Марина Болдова - Шанс (Коммуналка)
– Это неправильно, – она вдруг вытянула руки и с силой оттолкнула его от себя.
«Опять начинается!» – раньше к ее такому быстрому перепаду настроений он относился с терпением. Теперь облегченно вздохнул, зная, что терпеть оставалось два дня. Нет, он правильно все решил. Нельзя ее брать с собой.
…Ольгу привела подруга. А сама отбыла с мужем к месту его службы. А жаль. Жаль, потому, что у нее была трехкомнатная в генеральском доме рядом с Домом офицеров…
– Оля, ты совсем меня не любишь, – немного печально произнес он.
– Нет! Ты не понимаешь! Я тебя люблю так…Ты сам учил – отдаваться чувству полностью! Мне просто страшно, страшно! Эти сны по ночам! Они меня мучат, я утром просыпаюсь больной! И всегда в них одно – я теряю. Тебя, Степку, маму и отца. То одного, то другого. А сама ощущаю сиротство. Может, ты меня бросаешь? – Ольга опять отстранилась и быстро заглянула ему в лицо.
– О чем ты? О каких снах? – насторожился вдруг он. И тут же пронзила еще одна мысль: что-то она говорит о родителях. Он был уверен, что их давно нет в живых, – Оля, твои родители живы?
– Да, – она отошла от него и отвернулась.
– Ты ничего не говорила!
– Они живут в Узбекистане. Отец военный. Мы долго не общаемся. Они даже не знают о Степке.
– Как так? – похолодел он: тринадцатая, последняя, сделка на квартиру была с Ольгой, ни о каких родственниках речь при оформлении не шла.
– Ты ничего обо мне не знаешь, Влад, – вдруг как-то очень трезво усмехнулась Ольга, – То, что отец Степки погиб – правда. Очень небольшая правда по сравнению с кучей лжи, навороченной мною для тебя. Подожди, помолчи, – она жестом остановила готовое сорваться с его губ возмущение.
– Оля! – только и успел укорить он.
– В пятнадцать лет я осталась с бабушкой один на один: отца перевели в маленький узбекский городишко. Смысла ехать туда, где даже по-русски говорили с трудом, мне, отличнице, не было. Вроде бы, когда жили все вместе: мать, отец и бабушка, я не замечала, какая она… Свое неуемное желание власти она выместила на мне. А мстила она мне за то, что долго пришлось жить с зятем. Презирая его и боясь одновременно. До меня быстро дошло, вернее, она донесла до моего сознания, что я для нее – отпрыск беспородного прапора, который охомутал генеральскую дочь, то есть мою мать. Начался ад. Запреты, наказания, пощечины. Да, бить по лицу точно и унизительно она умела! Я вмиг научилась врать, изворачиваться. Выкрала однажды ключи от квартиры и, пока старуха спала, сделала дубликаты. Деньги я таскала мастерски. Постепенно умение выжить рядом с ней превратилось в самоцель. Учиться стало некогда. Дальше по схеме: водка, наркотики. И ведь что странно: родителям она долго вещала, что у нас все хорошо. Да и я врала по телефону под одобрительный взгляд бабки. Та наивно считала, что справится с моим воспитанием сама. То, что ее внучка колется, ее старческий мозг даже не воспринимал. Хотя, как я знаю, ей говорили об этом родители моей подруги Маринки. Бабку волновало только понижение уровня успеваемости. А это, как казалось ей, педагогу с сорокалетним стажем, поправимо.
– А ты сама не понимала, куда катишься?
– Нет. Это был протест. Мне казалось, я в любой момент могу все вернуть. Если захочу…
Год прошел, как в тумане. Как мне удалось закончить его без троек, я и сейчас удивляюсь. Бабка считала это своей заслугой. Пожалуй, с этим я могу согласиться…
А летом приехали родители. Отец с ходу разобрался в ситуации, прогнал меня по врачам, психологам и … стал оформлять документы в Школу Агнессы Бауман. Продал квартиру своих родителей, как я потом узнала, чтобы оплатить учебу.
– Что за школа?
– Для таких пропащих, как я. Жесткий режим, жесткая программа обучения. Полная изоляция на два года, контакты даже с родителями запрещены. И все это за большие деньги.
– А результат?
– Отличный аттестат, три языка, разряд по теннису, плаванию. Психология, этика, домоводство, не улыбайся, этикет. Это был шанс. Я с первой попытки поступила в МГУ. Но, не закончила…
– Почему?
– Влюбилась. И все понеслось по второму кругу. Только масштабы столичные. Кабаки дорогие, коттеджи вместо однокомнатных хат, чистый героин. И он, красавчик, всегда рядом…
Он слушал и не верил. Он, грамотный психолог, просчитался во всем: и девочка не одуванчик, и подарок не подарок. Как вовремя он сматывается! Нужно только сделать одно: вернуть ей квартиру. Сегодня же вернуть!
– Оля, а отец что же? Не знал?
– Сначала нет. Ты видел, как люди седеют в один миг? Это страшно, страшно! – голос ее сорвался на крик.
