Олеся Мовсина - Всемирная история болезни (сборник)
– То есть? – с натянутой вежливостью улыбнулась Надя, ожидая, что собеседник вот-вот захихикает над собственной глупой шуткой.
– А вот тебе и то есть, – почему-то рассердился старик. – Они, канальи, научились превращаться один в другого и даже становиться невидимыми. И стали передавать это умение своим детям по наследству. Представляете, мадам, чего бы сейчас, в наше время, такое умение стоило в криминальном мире или, наоборот, для сыщиков-полицейских?
– Вы меня извините, – тоже разозлилась Надя и встала. – У меня неприятности: муж в больнице, под стражей, с работы вот-вот уволят, а вы мне тут чёрт-те что, лапшу на уши. Мне сказали, что у вас видели одну вещь, фигурку рыбы. Я и пришла к вам поэтому, видите ли, каким-то странным личностям эта фигурка понадобилась. А вы…
– То-то и оно, девочка, то-то и оно, – перешёл коллекционер на фамильярно-отеческий тон. – Ты слушай. Рыбка эта – один из исомских магических талисманов. И охотится за ней не одно поколение жаждущих и страждущих. Только никогда талисман не пойдёт в руки к чужому, это закон. Понимаешь? Потомок исомов, тот, в ком хоть одна капля их удивительной крови, – он, если захочет, сам и найдёт, и сохранит, и воспользуется талисманом. Или не сам исом, а близкий его родственник, жена или муж, например.
Старик внезапно замолчал, и столько в его паузе было раздражающей многозначительности, что Надя снова не выдержала:
– Что за бред вы несёте? Я-то тут при чём?
– А при том, дорогая, – прошептал безумный коллекционер, – что тебя угораздило выйти замуж за чистокровного и самого расчистокровного исома, и теперь ты сама и твои дети, как это говорится, автоматически получаешь, получаете магическую силу и власть над людьми, над природой и над талисманами.
– Дети…
Надя постояла ещё несколько секунд и двинулась к выходу.
– Не веришь? – испуганно залепетал старик у неё за спиной. – Почему, думаешь, они за вас взялись? Его в тюрьму, а тебя шантажировать? Ты им нужна, чтобы Рыба к тебе приплыла. Только ты им её не давай, как поймаешь, ни за что не давай.
– Ладно, допустим, хоть часть из ваших речей правда. Значит, рыбы у вас нет? Где она? Кто эти они, которые меня шантажируют? Кто вы такой? И какую ещё такую власть я получаю над людьми, если все кругом только пытаются меня использовать и вообще имеют во все места!
– Тише, тише, – умоляюще зачмокав, сложил морщинистые ручки коллекционер, потому что Надя действительно говорила довольно громко. – Я, к сожалению, не могу вам всего объяснить, – он так испугался, что снова перешёл на вы и даже готов был плясать польку-бабочку, лишь бы она не ушла рассердившись. – Но поверьте, что я вам желаю только добра, и вам, и вашему мужу, и его добрым братьям. Рыбы у меня нет и не было, у меня была её фотография, а потом её похитили, но это другая история. Вы должны захотеть найти, должны сами понять, это вам удастся. Не всю Рыбу – так её часть. А потом…
– А потом?
– Потом надо найти тех, кто нашёл остальные части. И пожалуйста, не доверяйте ни этому, ни так называемым родителям мужа.
– Вы хотите сказать, что они не…
– Чщ-щ, это я вам ничего, ничего… Если поймёте или узнаете что-нибудь новенькое, приходите ко мне, вместе покумекаем, обсудим. И вот ещё, – старик перестал трястись и показался вдруг похожим на одного Надиного преподавателя из Москвы, – вы, например, знаете, зачем ездили именно в Африку ваши Гумилёвы и наши Рембо? Почему именно Африка? Почему им не хватало Европы?
– Не знаю, – качнула головой Надя, – а вот почему вы так хорошо по-русски говорите и в то же время всё делите на ваших и наших?
От этого вопроса снова было появился нагловато-фамильярный папаша, но тут же пропал и ответил вежливо и устало:
– Когда-нибудь я вам всё расскажу, мадам. До скорой встречи.
Надя выползла на террасу растерянная, растерявшая окончательно уверенность в логике происходящего. Даже Луи это понял и не стал ни о чём расспрашивать: подхватил её, будто она вот-вот упадёт, и повёл на солнышко. Оказавшись на молчаливой от зноя набережной, они опустились на скамейку и посмотрели друг на друга. Глаза у Надиного спутника были по-прежнему голубые, по-прежнему честные и слегка влюблённые. От этих глаз внутри стало довольно щекотно.
Да, наверное, такие невинные глаза теперь делают всем шпионам и негодяям. Надя вздохнула исподтишка.
– Хотите вина? – спросил Луи и в ответ на её улыбку полез в свой оранжевый рюкзачок.
Она ещё подумала: уж не анжуйское ли пили мушкетёры, сидя под обстрелом где-то здесь, в Ла-Рошели?
