Гали Манаб - Всего лишь женщина
В самом начале заселения дома приезжими, как и полагалось в общежитиях, конечно, у входной двери наладили своего рода контрольно-пропускной пункт, почему-то называемый вахтой. Обычно на такую работу нанимались пенсионеры – в основном это были исполнительные, любопытные, вездесущие и очень бдительные одинокие бабульки, которых, как правило, дома никто не ждал. Для них настоящей жизнью становилась работа, где они были полностью востребованы и реализовывались как полноценные представители общества. Народ через этих бабулек проходил, как через сито. По правилам общежития посторонних полагалось пускать до определенного времени, предварительно записав все данные удостоверяющего личность документа. Эти бабульки знали все про всех – кто к кому ходит, зачем и даже чем люди занимаются во время посещений. Со временем жители общежития взрослели, молодежных тусовок (извините за сленг) становилось все меньше и меньше, жильцы обзаводились семьями, рожали детей и необходимость в строгом контроле посетителей и порядка в общежитии отпадала, и эти вахты за ненадобностью просто-напросто исчезали. Сейчас вход в общежитие был свободным.
Здесь жил разношерстный народ. Помимо старожилов, большая часть населения были беженцами из Баку, оставившими родной город после заварушек 90-х годов прошлого столетия. Еще тут селились командировочные – в основном мужчины из ближних периферийных городов и поселков. Из-за инфляции и безработицы на местах они приезжали в столицу, дабы заработать хоть какие-то деньги, по московским меркам небольшие, а вот на периферии этого хватало, чтобы поднять семью и вырастить детей.
Но за последнее время общежитие заполонили наркоманы. Они устроили тут наркоманский притон. Кроме того, командировочные – вдали от семьи, от детей, и то ли от тоски, то ли от скуки, (после рабочего дня делать нечего), то ли от безысходности, нередко устраивали затяжные пьянки-гулянки с дебошами и прочими выкрутасами. Последствия не заставили себя долго ждать, и во время очередной пьяной тусовки был убит человек. Администрация общежития срочно приняла меры и моментально восстановила вахты. И первооткрывателем этой вахты была я.
Помню свое первое дежурство. Меня посадили в маленькую, узкую, длинную комнатушку со стеклянной лицевой стеной, чтобы я могла беспрепятственно лицезреть всех входящих и выходящих. В этой маленькой комнатушке с одним окном стояли стол, стул и кровать, плюс кусочек цивилизации, то бишь телефон. И весь интерьер. Убийственно скромно. И если бы в тот момент мне сказали, что я в этой комнатушке проживу целую настоящую жизнь, полную счастливыми и несчастливыми, очень значимыми для моей судьбы событиями, я бы не поверила ни за что!
До церберских бабулек мне было далеко, как до пика Тянь-Шаня. Чтобы достичь уровня профессионализма тех совковских бабулек на вахте, мне пришлось бы пройти не одну разведшколу и не один десяток лет трудиться по специальности. И то я очень сомневаюсь в своих успехах, потому что по психотипу я – полная противоположность этим развед-бабулькам. Я, вообще, человек, стремящийся во всем к лояльности, к автономии личности (как нас учат умные люди, «каждая личность должна быть автономна»), и превыше всех ценностей ставлю человеческую свободу. И я отлично понимала, что занимаю чужое место, и остро чувствовала боль безысходности. Но что делать! Как говорят мои любимые французы: «Се ля ви!» – такова жизнь. Какие психические метаморфозы происходили в моей бренной душе, было известно мне одной. Но в этом была жизненно важная необходимость.
Весь первый день я, не знающая вообще никого, как посторонний наблюдатель сидела, только смотрела и пыталась понять, кто же истинный житель общежития, а кто – посторонний. Хотя требовалось, соответственно должности, стоять у дверей, как идиот, и спрашивать у каждого, проживает ли он здесь или нет. К вечеру после ухода коменданта общежития потихонечку стала собираться в холле напротив вахты очень разнообразная молодежь. Ничего страшного, как мне казалось, пока не происходило. Народ толпился сам по себе, а я, вся в напряжении и ожидании чего-то ужасного, одиноко сидела и беспомощно смотрела вокруг. Обстановку разряжали только звонки мужа, который беспокоился за меня и частыми звонками подбадривал, обещая, что подъедет ко мне, как только освободится на работе. Он в тот день был единственной группой поддержки для меня.
Как и обещал, муж подъехал после работы и сходу определил, что эта собравшаяся толпа – наркоманы.
