Ильдар Абузяров - ХУШ. Роман одной недели

– Подожди, с чего ты все это взял? Как ты пришел к выводу, что наш тайный имам и наш связной ведут двойную игру? – В голове не укладывалось все, что сказал Хатим, уж больно все было путано, но я хотел выслушать его версию до конца.

– Логика, брат. Я много сопоставлял и анализировал факты и слова, про

которые слишком долго рассказывать. К тому же нас, как будущих дипломатов, научили отличать слова от намерений, ложь от правды, блеф от искренности по косвенным признакам, по движению рук и глаз, например. Да ты и сам, брат, в какой-то момент засомневался, помнишь?

– Еще бы! Слишком много было несоответствий и странностей.

– Я даже подозреваю, что наши братья вовсе не мусульмане, а агенты западной разведки, возможно, английской. И когда я пришел к этому выводу, то, как и они, решил вести двойную игру.

Невский, нет лучшего места, чтобы остаться неувиденным и неуслышанным.

– Хорошо, что я тогда ничего не рассказал, – продолжил Хатим через несколько минут, дав мне время уварить и проанализировать информацию. – Пусть этот провал будет им уроком. Ведь там будет даже премьер-министр Англии. Поэтому-то я соглашался на все, что мне предлагали. На все задания. Главное, чтоб нас не трогали и ни в чем не подозревали. Чем больше мы будем выполнять, тем дольше нужны. И тем позднее нас бы сдали. Я даже сообщил в центр через связного о том, что мы по-прежнему хотим уронить опоры, намекая, что мы готовы погибнуть в лобовой атаке на кортеж, под пулями президентских охранников. Мол, вам даже не придется мараться, избавляясь от нас.

Я молчал.

– Теперь, когда мы так близки к цели, мы должны быть вдвойне осторожнее, чтобы не раскрывать наших планов, – только улыбался Хатим. – Мы накажем этих уродов, у нас все уже готово. И пусть нас считают неадекватными недорослями и придурками, это даже лучше, потому что от нас не ожидают ничего экстраординарного.

Я молчал и думал: а правда ли все то, что говорит Хатим? А вдруг он опять обводит меня вокруг пальца? Вдруг нет никакого центра и нет никакого связного? И никакого заказа. Вдруг он сам и связной, и агент спецслужб? Ведь он международный юрист, считай, дипломат. Он много раз бывал в той же Англии, а теперь вот работает в корпорации по торговле оружием. Вдруг это он, Хатим, выйдя на секретное оружие, решил раздобыть и продать информацию о нем в обход корпорации? Или, наоборот, провести захват террористов, а оружие – только прикрытие?

Но у меня припрятан козырь, о котором Хатим не знает и который поможет мне его легко разоблачить, если он только врет.

– А кто этот наш связной, – хватаю я Хатима за грудки, – ты можешь мне сказать, чтобы я проверил? Если ты не покажешь мне его, я тебе не смогу поверить, уж извини.

– Я могу сказать, но ты мне вряд ли поверишь.

– Кто, говори! – требую я. – Кто он, покажи мне его, и я задушу его собственными руками!

– Вон она, сидит за дальним столиком, с мужчиной и ребенком, видишь? – И он указывает через стекло кафе на девушку в платке. – А вышел я на нее через Интернет, почти через сайт знакомств.

Я приглядываюсь и вижу ту самую девушку в хиджабе из заведения призрения «Эрмитаж», что очень похожа на актрису из труппы театра «Лицедей».

– Ты шутишь? – спрашиваю я, а сам думаю: «Как Хатим мог узнать о моей тайной влюбленности?»

– Нет, – говорит Хатим, – я обещал ей показать вас. Вот она и пришла со своими близкими.

Непонятно, то ли он прикалывается, то ли издевается. Но что она здесь делает? Почему она снова и снова попадается мне на пути?

– Я же говорил, что ты мне не поверишь, – улыбается Хатим. – Что, понравилась? – уже вовсю хохочет Хатим. – Признаться, я тоже в нее почти влюблен.

Откуда она взялась? Почему ее образ преследует меня? К тому же я хочу проверить, обманывает ли меня Хатим, и вынимаю из-за пазухи информацию, добытую мной из компьютера хозяина гостиницы.

– Так наш связной как раз и есть жена хозяина гостиницы, в которой мы собираемся напасть на президентов! – восклицает Хатим. – Только она не знает о нашей операции. Она обманывала своего мужа, пытаясь вертеть своими делами за его спиной. Она надеялась, что так будет лучше для их семьи, но оказалось, что даже маленькая ложь ведет к большим разрушениям.

– А с чего ты взял, что спецслужбы опять не повернут все против нас? – спрашиваю я, наблюдая, как девушка в платке спешно покидает кафе вместе со своими спутниками, видимо, заметив, что мы, о чем-то споря, то и дело бросаем на нее взгляды через окно.