Тёплому вину из крошечной пластиковой рюмочки удалось усмирить бардак в Надиной голове. Она пила и почти без тревоги поглядывала на ветки курортного какого-то дерева над головой, на серую яхту, на чёрную подвижную точку в зелёных волнах, на добрую рубашку Луи.
– Как ваша рана? – наконец обратила она внимание на то, что давешняя повязка на его голове превратилась в скромный кусочек пластыря.
Он беззаботно махнул рукой, мол, всё ерунда.
– Знаете, почему-то ваше присутствие очень успокаивает, – выдохнула Надя, хоть и понимала: флиртовать сейчас самое не время.
– Может, я всё-таки не зря решил учиться на психолога? – расцвёл мальчик, переводя взгляд с неё на море и обратно. – Хотите, я буду вашим личным психоаналитиком? Расскажите, что вас беспокоит, и я помогу.
– Больше всего меня сейчас беспокоит, – рассмеялась Надя, – что это за ерунда мотается вон там, среди волн? Вон, видите, левее яхты?
– Кажется, это буй, – неуверенно пробормотал Луи, вглядываясь.
– А иногда кажется, что человек плывёт, вон, как будто рукой взмахивает, – кивнула Надя, запивая вином неприятно саднящие слова коллекционера.
– Похоже, – засмеялся Луи.
– Только вряд ли так далеко кто-нибудь заплывёт.
– А может, он из яхты выпал?
– Или из Африки приплыл? Вон какой чёрный.
И они уже снова как будто помирились, при всём при том, что как будто и не ссорились. Надя по-прежнему старалась быть начеку, но так хотелось махнуть через парапет набережной, забыть про Поля, про исомов и искупаться в мягком зелёном брюхе Атлантики!
Послушайте, это всё-таки. Наверное, профессиональный пловец. А яхта его сопровождает.
Ну вот, теперь уже точно видно, что это пловец, чёрный, в специальном костюме. И яхта на некотором расстоянии от него заруливает к берегу. Правда, иногда начинает казаться, что парень разворачивается и плывёт обратно, в открытое море. Но тогда и яхта, вздрагивая, замирает и словно дышит на волнах, чего-то ждёт.
На борту яхты двое. Обгоревшие, очевидно, с непривычки парни в белых майках и кепках. Наверное, у них с этим чёрным, в воде, какая-то игра. Соревнование. Может, спор. Ребята смотрят на пловца, что-то деловито обсуждают, показывают пальцами предполагаемую траекторию его высадки на берег.
Тот, поди, уж совсем устал. Что-то кричат ему.
– Пойдём, – неожиданно почему-то именно теперь Луи взял Надю за руку. – Мы хотели ещё перекусить. Да и поезд скоро.
Нет, теперь подожди.
Надя приподнялась со скамейки, изумляясь всё больше и больше. Когда чёрный почувствовал под ногами дно, белые парни вдруг побросали свою модную яхту и как по команде сиганули в воду рядом с пловцом.
– Луи, – задрожала она всем голосом, – они же сейчас его убьют!
Они сбили пловца с ног, стали макать лицом в прибрежную серую жижу, что-то крича и смеясь, выкручивая руки и вообще поступая с несчастным так, как бывает только в кино.
– Вызовите полицию, – успела сообразить Надя, что если она и правда махнёт через парапет, то сразу же разобьётся.
– Это не наше дело, – послышался сзади испуганный голос разума, а она помчалась в обход, через полнабережной, с криком:
– Эй, что там происходит?
Тем временем два негодяя, избив обессилевшего пловца, закинули его в свою плавучую посудину, быстро стянули парус и включили мотор. И двух минут не прошло – так что пока Надя искала приличный спуск, всё было кончено и чуть ли не забыто. Лодка с тремя действующими лицами удалялась, взяв курс на горизонт, и только волны издевательски фыркали в сторону берега.
Из трёх внезапных желаний: уехать сейчас же в Москву, броситься на шею Луи и просто усесться в песок, Надя почему-то выбрала последнее, самое глупое. Что-то она совсем устала сегодня от этой жары.
11
Уже не злясь и не ругая про себя ни природу и ни погоду, ни флору и ни фауну (последнюю в лице страуса), Жан плавно и бесшумно продвигался к замку. Темнотища полнейшая – деревня спать легла довольно рано, и фонари над домами не светили, а скорее робко напоминали о свете. Добрый сыщик старался ни о чём не думать, и всё же глупые мысли об интересном приключении нет-нет да и щекотали ему горло. Вот и эти, должно быть, так же: интересно, да романтично, да хлоп!
Вот, едва поскользнувшись, наш доблестный герой опять, как и утром, оказался в воде по самую маковку. Ничего удивительного: просто его угораздило нырнуть в ров, которым старинный замок оказался столь неожиданно и подло окружён. Днём Жан этого не заметил из-за деревьев, а маленькие собеседницы его не предупредили.