А они жили своей жизнью. И нас в упор не видели. Толпа состояла из множества кучек, некоторые отделялись и выходили на улицу, затем возвращались, некоторые поднимались по лестнице и вскоре спускались. Никто особенно не шумел, все разговаривали вполголоса, стоял такой общий гул. Жильцы, не имеющие к ним отношения, проходили мимо довольно равнодушно. Я свою миссию в этой ситуации представляла весьма туманно. Чтобы разогнать эту толпу, требовалась целая дивизия вооруженных солдат. Что может сделать с такой толпой вахтер в лице одной-единственной женщины, даже с группой поддержки в лице родного мужа?!
А он после тяжелого рабочего дня, усталый, голодный, без необходимых водных процедур, посидел немного в ожидании нападения на родную жену со стороны криминального элемента, потом, не дождавшись сидя, решил подождать лежа – прилег и тут же заснул, даже захрапел. Отличная группа поддержки! Прямо-таки «Альфа», никак не меньше. Через час я мужа разбудила и отправила домой, горячо заверив его, что в случае покушения на мою честь обязательно ему позвоню. Но желающих покуситься на мою честь в тот день, к счастью, не оказалось.
В двенадцатом часу ночи раздался звонок. Это была другая группа поддержки, заочная, вернее, телефонная, моя подруга Тома.
– Привет, мать! Я позвонила тебе домой, а мне сказали, что ты на работе. Поздравляю! Ну, как тебе там?
– Привет! Вот сижу… Пока не знаю, как мне. Тут полно наркоманов в холле, а я закрылась у себя в каморке. И тут еще полно чеченцев.
– Да?! – восхитилась Тамара. – А что они там делают, живут? Чеченцы – это же классный народ! Я их обожаю. – И дальше она произнесла длиннейшую тираду в пользу своего любимого народа и завершила монолог фамилией своего любимого политика, представителя этой национальности.
– Они на него совсем не похожи, – мрачно сказала я. – Даже не подумаешь, что одной национальности. И вообще, ты сравнила! Он же благородных кровей, из княжеской элиты. А это жалкие наркоманы, и я их, честно говоря, боюсь.
– У тебя предвзятое отношение к ним. Еще обзови их лицами кавказской национальности! Ты что, мать, заделалась националисткой? – вознегодовала Тамара.
– Нет, конечно, – вздохнула я. – Я против них ничего не имею. Оставим их в покое. Расскажи лучше, как твои дела. Как твои документы?
Тома у нас решила эмигрировать в Аргентину. Разрешение она уже получила, вот теперь почти год собирала документы на оформление визы.
– Не буду вдаваться в подробности, но тут у меня такая загвоздка… Ты там сядь получше. Мне нужна одна незначительная бумажонка от участкового инспектора милиции. Мало того, что он такой у нас неуловимый Джо, я его неделю ловила. Сегодня наконец я его застала. И ты представляешь? Этот нахал мне недвусмысленно предложил сделать справку за постель! Я от возмущения чуть в обморок не хлопнулась. Завтра пойду к начальнику отделения, пожалуюсь. Мне так паршиво, ты просто представить себе не можешь. Как я устала собирать документы! Замучилась от всего этого. Скорее бы уж все закончилось!
– Во-первых, успокойся, прими за комплимент выходку милиционера. Он хоть и милиционер, но все же мужчина! Во-вторых, что-то мне не нравится это твое «скорее бы». Так не терпится уехать?
– Да дело не в этом! – воскликнула Тома. – Ехать, знаешь, страшно, неизвестность тоже пугает. Но, с другой стороны, наконец-то хочется определиться. Мне ведь надо еще съездить к матери в Казахстан, попрощаться. Когда я ее еще увижу…
– Давай не будем о грустном. Расскажи лучше, как с твоим дела?
– Ма-ать, не спрашивай… – простонала Тамара. – Как я без него буду жить там, не представляю! Я его никогда не забуду. А ему все равно, уезжаю я или нет. Мы с ним наконец-то развелись.
Речь шла про томиного, как она его называет, «бойфренда». Они познакомились года три назад. Он иностранец, афганец. Жениться на ней официально, как он говорил, по-русски, не захотел, они по его настоянию обвенчались в мечети, по мусульманским обычаям. Но на этом все формальности в их отношениях закончились. Он жил у себя, снимал квартиру, она оставалась у себя. И встречались они как любовники, когда получится. Афганец моложе Тамары лет на пятнадцать. Тома все надеялась, что они когда-нибудь поженятся, но, видимо, ей этого не дождаться, как она сама считает. И вот, когда она решила уехать из страны навсегда, он стал настаивать на расторжении брака опять в мечети, что это грех – венчанным жить отдельно… В общем, нес всякую чепуху. Восток – дело тонкое, нам не понять.
