Роман Третьяков - Любовь за деньги. П… роману с Бузовой

– Ты конченый ублюдок! – Оля вырвалась и со всей силы зашвырнула в меня меню. – Ты тварь, какой я в жизни не встречала! – В меня полетели палочки, использованные салфетки, соевый соус. Она орала на все кафе, а мне снова казалось, что мир замер в ожидании развязки. – Ты… ты… ты… – Оля не могла выговорить из-за конвульсий от рыданий. – Ты сам мне говорил: не верь, что говорят в периметре! Не верь! И я не верила! Ты говорил, не поддавайся на провокации организаторов, а теперь ты сам жертва редакторов шоу!

– Пусть так! Я жертва редакторских провокаций! Нижний Новгород редакторы придумали? Засосы с Чижевским тоже редакторы придумали? Твои отношения с Каримовым – снова редакторы? Трусы дома у Алессандро редакторы оставили?

– Ты совершаешь огромную ошибку! Ты приписываешь мне то, чего я не делала! Ты своими руками рушишь отношения, которые мы так долго создавали! Это даже больше чем отношения, ты разрушаешь веру!

– Заткнись! – проорал я, замахнулся и уже собирался со всей силы влепить ей по лицу… но вовремя вспомнил, что мы в кафе. – Значит, так. – Я выдохнул и начал говорить совершенно спокойно, снимая с себя салфетки, вытирая ими разлитый по белой рубашке соус. – Для начала присядь и вытри сопли, а то мы слишком привлекаем внимание. Смотри, все корейцы перестали роллы крутить. Все корошо! Все корошо! – Я щурил глаза и кланялся поварам. Они заулыбались и продолжили работать. – Я кое-что понял. Да присядь ты! – Я прикрикнул, и только тогда Оля послушно села. Выглядела она очень живописно. Размазанная по лицу тушь, заплаканные глаза, красный мокрый нос. На столе гора использованных ею салфеток. Она была похожа на заплаканного Деда Мороза с гримом Мерлина Менсона. – Послушай меня внимательно и без криков, а то нас выпрут отсюда, как вшивых котят. – Оля сидела молча, иногда всхлипывая. – Успокоилась? Прекрасно. Тогда еще один очень важный момент. Выслушай меня внимательно, не перебивай и не причитай. После того как ты подписала контракт, после наших скандалов по телефону, после всего того, что я видел в твоем исполнении по телевизору, у меня к тебе не осталось ничего, кроме разочарования. Речи о моем возвращении на проект быть не может… – Я добрал воздуха и продолжил: – Как ты уже догадываешься, есть еще одна причина, по которой я не вернусь… У меня появилась девушка… Несмотря на то что мы встречаемся всего три недели, мне кажется, что это серьезно. Я думаю, это любовь. – Оля окаменела, и губы затряслись, глаза наполнились слезами. Она больше не рыдала, просто безмолвно плакала. Мы просидели так несколько секунд: я смотрел на нее, а она на меня. Мы все понимали, мы взрослые люди, и все же каждый из нас до конца надеялся на другой финал. Я сделал паузу, Оле было очень сложно, дождался, когда у нее умрет последняя надежда на то, что это розыгрыш, я набрал воздуха и продолжил: – Я вижу, как сильно ты хочешь там остаться, мне, конечно, противно от этого, но ничего не поделать. Ты делаешь все для того, чтобы выставить меня ублюдком, который тебя там бросил, при этом хочешь остаться хорошей, милой, слабой. Пусть будет по-твоему, но из меня дурака лепить не надо. Я не дам тебе это сделать. Выход из сложившейся ситуации только один. Через пару дней я приду на Лобное место и расскажу правду, что у меня появилась девушка, что я тебя больше не люблю и мы расстаемся. На проект я больше реально не вернусь, и отношений между нами больше никаких не будет. Это конец. – Оля внимательно слушала, даже всхлипывать перестала. – Ты поревешь неделю-другую, зритель поревет вместе с тобой, а потом у тебя развяжутся руки. Делай что хочешь, и никто тебя не осудит. Более того, все будут искренне тебя жалеть, переживать, будут слать СМС, голосовать за тебя на конкурсах и думать, какой Роман подлец, что бросил такую умницу. Все как ты любишь.

