Елизавета Дворецкая - Орел и Дракон
Теперь уж всем в округе стало не до шуток: это была настоящая война, притом враг располагался в жуткой близости. Это не обычный «береговой удар», когда проплывающие мимо викинги просто забивают скотину на пастбищах, чтобы раздобыть себе мяса – вещь неприятная, но житейская и кое-как терпимая. В иных областях тинги принимают законы, объявляющие «береговой удар» преступлением, но большинство предпочитает с этим явлением мириться – что толку в законах, если преступников обычно не удается догнать и ответчиков не найдешь между небом и морем?
– Если уж они дома захватывают, стало быть, располагаются здесь зимовать! – рассуждали напуганные жители. – И скоро пойдут по дворам, обложат данью всю округу, и мы будем эту ораву троллей всю зиму кормить!
– И хорошо еще, если весной они уйдут. А если им тут понравится?
– Ну вот, ты уже дань платить собрался! А конунг у нас на что?
Несколько ближайших к Асгейрову двору жилищ опустело: не дожидаясь, пока придут забрать их хлеб, скот, одеяла и женщин, бонды снимались с места, со скотиной, домочадцами и самыми нужными пожитками бежали просить пристанища в усадьбах поближе к конунгу. День и ночь, даже у себя дома, мужчины не расставались с оружием. Женщины не выходили со дворов, и Хильда была единственной, кто осмеливался показываться за ворота. Вопреки настояниям родных, она не желала сидеть взаперти, когда такое творится, и вместе с Рери и Харальдом ездила по округе, собирая людей. Рери был возбужден и весел: возможность совершить подвиг пришла к нему домой, и он был уверен, что в близкой битве отличится на славу.
– Вы рано собираетесь платить дань каким-то разбойникам! – говорил он перепуганным бондам. – У вас ведь есть конунг, а еще есть мы, сыновья прославленного Хальвдана Ютландского! И пока мы живы, в Смалёнде никто не будет собирать дань, кроме законного конунга!
Иные считали Хрёрека сына Хальвдана чересчур самонадеянным для семнадцатилетнего парня, который ничем еще, по большому счету, не отличился. Но при виде его уверенного, даже немного насмешливого лица, его сердито суженных серых глаз, отливавших сталью, даже бондам становилось стыдно той суеты, которую они подняли.
Наконец подошел Берг харсир. С ним было десятков семь разнородного войска: каждый бонд собрал своих сыновей, прочих родичей и работников. Пришло время показать, не впустую ли каждую весну на тинге проводится оружный смотр.
– Так ты думаешь, конунг, что мы одолеем этих людей? – спрашивал Берг, уже старый, лет пятидесяти, широкий, круглолицый мужчина с крупным носом и большой густой бородой, закрывавшей всю грудь. Он носил прозвище Одноглазый, но этим ему скорее льстили: оба его глаза были на месте, но левый, мутный, будто оловянный, уже несколько лет не видел, что, конечно, мешало ему биться.
– У нас почти две сотни бойцов, вдвое больше, чем у разбойников.
– Но там настоящие бойцы, а у нас так, одно название! Я не уверен, что все эти бонды и пастухи не побегут, как только запахнет настоящей кровью.
– Но мы-то с тобой не побежим, да, Берг харсир? – Ингвар конунг улыбнулся. – Ты уже стар бегать, тебе самое время доблестно погибнуть в битве, чтобы избежать пустячной стариковской смерти. В походы ты уже не ходишь, так когда же тебе еще представится такой удачный случай?
– Спасибо за заботу о моей чести. Ты помнишь о своей хромой ноге, конунг?
– Значит, я ни в коем случае не побегу! – с удовлетворением отвечал Ингвар, будто вдруг открыл в своей хромоте новое достоинство. – А пока конунг не бежит, его войско сражается.
– Брат, лучше бы тебе остаться дома! – в который уже раз умоляла фру Торгерд, заламывая руки. – Поручи войско Вемунду харсиру, он здоров и опытен! А насчет твоей ноги Берг харсир совершенно прав – для тебя слишком опасно вступать в поединок с разбойниками! Ты же не хочешь оставить свою землю без конунга, пока твой сын еще так юн!
– О чем ты говоришь, сестра! Я испытал уже все хорошее, что может дать жизнь: у меня были походы и битвы, слава и добыча, у меня были хвалебные песни, красивые женщины, верная дружина, добрая жена и прекрасные дети. Мне нечего желать в жизни, кроме достойной смерти. Конечно, все эти люди правы: в битве с викингами нам придется нелегко, но напряжение всех сил души и тела пробуждает удачу, заложенную в человеке! Вот и выходит, что смело идти навстречу опасности, даже на хромых ногах, – это наилучший способ победить. Свою судьбу человек выращивает сам, и вскармливают ее решения, которые мы принимаем. Запомните это, дети мои, на тот случай, если мне больше не придется вам об этом сказать!