Влад вздрогнул.
– Его привела в общежитие Маринка. Я думаю, она же его и вызвала. Маринка жила в Томске, с летних каникул после второго курса мы не виделись. Что ее принесло в Москву посреди учебного года?! Она сказала, что приехала на студенческую конференцию. Может быть…Столкнулись мы в крохотной кафешке у ВДНХ. Место непосвященным незнакомое, пришлых людей почти не бывает. Маринка с ее спутником в этот час оказались единственными случайными посетителями. Она потом говорила, что не сразу меня узнала. Теперь я ей верю. Джинсы, купленные прошедшим летом, в апреле я могла носить только подпоясанные ремнем… Она подошла к нашей компании и буквально выдернула меня из-за стола. Она что-то орала, трясла меня за плечи и при этом плакала. Потом ее увел тот парень, с которым она пришла.
Отец появился у меня в комнате общежития через три дня, когда я отсыпалась после веселых выходных. Он растолкал меня, сонную, заставил встать с расхристанной кровати. Я сумела сфокусировать на нем взгляд и тут увидела, как его волосы меняют цвет. Я закричала. Его жгуче-черные волосы вмиг стали белыми. А потом он ушел…
– Совсем?
– Из моей жизни – да. Мать, кажется, еще несколько раз звонила…
– Кажется?
– Ну, да…Я плохо помню…
– Ты продолжала колоться!
– Да! Да! Да! – Ольга закричала и с силой оттолкнула его, сделавшего к ней невольный шаг.
– Но, сейчас ты не?…
Она вдруг захохотала в голос.
– Да, учитель, вы спали с бывшей наркоманкой! – весело блеснула она синими глазами.
– Это совсем не смешно! – сделал он попытку придать ситуации серьезность.
– Да, уж какой тут смех! Веришь – шесть лет ни-ни. После того…,– Ольга зябко передернула плечами, – А ведь тебя тоже зовут Владом…Кстати, как твое полное имя?
– Владислав, – ответил он машинально.
– Простенько. А Степкиного отца звали Владленом. Мамаша его чокнутая помешана была на таких именах. Сестра Владика свое имечко Элизабет в шестнадцать лет поменяла на Лену. Умная девчушка была…
– Как погиб отец твоего сына?
– Догадайся! Конечно, от передоза! Да убили его, я знаю, – Ольга махнула рукой, – Сам он не мог просчитаться. Сейчас я тебе фамилию Влада скажу. Малиновский. Ты правильно подумал. Он самый.
Он ошалело смотрел на Ольгу.
– Влад единственным наследником остался у отца, когда Ленка умерла. Не помню, чем она заболела, рак чего-то. Быстро сгорела, за несколько месяцев. Ничего не смогли сделать, прямо в клинике в Германии скончалась. С женой отец Влада разошелся давно, определив ей содержание. Видно, немалое, раз она о детях и не вспоминала. Хоть он и не лез в жизнь Влада, не знать, что сын зависает, он не мог. Мне кажется, не любил он его. Просто не любил.
– Так Малиновского же посадили?
– Позже. На год позже, чем убили Влада. Я думаю, именно тогда под него начали копать. В тот год. Смерть сына все же выбила его из колеи, где-то Малиновский расслабился. А тут! Пресса писала "трагически погиб". Может, и трагически…. Я проснулась рядом с мертвым телом на их даче. Сама никакая. Малиновский тут же меня в частную клинику отвез, спрятал. Там я и узнала, что беременна.
– А что Малиновский?
– Стал готовиться в деды. Нет, он неплохо ко мне относился. Боялся только, что ребенок будет…ненормальным, с отклонениями. Я так не хотела Степку! Уговаривала Малиновского, чтобы разрешил аборт. Вот мой грех. Поэтому Степка так часто болеет. Господи, почему он платит за мои грехи! Я все время боюсь за него, он же постоянно на таблетках! Еще эти сны…
– А твои родители? Почему ты им не сообщила, что у тебя сын? – вдруг спохватился Влад.
– Они сами от меня отказались, – спокойно ответила Ольга, – Их право. Во мне нет злости. Просто жалко иногда Степку. Отец был бы классным дедом.
– А Малиновский?
– О! Он Степку боготворил. Недолго, правда. Степке три месяца исполнилось, как его взяли. Я тут же собрала вещи и сбежала в Самару. Квартира бабкина на меня была оформлена в наследство, вот какой подарок мне оставила старая карга! Верно, виноватой себя считала, что за внучкой не уследила.
– Как ты об этом узнала?
– Маринка сообщила. Я, когда родила, ей, вернее, ее родителям, позвонила. Маринка тут же в Москву прилетела, мешок с детским приданым, игрушек коробку приволокла. Собиралась еще коляску прикупить! А ее на входе в клинику охрана Малиновского тормознула. Как стали все барахлишко перетряхивать! Ее когда в палату ко мне допустили, она на негнущихся ногах вошла, глаза полтинниками. Думала, едет к бедной студентке…
