщил лоб. Один Влад, казалось, воспринял Полинин рассказ как само собой разумеющееся.
Первой очнулась Кыса:
– А вот первой американской феминисткой считается Эбигейл Смит Адамс, она в конце восемнадцатого века сказала знаменитую фразу: «Мы не станем подчиняться законам, в принятии которых мы не участвовали, и власти, которая не представляет наших интересов». Кстати, тогда она сама была вообще девчонкой, слегка за тридцать, не больше.
– Кыса, вот уж не знала, что ты у нас такая образованная!
– А ты много про меня, Катя, не знаешь, потому что тебе некогда было нас понять, ты все время несешься на лихом коне, шашкой размахивая. Вот скажи, на фиг ты в ФАС в четверг намылилась? Надо сначала обдумать, с чем туда идти.
– Похоже, все толкает нас на то, чтобы брать власть, – произнесла Алена.
– Я и на Байкале все время про это думала, потому и молчала, – призналась Катька. – Ясно, что мужики относятся к женщине как к служанке, что бы ни говорилось о равноправии. Женщина же с нашей помощью уже перестала ею быть. Мужики поняли это и вскинулись. Спусковым крючком, думаю, была статья Влада про солнце, которое женщинам светит тускло.
– Зря ты, Влад, про кремлевских охранников в Jimmy Choo тогда… – вздохнула Кыса.
– Не было бы этого – возникло бы что-то другое, – возразила Степанова.
– Про тех, кто в Кремле сидит, мне все понятно. Они охраняют свою власть, которую женщины могут у них реально отобрать. Но вот эти, которые на флеш-моб собираются… Я чего-то не поняла про них…
– Все ты правильно поняла! – сказала Катька. – Ты думаешь: «Эти-то что вскинулись? У них власти нет и не было, большинством из них помыкают бабы, причем далеко не все нами обученные. Эти же бабы о них заботятся». А как бы то ни было, мужики верят, что они «краник жизни». Стадное чувство. Угрозу от нашего движения они чувствуют нутром, замутненным алкоголем. Самый якобы прогрессивный мужик, Карл Маркс сказал им когда-то: «В отношении к женщине, как к добыче и служанке общественного сладострастия, выражена та бесконечная деградация, в которой человек оказывается по отношению к самому себе». Как мужчина может с этим согласиться? Ему как минимум надо признать для этого, что он деградирует. Чувствуете подлянку?
