Владимир Шеменев - «Варяг» не сдается
– Мне надо увидеть Руднева.
– Зачем?
– Я остаюсь на крейсере.
От ее слов я вздрогнул и сел на койке.
– Я не позволю тебе остаться.
– Никто не сошел на берег из вольнонаемных.
– Ты не вольнонаемная.
– Я наймусь.
– Нет! – Я почти крикнул.
– Не надо, Алексей, – с укоризной сказала она. – Я столько времени искала тебя, и я не хочу тебя потерять. Я не хочу смотреть с берега, как крейсер уйдет под воду, и думать о том, что где-то в трюме лежит мой милый, и я ничем, ничем не могу ему помочь! Если что-то случится, пусть мы будем рядом. Я хочу этого! И если нам суждено умереть, я хочу быть с тобой. Я люблю тебя.
– Я тоже. – Мне стало стыдно, но я не корил себя за минутный порыв ярости. Я знал, что поступаю как мужчина, оберегая ее, и я никогда не смогу пойти против ее воли. Я наклонился и поцеловал ее. – Пусть будет так, как ты сказала.
– А раз так! – Катя вскочила, словно подброшенная невидимой пружиной. – Туту, туту, – запела она, прикладывая руки к губам и изображая горниста. – Все по местам, полный вперед, орудия пли.
Она вновь была тем казачком, которого я знал в детстве. Катя стояла передо мной – милая, красивая и почти голая. На ней была только тельняшка, которую она успела натянуть на себя. Стояла с распущенными волосами и со взглядом, наполненным счастьем. Я взял себя в руки и решил пошутить:
– Надеюсь, в лазарете ты будешь не в таком виде.
– Если бы это помогло раненым, я бы осталась так, как есть, – улыбка скользнула по ее лицу.
– Я думаю, их это только доконает.
Мы засмеялись. Она взяла мою руку и прижала к своей груди.
– Береги себя.
– И ты!
Наши губы сомкнулись.
Если вы целуете человека и замечаете, что творится вокруг, – это не поцелуй. Настоящий поцелуй – когда вы ничего не помните, кроме ощущения полета и той песни, которую пели для вас ангелы.
Часть третья
Приказано умереть
Глава 26
Чемульпо. Утро 9 февраля 1904 г
Треск барабанов и вой дудок будоражили нервы, настраивая на богатырскую удаль. Над заливом поплыл колокольный звон – колокола громкого боя призывали пожарный и водяной дивизионы занять свои места.
Первыми то, что русские снялись с якоря, увидели на «Асаме» и просигналили на «Наниву». Получив сообщение, Кенсуки Вада тут же спустился в каюту и, не обращая внимания на присутствие английских офицеров, которые прибыли после совещания всех командиров нейтральных судов, сообщил адмиралу о том, что русские начали движение.
Сотокити Уриу ожидал ответных действий со стороны русских, но их выход в море стал для него полной неожиданностью. Получив известие, командующий эскадрой завершил беседу и, приглашая всех последовать его примеру, поднялся наверх. Там, распрощавшись с капитаном Бэйли и его офицерами, развернулся и пошел в сторону бака. Англичанам не оставалось ничего, как сесть в свой катер и от греха подальше отбыть от «Нанивы» и всей японской эскадры.
Уриу поднялся в боевую рубку, где он развернул штаб эскадры. Увидев, что русский крейсер вышел из нейтральных вод, адмирал приказал поднять сигнал на фок-мачте.
– Что передавать? – Вахтенный офицер замер, ожидая дальнейших распоряжений командующего.
– Передайте… «Предлагаю капитуляцию на почетных условиях».
– Что-нибудь еще, господин контр-адмирал?
– Нет! Считаю, что и этого достаточно.
Ответа от русских он так и не получил. Ни через пять минут, ни через полчаса. Русские просто проигнорировали его. Адмирал обиделся и закусил губу, решив, что жестоко рассчитается с ними за то пренебрежение, которое те ему выказали.
В бинокли было хорошо видно, как суетилась команда возле орудийных элеваторов, подтаскивая боекомплект к орудиям. Затягивая горизонт черным дымом, к «Наниве» приближались русские корабли, держа скорость в десять узлов. Первым шел «Варяг», за ним, соблюдая дистанцию в два кабельтовых, следовал «Кореец». Времени на подъем якорей не было, и Уриу приказал расклепать якорные цепи и всей эскадре занять места в боевом порядке согласно заранее проработанному стратегическому плану ведения боя.
* * *Фарватер извивался, как кишка, по бокам были мели и острые камни, а на выходе из лабиринта маячила японская эскадра, коптя небо и ожидая русские корабли. Как выскочить из мешка, не знал никто.
Руднев с биноклем в руках стоял возле амбразуры, спокойно наблюдая за маневрами: шесть крейсеров и восемь миноносцев расположились возле острова Ричи, перекрывая оба выхода в море. Миноносцы, как более слабые и уязвимые, держались за крейсерами. Руднев видел, как на «Наниве» дернулась якорная цепь, через клюз вылетел ее хвост и с плеском ушел в воду. Вслед за этим крейсер дал ход и, оставляя «Ниитаки» за кормой, встал в хвост «Чиоде», которая вместе с «Асамой» уже шла в кильватерной колонне, медленно приближаясь к русским кораблям.
