Ильдар Абузяров - ХУШ. Роман одной недели

Когда ФСБ впервые увидел ее, тогда еще носящую траур, его словно ударило током. Ее наряд был настолько вызывающ среди всех этих топиков и шорт, что сам Бабенко подумал тогда: что же она скрывает под черным платьем – не бомбу ли? Запретный плод, он слаще вдвойне.

– Нельзя, – говорит охранник. – Просто нельзя.

– У вас здесь что, фэйс-контроль?

– Можно и так сказать.

– И я что, не прохожу фэйс-контроль? – улыбается белоснежной улыбкой Аля. Как можно с такой улыбкой, с такими алыми пухлыми губами, с такими голубыми глазами и густыми ресницами не пройти фэйс-контроль?

– Можно и так сказать! – Охранник невозмутим.

– Но почему? – еще более восхитительно улыбается Алла.

– Мы не обязаны объяснять клиентам. Просто вы не проходите наш фэйс-контроль.

Какое унижение – вот так стоять и отстаивать свои права при толпе зевак! Люди собрались и смотрят, и среди них Федор Сергеевич: прикинулся, что разглядывает меню, выставленное на улицу. А на лице красотки вот-вот сквозь улыбку появятся слезы отчаяния. Соленые огурцы, соленые помидорчики.

Какое унижение! Ну чего ты там стоишь и качаешь права, красотка? Пытаешься что-то доказать, – думает фээсбэшник. – Ясно же, почему тебя не пускают. Посмотри, как от тебя шарахаются люди, как боязливо обходят твой черный балахон. Твой хиджаб, под которым им так и видится пояс смертника. Он идеальное прикрытие смертоносной машины.

Эх, сейчас бы применить свою власть и навыки рукопашного боя и выставить этих идиотов шутами на весь Невский! Один бросок через себя, упершись ногой в грудь. А потом сверкнуть корочкой и вызвать наряд. Обвинить охранников в превышении полномочий и неподчинении представителю закона. Но никак нельзя себя раскрывать. Приходится, еле сдерживаясь, наблюдать со стороны.

Понурив голову, Алла идет дальше по Невскому. Заходит в следующее кафе. Не посмотрев на его название, Федор Сергеевич ныряет за ней в помещение, разделенное на две части, на два больших зала. Посредине, напротив двери, барная стойка, возле которой толкаются официанты, получая заказанные блюда.

Надо проскочить быстро, пока девушка стоит спиной к дверям и столикам в соседнем темном зале. Столики деревянные, стены обшиты деревянными панелями и расписаны китайскими миниатюрами. Все нежного персиково-коричневого оттенка. Пахнет светлым шоколадом, кофейно-молочным коктейлем и ванилью.

Официантка приносит меню, и Бабенко медленно листает его, пока Алла пытается дозвониться и, всхлипывая, что-то кому-то рассказывает в трубку. Слез она уже не сдерживает.

«Кому это, интересно, она звонит?» – напрягся Бабенко. Он давно поймал себя на мысли, что в глубине души ему было бы приятно подтвердить свою догадку о нелюбви Али к мужу. Но ему бы совсем не хотелось обнаружить наличие у Али любовника или ухажера.

«Странные люди – эти мусульмане, – думает Бабенко, издали наблюдая за Алей. – Зачем лишний раз вызывать на себя огонь негативных эмоций? Вот же в театре «Лицедей», в группе по изучению театрального мастерства, она преображается и позволяет себе снять платок».

Опять Бабенко вспоминал, что Аля привлекла его внимание сразу, как только они познакомились. Эта девочка зачаровала его, как сама смерть, и везде, где бы он ее ни встречал: в гостинице, где, по сути, руководил всей службой безопасности; дома, куда теперь, как друг семьи, Бабенко имел доступ, – везде она поражала его своей красотой и милой улыбкой. «Она моя смерть!» – не раз говорил себе Бабенко.

Как опытный следователь, Федор Сергеевич нюхом чувствовал опасность для себя. И пока Аля заказывала фруктовый мусс из абрикосов и персиков и кофе-эспрессо, набирала чей-то номер, а потом еще долго с кем-то разговаривала, он все думал и думал о череде смертей и несчастных случаев, что напрямую были связаны с его нелегкой службой.

А подумать, действительно, было о чем. В последнее время что-то молодежные группировки активизировались. Скинхеды убили несколько человек и даже не пощадили маленькую таджикскую девочку. Антиглобалисты, лимоновцы. Взрыв безоболочного устройства в «Макдоналдсе» здесь же, на Невском.

Но больше всего Бабенко волновала некая группа «ХУШ». Пока не выявленная, а значит, неизвестно что от нее можно ожидать.

