Рута Юрис - В тени малинового куста
Лето заканчивалось, а мне так мало довелось побыть на даче, и я мечтала поскорее улизнуть с банкета, чтобы поехать в Таганьково.
Но перед этим предстояло собрать в дорогу мужа. Через пару дней он улетал на Кубу. К Фиделю, который тогда еще был здоров.
Я не собиралась ехать с ним в Шереметьево, париться в пробке на Ленинградке. Леша сказал, что его отвезет служебная машина.
А я после всей этой суеты хотела наконец-то хорошенько выспаться, а утром рвануть на дачу.
Тряхнув головой, я вернулась в настоящее и допила остывший чай. Устала. Как же я устала от этой карусели событий, впечатлений и переживаний! И как хорошо, что встретила сегодня Митяя. У него есть удивительное свойство характера – умение расставить все по местам и успокоить. Иногда он напоминает мне мудрого Сфинкса.
Глава 4. Уж сколько лет прошло с разлуки...
В этот момент у ворот просигналила машина. Митька сдал смену и заехал ко мне, как и обещал. Я была очень рада ему, потому что, пожалуй, только с ним я могла, не стесняясь своих эмоций поговорить о вчерашней встрече с Женькой.
Общая наша подруга Алла уже давно живет в Монреале, мы общаемся через Интернет, и лишь раз в два года, когда она приезжает навестить родителей, у нас бывает несколько часов, чтобы поговорить о жизни.
Я принесла еще одну чашку, и мы расположились в моей любимой беседке.
– Нет повести печальнее на свете, – слегка улыбнулся Митяй, присаживаясь рядом и обнимая меня за плечи. – Ты что, замерзла? Тебя трясет! Не заболела, а? – он хотел накинуть на меня свой китель.
– Нет, не надо, – я провела рукой по плечам, на которые предусмотрительно надела пончо, – просто нервничаю. Ну, слушай.
Я вздохнула глубоко и начала свой рассказ, мысленно переносясь в день позавчерашний.
* * *Улыбаясь каждому читателю, я уже минут пятнадцать подписывала книги и раздавала автографы. Посыльный появился перед столиком, за которым я сидела, как по моновению волшебной палочки. Вместе с корзиной цветов он протянул мне записку и сказал, что ждут ответа. Я с удивлением взяла цветы и листок, но прежде чем прочесть, обратила внимание на смуглую девушку, стоящую рядом с курьером и с неподдельным интересом разглядывающую меня. Что-то знакомое почудилось мне, однако я точно знала, что вижу ее впервые.
Холодок пробежал у меня по спине.
Я развернула записку, в ней была всего одна строчка: «Я буду ждать тебя сегодня вечером «Балчуге». И подпись: «Твой Женька».
Мой! Мой? С каких это пор? Это что, насмешка или надежда? На что?
В волнении я приложила руку ко лбу, он горел, будто у меня подскочила температура. Наверное, я красная как рак, хорошо же я выгляжу со стороны, да еще и телевизионщики здесь…
И надо было ему вновь возникнуть в моей жизни через столько лет! И вообще – откуда он знает, что я сегодня на презентации книги именно в этом магазине? Что делать? Нестись в «Балчуг»? А что я скажу мужу? Позволит ли он мне встретиться с Женькой? За прошедшие тридцать лет мы с Лешей ни разу не говорили о беглом моем женихе. Память о нем я похоронила глубоко в сердце. Счастливая жизнь с Лешей не давала мне поводов вспоминать и жалеть о том, что я потеряла. Если, вообще, это можно назвать потерей.
Видимо, я изменилась в лице, и девушка-менеджер, которая следила, чтобы не было лишней толчеи, забеспокоилась: «Душно? Выпейте холодной минералки. Или, может, сделаем перерыв на полчаса?»
– Да, пожалуй, – кивнула я, – минут через пять.
Что ответить Женьке? У меня от волнения голова шла кругом. Я взяла верхнюю книгу из стопки, открыла ее и просто поставила свою подпись и дату. 27 августа 2003 года. Словно гирьку перетянула на старых дачных ходиках.
Протянув книгу девушке, которая ждала ответа, я встала из-за столика с книгами, чтобы сделать перерыв. В висках стучало – тик-так, тик-так.
* * *После банкета муж подвез меня к «Балчугу».
– Иди, ты должна с ним увидеться. Не просто же так он подгадал свой приезд именно к твоему дню рождения.
– Значит, ты знаешь, что он в Москве? – я посмотрела мужу в глаза.
– Забыла, где я работаю? К тому же он звонил мне, спрашивал разрешения на встречу. Иди! И не переживай, что я буду ревновать. Чтобы ни случилось, ты – моя женщина и только моя! Ну, иди же!
И вдруг я вспомнила ту записку, которую оставила мужу далеким октябрьским утром на подушке в Нью-йоркском отеле, и мне стало стыдно и жалко Лешку. Только бы не расплакаться, думала я, выбираясь из машины. Муж тоже вышел и обнял меня, поцеловал нежно за ушком: «Я с тобой и никому тебя не отдам! Иди!»