– Я не смогу так. – Оля взяла очередную салфетку.

– Уверен, что сможешь. Это лучший для тебя вариант.

– Раз ты говоришь, что не вернешься, я сегодня же соберу вещи и уйду с проекта.

– Посмотрим.

– Тут и смотреть нечего. Я сделаю, как сказала. – Она, безусловно, блефовала, хотя вид у нее был решительный.

– Не зарекайся, себе дороже будет. Ну что ж, я думаю, мы все обсудили. Можем расходиться.

Мы вместе вышли из кафе, на улице уже стемнело. Оля повернулась ко мне и, закутываясь в пальто, сказала:

– Может быть, ты передумаешь? Вернешься?

– Нет.

– Подумай хорошо.

– Я уже подумал. Я не хочу… – Мы постояли несколько секунд молча, глядя в разные стороны.

– Ну что, значит, д-друзья? – с легким разочарованием спросила она.

– Друзья. – Я пожал ее руку.

– Господи, не могу поверить! – Оля произнесла это на выдохе. И с такой интонацией, что мне впервые за весь разговор показалось, что ей действительно жаль расставаться.

– Я тоже вот уже полгода стараюсь ни во что не верить. Я устал и очень хочу верить.

– Только я тебя кое о чем попрошу.

– Да?

– Давай не будем друг о друге ничего говорить в прессе и Интернете? Давай не будем ругаться. Расстанемся по-английски.

– Хорошо.

– И еще кое-что, я хочу, чтобы ты не общался с моими родными.

– Что это значит?

– Это значит, что ты не общаешься с моей мамой, папой, сестрой.

– Этого я тебе пообещать не могу. У меня приятельские отношения с Аней. С твоей мамой мы пережили целый ураган эмоций. Я буду поддерживать общение, если будет инициатива с их стороны. Наш с тобой союз развалился, но это не значит, что я должен забыть и бросить всех людей, которые с тобой связаны.

– Я не хочу, чтобы ты с ними общался!

– Оля, если ты не хочешь, чтобы я с ними общался, приложи к этому усилия. Думаю, твоей родне видней, стоит со мной общаться или нет.

– Ладно. Ну, я поехала.

– Езжай.

– Пока.

– Пока.

Мы пожали друг другу руки. Оля села в темно-синюю «четверку», сильно хлопнула дверью, и машина тут же тронулась.

Это был наш последний разговор.

В этот же день звонил продюсер:

– Алло, Роман Витиславович?

– Да, Николай Алексеевич, здравствуйте.

– Как все прошло?

– Нормально. Мы расстались.

– Жаль. Очень жаль. Мне даже не верится, что такая красивая история любви закончилась.

– Все имеет свойство заканчиваться, даже красивые истории любви.

– Тут уж я с тобой не поспорю.

– Я бы хотел прийти в «Д2» и на Лобном рассказать обо всем зрителю, чтобы поставить окончательную точку.

– Нет проблем. Я сам хотел тебе это предложить. Это будет правильно.

– Я тоже так подумал.

– Как это восприняла Оля?

– В целом нормально.

– Она не говорила, что уйдет или еще что-нибудь в этом роде?

– Она порывалась уйти.

– Надеюсь, ты понимаешь, что проект заинтересован в Ольге, и я постараюсь ее убедить в том, что ей имеет смысл остаться.

– Не сомневаюсь в этом.

– Думаю, будет честно рассказать тебе о наших планах, чтобы не получилось осенней ситуации. Вне зависимости от того, кто сейчас выиграет квартиру, весной, на четвертый день рождения проекта Солнце уйдет. Думаю, ваши фанаты будут рады этому событию и поддержат Ольгу во время летнего конкурса. Конкурс будет среди девушек. Если Оля будет умницей и останется до лета, думаю, приз будет ее. Я так думаю потому, что сейчас, как, впрочем, и раньше, ей нет равных. К тому же борьба за приз не будет такой напряженной, соревноваться не с кем: Водонаева ушла, Дашко ушла, Боня ушла, Солнце уйдет, за Карасеву никогда не голосовали, думаю, и не будут.

– Не переживайте, я не буду ее тянуть за собой. Мы все решили. Наши пути разошлись.