А тут еще это убийство профессора, которого, конечно, в наше-то время могли убить и просто за пиджак или за неуважительную отмашку.

Но Бабенко интуитивно чувствовал, что неспроста все это. И что смерть профессора каким-то образом переплетена и связана с закрытым делом девятимесячной давности.

Тогда в автобусе, только что отошедшем от университетской остановки, раздался мощный взрыв, унесший много юных жизней. По счастливой случайности, больших жертв удалось избежать. Взрыв произошел не на самой остановке, на которой большая часть студентов сошла, а спустя две минуты, когда автобус, отъехав метров на сто, перевалил через лежачего полицейского.

Удар взрывной волны был такой силы, что выбило окна в основном корпусе и близлежащих зданиях. Четырнадцать человек погибли на месте.

Автобус немецкой фирмы «MAN» работал на газу, и первой версией был взрыв газового баллона. Но потом среди стекол и вылетевших в окна кусков плоти оперативники обнаружили мелкие винтики, шайбы, гайки и саморезы. И, хотя винтиков было немного, они неизбежно породили версию о теракте. А уже после взрыва самодельного устройства взорвался и газовый баллон.

Автобус выгорел дотла, и его каркас больше походил на скелет горбатого неандертальца. Следственная группа, возглавляемая шефом Бабенко, Константином Геннадьевичем Бабушкиным, сделала вывод: либо акция носила устрашающий характер, либо это были криминальные разборки на рынке пассажиро-транспортных перевозок.

Стали разбирать список жертв. Семерых опознать удалось – и то по спискам пропавших студентов и показаниям вышедших на остановке. А одного нет. ДНК-экспертизу делать не стали, так как родственники не объявились. Возможно, этот восьмой и был террористом. А может, просто одиноким, никому не нужным человеком.

Поскольку во время теракта все находящиеся в автобусе, включая водителя, погибли, трудно было выяснить, кто именно был носителем смертоносной машины. Криминалисты выяснили – эпицентр находился в задней правой части автобуса. Взрыв произошел на уровне полутора метров от пола. Или чуть ниже, где-то в районе пояса или груди взрослого человека.

Возбудили уголовное дело по двум статьям: «Убийство двух и более лиц общественно-опасным путем» и «Незаконное хранение и транспортировка взрывчатых веществ».

Интересно, что взрыв был мощностью, равной трем килограммам в тротиловом эквиваленте. Для террористов это было нехарактерно и слишком сильно. Обычно даже в самых громких преступлениях использовалось два килограмма.

Стали строить версии. Чего только не предположили! Но большинство экспертов все более склонялось к неосторожному обращению со взрывчатом веществом. Среди погибших были студенты химического факультета, имевшие доступ к химическим реактивам. Может, кто-то из студентов сделал взрывчатку и та сдетонировала от встряски на лежачем полицейском. Тем более следующая остановка была рядом с лабораториями университета.

То, что враг был невидим и не опознан, раздражало больше всего. Конечно, для населения хорошо, что очертания взрывателя так и остались размытыми. Теракт не получился адресным, не упал к ним в почтовый ящик через картинку телевизора. Для террористов, если это теракт, главное было поразить осколками ужаса всю страну. Проникнуть в каждый дом и каждое сознание. С этой точки зрения силовые структуры часть информационной войны выиграли.

Но ФСБ это бесило. Террористами сегодня могли оказаться кто угодно. Радикалы славянской или кавказской национальности, любая крайне правая или крайне левая молодежная организация. Любой обиженный придурок-психопат в связи с весенним обострением мог подорвать и себя, и своих близких. Даже мотив ревности к более удачливому сопернику исключать было нельзя. Хотя соперник и сама девушка даже могли и не подозревать о своем счастье.

А им, фээсбэшникам, теперь разбираться во всех этих хитросплетениях. Федор Сергеевич был включен в штаб по расследованию ЧП только потому, что погибло много студентов. А молодежь проходила по его ведомству. Мало ли – вдруг это студенческие разборки?

Ему-то и было поручено прощупать почву в лабораториях. До этого тщательно проверили и осмотрели места жительства всех погибших, но никаких следов изготовления взрывчатки не нашли. Вот тогда Бабенко и познакомился с профессором Степаном Ивановичем Петровым.

Профессор заведовал химической лабораторией и, сказать прямо, не очень охотно сотрудничал со следствием, ссылаясь на большую занятость. Он заявил, что никакого оружия у них быть сделано не может. А тем более секретного. И если все-таки было сделано, то за его спиной, и он ничего об этом не знает. А студенты все могут, они сегодня шибко талантливы и предприимчивы. Последнее – в свете трагических событий – было произнесено чересчур иронично.