Сергей Буянов - Рандолевый катран
Фриц пожал плечами, как будто впервые слышал о каких-то шутниках.
– Ты понимаешь, что это твой последний день работы в сборной?
Фриц стоял навытяжку, опустив руки по швам. Он сглотнул сухим горлом.
– Иди к тренеру с заявлением об уходе! Мне плевать на то, какую причину ты укажешь, но чтоб духа твоего не было сегодня же! Да!
– крикнул вдогонку доктор, – и моли Бога, чтобы всё обошлось!
Фриц пришёл в комнату тренера с заявлением об уходе.
– Ты траванул Пашу?
– Да.
– Зачем?
– Чтобы не зазнавался. Знаете ли, звёздная болезнь для молодого футболиста…
– Так ты за Державу обижен?
Фриц потупился.
– Интересно только, за чью?
– Я всю жизнь прожил в России.
– Так и живи себе, – сказал тренер, подписывая заявление.
Эрнест Рудольфович, услышав спокойный голос тренера, в надежде поднял голову. Ему под нос тренер пихнул подписанное заявление.
– Вали отдельно от ребят!
– А это куда? – Фриц тряхнул заявлением.
– В кадры отдашь! Я их предупрежу, не волнуйся. Выходное пособие не выпрашивай, нарвёшься! Я тебя, Ганса, в каталажку упрячу! – прокричал, топнув ногой, начальник. Когда он выходил из себя, называл фельдшера не Фрицем, как остальные, а Гансом.
Фриц, он же Ганс, а так же Эрнест Рудольфович Руфф бегом выскочил прочь.
Доктор замучался с необычным для него больным. Паша обрёл ясное сознание только к полуночи. Пришлось задержать вылет сборной на сутки. Это тренер взял на себя.
– Что там, в тёплом море хотите понырять? – спросил его начальник.
– Ребята настояли.
– С каких это пор вы на поводу у ребят? К чему это заведёт?
– Что делать? – тренер развёл руками, держа трубку в правой. Он говорил спокойно и несколько заискивающе, потому что начальник вдруг перешёл на "вы", а это не говорило ни о чём хорошем.
– Ятранкин попросил?
– Он, в том числе, – тренер опустил глаза, как будто собеседник мог видеть его.
– Ладно. Командировочные получите после, но только на одни сутки. Не больше! – гаркнул начальник, бросив трубку так, что закачался телефонный аппарат за несколько тысяч километров от Москвы.
Откапав парню полтора литра солевых и белковых растворов, доктор мог поздравить себя. Павел Бураков окончательно оклемался и вполне мог выйти на поле.
А наутро в центральной албанской газете появился снимок российского футболиста в необычном ракурсе. Как будто снизу. Видны были ноги и далее, футболка сборной России, но особо выделялись красные трусы, слегка надорванные со стороны бедра. На фоне волосатых ног выделялся белоснежный краешек плавок, но то были не плавки. Папарацци добавил резкости, выделив на белом фоне бледно-синий лейбл известной фирмы "Хаггис".
"РУССКИЕ ЛОПНУЛИ ОТ НАТУГИ"! – орал заголовок, набранный крупным шрифтом. Далее по тексту неоднократно склонялась фамилия: Бураков.
Жалоба албанцев в ФИФА ничего, кроме смеха не вызвала.
Русская пресса отреагировала полным составом: от центральных прогосударственных газет до жёлтых подзаборных газетёнок. Несмотря на разные подходы к освещению темы, журналисты сходились в одном: "На зелёном газоне далёкой Албании появился новый Александр Матросов!"
– Ну, Бурый, дал ты им просраться! – высказался довольный главный тренер, поздравивший Пашу с забронированным местом в национальной сборной.
ГЛАВА 25
Волконский вернулся из последней командировки. К счастью, кутерьма с приватизацией закончилась. Все денежные потоки собрались в единый центр, как собирается вода в сливное отверстие: «В Москву, в Москву!»
Первым делом князь заехал в собственный офис. Коллеги на скорую руку соорудили мелкий корпоративчик, более смахивающий на мальчишник. Волконский поздравил коллег с приращением компании, немного посидел за столом и двинулся домой. Отдыхая от многолетней запарки, князь впервые осмотрел Москву. Столица изменилась. Никакие танковые выстрелы в центре, бандитские разборки неподалёку от Кремля, пикеты недовольных властью, оставляющие за собой кучи бытового мусора не смогли повлиять на общий ход истории. Столица блестела, сверкала не хуже Чикаго. И гремела почти так же. Постепенно грохот утихал. Бандитские группировки укрупнились, а затем распались. Кое-кто из бандитов мимикрировал под честных коммерсантов, а коммерсанты отказались от бандитских замашек. Оставалось несколько лет до нормальной жизни. Волконский, рассчитал это и доложил, кому следует.