Не только дети и оба племянника, но и Вемунд харсир вполне разделял взгляды конунга на судьбу и удачу. Вемунд был бы совсем не прочь возглавить войско – если бы он заменил конунга в битве, да еще и выиграл ее, то даже йомфру Хильда не нашла бы повода отказать ему в своей руке. Дружина Вемунда была готова уже несколько дней: его люди имели хорошее оружие, крепкие щиты с железными умбонами, а у четверых даже имелись кольчуги, привезенные из походов. С собой они привели кузнеца, чтобы чинить оружие, которое пострадает в грядущей битве. Сам Вемунд харсир, в кольчуге, в шлеме с полумаской, выглядел почти как Сигурд Убийца Дракона – если у Сигурда, конечно, были темно-русые усы и рыжеватая борода, которая казалась чужой, позаимствованной на время. Зато меч его, по имени Рассекающий, был чудо как хорош: рукоять и ножны украшены золочеными с чернью узорами, а на прекрасном стальном клинке была выбита непонятная надпись какими-то чужими рунами.
– Это меч из Рейнланда! – хвастался Вемунд, показывая свой клинок сыновьям фру Торгерд. – Он стоит столько же золота, сколько сам весит! Но я его и за столько не продам!
– Мой отец после своих походов в Рейнланд мог целый корабль загрузить такими мечами! – надменно заметил Харальд, тщательно скрывая зависть. – А ты свой, наверное, за деньги купил!
– Я получил его в качестве выкупа за ирландского короля Аэда, которого захватил в плен в долине реки Лиффи. А с помощью этого меча я уже взял немало хорошей добычи! – Вемунд не смутился и лихо подкрутил свой ус, по последней моде заплетенный в тонкую косичку. Он понимал, что сыновья датского конунга завидуют ему, и это только повышало его настроение. Возможно, что Хальвдан Ютландский когда-то привозил такие клинки десятками, но где они теперь? Его сыновья ни одного такого меча и в руках не держали, им только и остается, что пожирать глазами чужие сокровища.
– Твой меч так хорош, что в него можно влюбиться! – Хильда улыбнулась. Выросшая среди воинов, она умела оценить качество оружия.
– А в хозяина его, по-твоему, влюбиться нельзя? – как бы мимоходом, словно его это не занимает, полюбопытствовал Вемунд.
– Ну, только если получить этот меч как свадебный дар, тогда я бы подумала! Но если ты отдашь его невесте, то биться тебе придется, как Фрейру, оленьим рогом! А у нас теперь такие гости, что против них нужно настоящее оружие!
– Я привезу тебе парочку голов! – пообещал Вемунд. – Как знать, может, среди нашей добычи найдется и другой меч, подходящий для свадебного дара!
Смелость лучше
Силы меча
В битве героев, —
Доблестный муж
Одержит победу
Мечом ненаточенным!6
– выразительно прочитал на память Харальд, всем видом показывая, что хороший меч – еще не повод для гордости.
Смелому лучше,
Чем трусу, придется
В играх валькирий;
Лучше храбрец,
Чем разиня испуганный,
Что б ни случилось!7
– так же выразительно и даже немного насмешливо ответил Вемунд продолжением той же песни, и оба сына Хальвдана одинаково побледнели от гнева. Уж не на то ли он намекает, что они – испуганные разини, еще ничем не доказавшие свою доблесть!
– Что это вы тут за саги принялись, как будто уже йоль? – в гридницу заглянул Торир Верный. – Там конунг приказал коней седлать, вы с ним едете или нет?
Усадьба и ближайшие дворы были забиты вооруженными людьми, и теперь все они собирались в одно место: на широкую луговину под откосом холма, на котором росла сама священная роща, давшая название округе Хельгелунд. Только в праздники, когда приносят жертвы, и только сам конунг, являвшийся также и верховным жрецом своего народа, имел право входить туда, чтобы повесить на ветви дубов барашков или петухов. У подножия дубов белели в жухлой траве выложенные камнем жертвенные круги с очагом посередине, возле которого жертву посвящали богам. На этом месте собирался общий тинг четырех харадов, составлявших округу Хельгелунд, здесь Ингвар конунг приносил по праздникам жертвы и призывал милость Светлых Асов и Добрых Ванов, здесь он разбирал тяжбы и объявлял приговоры. И здесь теперь задымили костры собирающегося войска. Бонды грелись в ожидании похода: хорошо, что идти было недалеко, и уже вечером беглецы надеялись вернуться в свои брошенные дома.