– Сигнал с предложением о сдаче. – Беренс повернулся к Рудневу.
– Не отвечать. Поднять стеньговые флаги! Орудия к бою!
На стеньгах обеих мачт поползли боевые флаги.
Из-за сложного фарватера «Варяг» сбавил ход до семи узлов, продолжая держать прежний курс. «Кореец» тут же вышел из-за кормы и пошел уступами, прикрывая крейсер от японцев. Вдали хорошо просматривался остров Иодольми. Русская эскадра достигла точки открытия огня, находясь в 45 кабельтовых от места своей стоянки и в 18 кабельтовых от острова Иодольми.
* * *– Господин адмирал, русские подняли стеньговые флаги, – старший офицер «Нанивы» показал на русский крейсер.
Уриу оторвался от созерцания карты фьордов и посмотрел туда, куда показывал офицер.
– Этого следовало ожидать. Приказ по эскадре: открыть огонь.
Первым грохнуло восьмидюймовое носовое орудие на «Асаме». С дистанции в сорок пять кабельтовых броненосец произвел пристрелочный выстрел, который пришел с недолетом, подняв по левому борту русского крейсера столб воды и секанув по борту начинкой в виде металлических осколков. Вслед за этим выстрелом вся эскадра открыла огонь, глуша посторонние звуки и заполняя окрестности громом канонады, запахами серы и удушающим пороховым дымом.
Орудия «Варяга» ответили почти одновременно с началом перестрелки. «Кореец» не стрелял: старое и недальнобойное орудие было неэффективно на такой дистанции.
Поле боя представляло собой длинный и узкий фарватер, хороший для маломерных судов типа «Корейца», имеющих короткий корпус и малую осадку, но никак не для стадвадцатидевятиметрового крейсера. «Варяг» оказался заложником слишком тесного коридора. Не имея возможности набрать скорость и выйти из-под обстрела, не опасаясь налететь на рифы, крейсер был вынужден пробираться на ощупь, подставляясь под огонь шести крейсеров и восьми миноносцев.
Японская эскадра вытянулась в одну линию, имея возможность одновременно стрелять и пускать торпеды, не боясь накрыть свои же корабли. Уриу расположил отряд за островом, на широком плесе, где было достаточно места для маневра.
Третьим залпом «Асама» накрыла «Варяг», превращая носовое орудие и дальномерную станцию в решето, наполненное кровью и человеческим месивом. Снаряд с пронзительным воем ударил в верхний мостик. Во все стороны полетели куски конструкций, щепки от облицовки и стекла дальномерных приборов, которые разнесло вместе с мостиком. В один миг там погибли все дальномерщики первой станции, включая мичмана Нирода.
До самой последней минуты он вспоминал Катю, которой поклялся в том, что будет брать с нее пример: в ней было что-то от царицы Динары, дочери Иверского царя Александра, не побоявшейся в шестнадцать лет бросить вызов грозному персидскому владыке. Граф с улыбкой на лице отсчитывал футы, наводя орудия на вражеский крейсер, когда в мостик ударил шестидюймовый снаряд. Прямым попаданием мичмана разнесло на части, раскидав останки по носовой палубе. Кто-то из матросов подобрал руку, сжимающую окровавленный дальномер, положил в фуражку и отнес в кают-компанию, уже наполненную пылью из битого стекла и удушливой гарью.
* * *В машинном отделении запахло дымом, который принесло с палубы. Зорин нырнул в проем двери, перескочив через комингс, и задраил за собой люк. Скатился по ступеням и прибежал на пост, с трудом переводя дыхание.
– Что там? – крикнул я, стараясь переорать гул машин.
– Перебило фок-ванты! Пожар в штурманской рубке! Первое орудие разбито.
– И все?
– Убит Нирод и все дальномерщики первой станции.
Мне искренне было жаль Алексея. Ему только что исполнилось двадцать два. Два года назад он получил мичмана, и «Варяг» был его первым кораблем.
Крейсер дрожал всем корпусом, отстреливаясь от насевшей на него своры. В ответ с японцев летели осколочные, рихтуя палубу, сшибая надстройки и кося тех, кто попадал под смертоносный веер.
Крейсер не был безликой, неодушевленной железякой – этакой равнодушной ржавой болванкой, которую не проймешь ничем, потому что у нее нет души. У «Варяга» была душа: сплетенная из труб и котлов, опутанная тягами и проводами, расходящимися по всему кораблю, она чувствовала, что наверху происходит что-то страшное и не похожее на то, что было раньше. Не так звучит барабанная дробь, не так свистят дудки и не так кричат люди. Почему-то сегодня в каютах пахнет горелой изоляцией, непотушенный огонь на шканцах обжигает тело, а где-то внутри живота раскачивается и хлюпает морская вода.