Я всегда ценила, что Леша меня понимает с полуслова и с полувзгляда, за что и люблю, и никогда в жизни не жалела, что осталась той душной июльской ночью в квартире на Фрунзенской.
Нет, не так.
Леха поймал меня за подол, когда я уже сделала шаг в бездну с Крымского моста.
* * *Я подошла к портье и протянула свою визитку.
– Вас проводят в ресторан. Там Вас ждут.
Важный, как премьер-министр, метрдотель подвел меня к столику у окна.
Навстречу поднялся Женька. Это был он и не он. Чуть пополнел, виски подернулись сединой, а ямочки на щеках все те же. Но было в нем что-то, делающее его совсем другим. Наверное, цвет лица Нет, не наш, а тот, особенный, американский, свежий и слегка загоревший, и ярко-белозубая, как теперь принято говорить «голливудская» улыбка.
За столом сидела та самая смуглая девушка, что приходила сегодня утром в магазин. Она читала мою книгу и даже не подняла головы, пока Женька суетился, приветствуя меня.
Посередине стола стоял изящный полупрозрачный фарфоровый кувшинчик с букетиком васильков. Я не смогла удержаться от улыбки – не забыл...
Отодвинув для меня стул, Женька представил: «Вот, познакомься, моя дочь, Серафима. Фимочка, а это и есть моя подруга детства».
Я вздрогнула и замерла. Подруга? Он даже моего имени-отчества не назвал!
Девушка искусственно улыбнулась, посмотрев на меня исподлобья, еле заметно кивнула и снова углубилась в чтение, а Женька протянул мне меню и карту вин: «Выбирай!»
– Подожди, – хрипло от волнения сказала я. – Дай, посмотрю на тебя. Сколько же мы не виделись?..
Он осторожно и нежно взял меня за руку:
– Считай. Год 1972, год 2003.
Мне стало неловко, я осторожно высвободилась и не слишком естественно переспросила:
– Неужели 30 лет?
– Я еще приезжал в 91-ом за мамой, но у вас тут был путч, а у меня три дня на все про все. Документы были готовы, а задерживаться у вас тут было страшно.
Он смотрел пристально, словно проверяя, знаю ли я о его тогдашнем приезде.
– Я собирался бросить тебе письмо в почтовый ящик, но не смог тогда, не вышло…
– Почему?
– Да… так получилось.
Я не была уверена, что стала бы читать то неотправленное письмо. Тогда зачем я пришла сюда? Мне вдруг захотелось закурить. Только вот незадача, я не курю и даже для форса не ношу сигарет в своей сумочке.
– Как странно ты говоришь – у вас, у нас. Расскажи хоть, как вы там, – выдавила я из себя.
– Мы теперь вдвоем с Фимочкой в Нью-Йорке, – начал Женька, – мама и Нина Аркадьевна в частном пансионате в Сан-Диего, в Калифорнии.
Женька опять положил свою руку поверх моей. Это была чужая рука, влажная и холодная.
Я искоса взглянула на Фиму, она демонстративно глядела в окно. Осторожно я вытащила свою ладонь из-под его руки, сделала вид, что поправляю прическу и убрала руку под стол.
– А ты была в Нью-Йорке? Волшебный город! – проговорил Женька с энтузиазмом, но смотрел как-то странно.
– Не довелось, – на голубом глазу соврала я, заливаясь при этом краской. – Я Париж люблю.
Женька опустил глаза. Да, врать я не умею.
– Ну, а теперь рассказывай! Мне все про тебя… вас знать интересно! – фальшивым голосом попросила я, глядя в когда-то любимые, а теперь совсем чужие глаза.
Фима хмыкнула, посмотрела искоса, и опять углубилась в чтение.
– Серафима Евгеньевна, – строго сказал Женька, – что-то не так?
– Нет, Daddy, все нормально, – не поднимая головы от книги, сказала Фимочка.
– Знаешь, я ведь в Нью-Йорк не на пустое место ехал, – начал рассказывать Женька, – там у Льва Борисовича давно уже брат жил, Моисей. Он в 45-ом году на американской территории оказался, и когда американцы их лагерь освободили, у него раздумий не было – первым же пароходом в Штаты. Обосновался, дело свое завел – пекарню. Русский хлеб, «Бородинский». Американцы не едят такого, а наши без него не могут. Русских в Нью-Йорке знаешь сколько? Я Фимочке в прошлом году квартиру на Манхеттене купил – так там пол-улицы русских.
Фима искоса посмотрела на меня. Женька говорил и говорил, словно боялся – вдруг я задам ему какой-нибудь вопрос.
Вздохнув, он отхлебнул минералки и продолжил:
– Сначала у Моисея на Брайтоне жили. Да что там жили – ютились! Внизу магазинчик, а на втором этаже две комнатки и крошечная кухня.
Услышав про Брайтон и хлеб, я вздрогнула. Сделала вид, что закашлялась, и пригубила аперитив, который нам уже подали.