Президент выслушал главного аналитика, пожал руку.
– Всегда знал, что из твоих прогнозов будет толк! – сказал он. – Только что присоветуешь мне? – спросил президент, пожимая руку Волконскому и глядя ему в глаза.
– Эпоха анархии уходит, – сказал Волконский.
– Как выйти из игры, не потеряв лица?
Волконский пообещал подумать. Заехав домой, первым делом он направился к маме. Поздоровался.
– Нина целыми днями торчит в своём офисе, – доложила мама. – И сейчас её дома нет.
Волконский, поклонившись, улыбнулся.
– Когда построишь храм, Саша?
– Как только закончу дела.
– Твои дела никогда не кончаются, а фамильная часовня – это ценность непреходящая. Я умру, не отмолив наш род! – Августа Климентьевна топнула ногой, сидя в кровати.
– Мама! Всё будет хорошо.
– Никак не может быть хорошо! – поджала губы старая княгиня. – Твоя Нина вернулась к народу. И ты скоро облапошишься.
– Почему? – Волконский улыбнулся.
– Что почему, Саша?
– Почему ты говоришь, что Нина вернулась к народу?
– Да ты сам всё увидишь! Она в людской пропадает больше, чем в доме!
Волконский, будучи наездами дома, сам замечал, что Нина частенько не садится за общий стол, обедая с людьми. Он уже спрашивал, почему она чуждается семейного стола?
– Я часто не успеваю, Сашуля. Августа Климентьевна, сам понимаешь, не любит, когда опаздывают.
Волконский тогда удовлетворился ответом, посчитав это редким случаем. Теперь мама сказала, что этот случай превратился в обыденность.
– И ребёнка родить не желает! – надула сморщенные губы старуха.
– Когда, когда же у нас будет наследник?
Волконский заверил маму, что разберётся.
– Будь так добр. И поменьше шастай полюбовницам, Саша! Не хватало мне оставить доброе имя незаконнорождённому!
Волконский улыбнулся, поклонившись, поцеловал руку старой княгини и вышел из комнаты.
Он прошёл прямиком в людскую.
Анастасия Фёдоровна, гремя посудой, рассказывала что-то весёлое. Клава и Валентина покатывались со смеху, но, увидев хозяина, разом замолкли.
– Здравствуйте! – Волконский поклонился.
– Здравствуйте, Александр Андреевич! С приездом! – засуетилась домработница. – Ужин скоро будет готов. Чего пожелаете из напитков?
– Я не за тем, Анастасия Фёдоровна! Хотел бы узнать, что происходит в нашем доме?
– Всё замечательно, Александр Андреевич! – кухарка отёрла сухие, чистые руки о передник.
– Я, пожалуй, пойду? – полуспросила, полусказала Валентина.
– Валя! Ты мне нужна здесь!
– Как скажете, княже!
Волконский улыбнулся. Ему не переставала нравиться непосредственность личного шофёра, граничащая с нахальством.
– Присядьте, Анастасия Фёдоровна! Вот тут, рядом с Клавдией. – Волконский забыл отчество домработницы Клавы.
Прислуга заняла место у стола. Хозяин присел за уголок стола.
– Александр Андреевич, рискуете остаться одним! – пошутила Валентина.
Волконский вздрогнул.
– Зато с углом будете! – сказала Валентина и прикрыла рот, сообразив, что не насмешила хозяина.
– Я-то буду, но не затем пришёл.
– Ясно, уж не лясы с челядью точить!
– Валя! – кухарка укоризненно посмотрела на шофёра-телохранителя.
– Валентина Валентиновна права. Я хочу задать конкретный вопрос и получить не менее конкретный ответ.
Все замерли в ожидании конкретного вопроса. Вроде бы, грешков ни за кем не водилось, и всё же каждая вспомнила, в чём её можно упрекнуть.
– Почему Нина Петровна обедает вместе с вами?
Волконский посмотрел на молчащих женщин несколько мгновений. Ни одним жестом, ни одним вздохом никто не дал ему знать, что хочет ответить на конкретный вопрос. Волконский сменил тактику.
– Как вы полагаете, Анастасия Фёдоровна?
– С нами вкуснее, – заморгала кухарка.
– И гонору меньше! – заявила Валентина, словно пробудившись. Куда как легче отвечать на чужой вопрос!
– У кого?
– Сами вы всё понимаете, Александр Андреевич! – задушевным голосом сказала Клава.
– Ровным счётом ничего! – заявил Волконский.
Женщины одновременно опустили глаза, разглядывая замысловатый китайский узор на скатерти.
Волконский понял, говорить больше не о чем. Он рассказал новый анекдот о новом русском, свернув неприятную тему. Уходя, он распорядился подать аперитив, окончательно успокоив прислугу.
– Нина! Муж приехал! – сообщила Валя хозяйке по телефону. – Соскучился!