– Мне действительно жаль, что вы расстались. У вас была самая красивая любовь. Я до сих пор помню, как вы валялись в грязи, как ругались из-за Стаса, как дрались, как вели свою программу. Это было действительно красиво.

– Жизнь расставила все по своим местам.

– Это точно… Когда тебя ждать в гости?

– Я приду послезавтра.

– О-кей. С тобой созвониться водитель и заберет тебя там, где ты ему скажешь.

– Хорошо. Опять на темно-синей «четверке»?

– Других автомобилей у нас нет.

– Ладно.

– Все, Роман. Пока.

Возвращение на «Д2»

19 марта

Как часто я представлял себе этот день: возвращение на «Д2»! Сколько раз за последнюю неделю прокручивал у себя в голове речь, которую хочу произнести. Возмущался, остывал, возмущался снова, приводил десятки аргументов, которые доказывали вину Оли. Потом остывал, жалел, убеждал себя в обратном. Снова заводился, вспоминал: «Ты не сможешь меня обеспечить», «Мне не важно, где будешь жить ты. Я буду жить в Петербурге!», «Я сегодня не могу встретиться, у меня съемки», «Я занята, у меня фотосессия», «Я не могу приехать, не пускает шеф-редактор», «Я не могу сегодня приехать к тебе. Я в клубе», «Я не могу сегодня. Я с друзьями», «Я тебя уже не люблю так, как прежде», «Ты не мой парень, потому что ты не решаешь мои проблемы!», «Нам надо расстаться», «Я еду в Таиланд с друзьями футболистами»… Эта история тянется уже полгода, и я только сейчас наконец-то решил официально с ней расстаться. Надо же, какой я терпеливый. Даже когда она кинула меня с контрактом, я по-прежнему не допускал мысли, что мы расстанемся. Я слушал разговоры про ее секс с Алексом и не верил, слышал ее голос в трубке и думал, что увижу – убью, но то, что мы расстанемся, даже не предполагал. Я до самого конца думал, что это все неправда, что меня обманывают, думал, что нас намеренно растягивают в разные стороны, чтобы поиграть на наших нервах. Я думал, что это происки редакторов, продюсеров, конкурентов. Я ей верил и каждый раз, после очередной ее выходки, находил оправдание и продолжал снова и снова ее защищать. Даже с Алексом я умудрился принять ее позицию, поверить, хотя то, что у них был секс, – очевидно. Наверное, все-таки любил. Сейчас не сомневаюсь в том, что все ее слова про любовь – это очередное вранье. Мне наплевать на то, что она говорила о любви, плакала и пыталась взывать к рассудку. Не верю ни единому ее слову. За те два часа, что мы говорили, у меня даже жалости к ней не возникло. И меня не смущает, что я был с ней груб. Единственное чувство к ней, которое у меня еще копошится, – это обида. Мне действительно обидно, что такая красивая история любви оказалась мифом, пустышкой, в которую верил только я сам. Мне горько признаваться в том, что были правы те, кто говорил: «Они фальшивые! Они играют! Они не любят друг друга. Их отношения не более чем союз ради выигрыша!» Я всегда тут же записывал этих людей в категорию «враг». А на деле так и оказалось, любовь прошла так быстро, что даже обидно. Мне не дает покоя мысль, что я вкладывался в нее три года, старался, прививал ей семейные ценности, тянул, а в итоге получил пилюлю правды: «Ты нужен мне лишь в том случае, если решаешь мои проблемы… Сейчас ты не решаешь мои проблемы, а значит, ты не мой парень». Вот она, квинтэссенция. Я один в Москве, без друзей, без работы, без человеческого тепла, а она там, в телевизоре, и вместе с ней страна ищет трусы в квартире у Матраццо. Твою мать, я снова о ней думаю! На х…р все. Была любовь или нет – насрать! Этим мыслям жить еще не больше получаса. Когда уже это гребаное Лобное место?! Надо на что-то переключиться. Сколько я тут не был? Август… не, я ушел в конце августа, значит, август не считаем. Сентябрь, октябрь… сейчас март, шесть с половиной месяцев, почти семь. Долго! Это как раз тот срок, на который меня командировали. Забавно. Полгода жизни за периметром мне понадобилось, чтобы решиться сказать «Д2» и Бузовой «нет». Да уж, я писец какой решительный!