– А мы перед акцией запишемся на видеокамеру и разошлем на телевидение и в газеты, – уверенно говорит Хатим, – и тогда все всё узнают.

– Последний вопрос, – я понимаю, что мне ничего не остается, как поверить Хатиму на слово, до операции остались считанные часы, и у меня слишком мало времени, чтобы разобраться во всем самому. Если же Хатим лжет, то нас завтра всех накроют с потрохами. Вот завтра все и откроется. Остается только плыть по течению рока. – Скажи, наша встреча в мечети была случайной? Мне очень нужно это знать.

– Да, – отвечает Хатим.

– А как же Курт, как вы на него вышли?

– Нам помогла на него выйти наша связная.

Я больше ни о чем не спрашивал, я был в шоке. Хатим как оглушил меня. Главное, что самые мрачные предчувствия, что я лишь пешка в чужой большой игре, оправдались.

Я все же оказался этой пешкой, деревянной фигуркой из клена или абрикоса. Какая разница! Вокруг меня и подо мной дерево в розовых, персиковых и шоколадных тонах. И я чувствую, что начинаю сливаться с этим интерьером, заливая в себя порцию за порцией сначала китайского сливового вина, а затем и сливовицы, балканского самогона.

Теперь я уже точно не свободное существо, теперь я уже точно слива, что ходила, бродила под прессом обстоятельств и вот выбродила, дошла до кондиции и предела. Узнала тайный замысел всего и свое предназначение.

Огненный напиток и кофе со сливками и коньяком я заказываю снова и снова, желая опьянеть и прогнать мрачные предчувствия и мысли. Сегодня ведь все можно заказывать. Все, что только душе угодно. Так захотел Хатим. И нас уже не остановить.

– Мы докажем, – буровлю я вслед за Хатимом, который тоже нас, по сути, разыграл в своей игре. – Мы заставим воспринимать нас серьезно. Половина пути уже пройдена. Нам удалось пронести оружие. И узнать тайные ходы…

Хорошо бы в этот день наделать побольше шума! Теперь чем бессмысленней, тем лучше. Что нам остается, кроме как крикнуть, разорвав рубаху на груди? И этот вопль протеста будет в сто раз прекрасней в своей бессмысленности и ненужности.

«Хорошо бы этот день закончить массовой перестрелкой, убийствами правителей мира сего и тем самым вызвать взрыв маргинальных кварталов, – мечтаю я. – Поднять на сопротивление миллионы разыгранных и съеденных судеб. А мы будем группой, создающей главный шумовой эффект. Мы будем главной движущей силой, что произведет фурор и призовет всех на борьбу».

Глава 4 

The Brass Butterfly. Бабочка-медянка

Я взглянул на часы – до спектакля оставалось еще достаточно времени, и было бы неплохо пройтись пешком. На Садовой нам попалась на глаза афишная тумба, и мы, не сговариваясь, направились к ней. Бумага с оторванным углом трепыхалась на ветру, словно пригвожденная бабочка.

Ладонью я расправил края афиши и прочитал анонс спектаклей на сегодня. В одном театре шла постановка пьесы Голдинга «Медная бабочка», а в другом – «Бой бабочек» по пьесе немецкого драматурга Зудермана.

– А, знаю, – вдруг оживился молчавший до этого момента Мурад. – «Бой бабочек» – это пьеса, в которой играла одну из первых своих ролей на казенной сцене Комиссаржевская.

– А ты откуда знаешь?! – следом оживилась-обрадовалась Алла.

– Да где-то слышал, – поморщился Мурад.

– А что ты еще слышал? – Алла хотела, воспользовавшись моментом, разговорить мальчика.

– Ничего особенного, – со знанием дела отмахнулся Мурад. – Это великая актриса, она помогала социал-демократам во главе с товарищем Красиным. Часть средств от ее благотворительных спектаклей шла на финансирование революции.

– К сожалению, – добавил я, с удовольствием отмечая начитанность Мурада, – «Бой бабочек» стал для нее и последним сыгранным спектаклем, перед тем как она скончалась от черной оспы, которую всего скорее подхватила в ташкентской жаровне-шашлычной.

Зимой в Питере совсем не жаровня, и снимать перчатки, чтобы достать из бумажника билеты, мягко говоря, холодновато. Мы медленно продвигались в толпе к подъезду театра, и мне казалось, что весь народ, гулявший по Невскому, теперь устремился на площадь, к «вестибюлю» нашего спектакля.

При проходе через металлоискатели нам пришлось выложить из карманов на стол сотовые телефоны, ключи и кучу мелочи. И все это в толчее и суматохе. Сдав верхнюю одежду в гардероб, получив номерок и бинокль, я с интересом наблюдал, как тщательно перед зеркалом причесывается Мурадик. В парадном костюме с иголочки он чувствовал себя скованно, словно не в своей тарелке.