Гали Манаб - Всего лишь женщина

Задолго до неожиданного звонка Тамары мы с ней обсуждали нашу любимую телепередачу «Времечко», в частности материал о Святой Матроне, к могиле которой народная тропа не зарастала. Народ приходил что-нибудь попросить. Корреспонденты взяли интервью у одной дамы бальзаковского возраста, которая долго не могла найти себе достойную работу и обратилась за помощью к Святой Матроне. И вот теперь она устроилась на работу, была очень довольна и пришла поблагодарить. Актуальная тема для Томы. И она загорелась тогда и нацелилась найти адрес этого кладбища. С тех пор прошел год без малого. Я даже успела забыть про это. Да и Тома вроде тоже: она работу больше не искала, у нее появились другие планы. И вдруг звонок поздним вечером…

– Привет, мать! У тебя началось время личной жизни?

– Привет, Том! Приятно тебя слышать. Началось!

– Угадай с трех раз, какая у меня новость? – голос был довольный, как у слона. – Хорошая!

– Совратила своего Снеговодина (это ее любимый телеведущий).

– Нет, холодно.

– Встретила Эдриана Пола.

– Я же серьезно, мать!

– Тебе предложили престижную работу.

– Я об этом уже не мечтаю. Короче, не угадаешь ни за что. Я дозвонилась-таки до «Времечка» и добилась адреса Святой Матроны. Помнишь, когда мы смотрели, показывали кладбище, которое не в Москве? Так ее мощи теперь перевезли сюда! Я думаю, об этом еще немногие знают. Как ты насчет поехать завтра с утра к ней?

Для меня это прозвучало как знамение. Мне в тот момент подумалось: вот кто может мне помочь! Права моя подруга астролог, которая утверждает, что ничего случайного не бывает, все закономерно, согласно звездному расписанию.

А Томку распирало от нетерпения. Мы с ней еще долго говорили о всяких важных и приятных пустяках, настроение было хорошее, в конце разговора договорились о встрече зав трашним утром.

И я, продрогшая (еще бы, два часа просидеть в одной ночной рубашке!), залезла в постель к теплому и мирно спящему мужу и, не без удовольствия согреваясь о живую грелку во весь рост и от надежды на лучшее, провалилась в бессознательное, то есть погрузилась в сладостный сон. «Сон – это жизнь, жизнь – это сон». Помоги мне, Матронушка…

Чудеса, да и только

В те времена каждое утро в нашей семье начиналось одинаково. Я вставала по будильнику и после утреннего омовения готовила завтрак для всего семейства. Когда завтрак был почти готов, будила деток. Пробуждение детей – это особая история в нашей семье. Сначала я бужу сына, потому что он у нас, как папа, жаворонок – с вечера легко засыпает, утром легко встает. Затем мы с ним бежим в ванную на контрастное обливание. Затем, насухо обтерев его, сажаю одеваться и иду будить дочь – нашу принцессу Будур. С ней, конечно, сложнее. Она, как и я – сова, засыпает плохо и просыпается тяжело. С поцелуями, уговорами, с признаниями и клятвами в вечной любви к ней, наконец-то, удается ее разбудить. После контрастного душа, она бодрая – душ весь сон снимает как рукой. Пока мы с дочкой принимаем душ, сын будит отца. После дружного завтрака они шумно и долго собираются под моим чутким руководством – как бы кому чего не забыть! – с прощальными поцелуями уходят. Я, проводив их, обычно заваливалась спать дальше, но сегодня особый день. Мне впервые за свои неполные тридцать предстоит идти в храм. Меня Тома проинструктировала насчет одежды: юбка, платок… Собираясь, я волновалась. Может, потому что все внове.

Не могу описать чувства, которые испытала в храме. К своему стыду могу сказать, что я человек религиозно не грамотный: не знаю ни одной молитвы, религиозных обрядов и праздников. Я – жертва атеистической политики, царившей в стране все мое детство, отрочество и юность. Воспитана в духе марксизма-ленинизма.

В храме, как мы и предполагали, народу было немного. Служитель, молодой парень, увидев нас, почему-то спросил, не к Матроне ли мы идем. Получив утвердительный ответ, он нас направил к ее мощам. Там стояла небольшая очередь, к которой мы присоединились, предварительно купив свечки. Стоя у Матроны, я мысленно произнесла монолог о помощи. Меня в этот момент переполняла уверенность, что все будет хорошо, исчезло вдруг беспокойство по поводу предстоящего увольнения…

Наступил понедельник. И я приехала в отдел кадров. Инспектор отдела, женщина предпенсионного возраста, которая в свое время меня оформляла на работу, показала мне письмо о сокращении моей должности и заявила:

– Очень сожалею, но придется подписать. – И она протянула мне бумагу с описанием условий, согласно которым я могу быть уволена.

Я вздохнула:

– Неужели не найдется никакой работы для меня, Зинаида Петровна?

Ее имя-отчество я запомнила специально: еще Карнеги утверждал: «На любом языке имя человека – самый сладостный и важный для него звук».

Ей, конечно, приятно было услышать свое имя от такой незначительной особы, как я, но, тем не менее, она пожимала плечами, показывая, что помочь ничем мне не может. И в это время вошла другая женщина, как потом выяснилось, начальник отдела кадров Она только что вернулась с экстренного совещания у руководства, где было принято решение открыть вакансии швейцаров. И она мне предложила:

– Не хотите ли поработать швейцаром в общежитии?

И я, ошеломленная такой неожиданностью, ответила:

– Конечно, хочу. А что это такое и где надо работать?

И начальница мне в подробностях объяснила, что швейцар – это официальное название должности, а по сути – это вахтер в общежитии.

И кто сказал, что чудес на свете не бывает? Просто счастливое стечение обстоятельств, что-то там у них в общежитии случилось и срочно потребовались швейцары. Да, жизнь состоит из таких вот случайностей. Конечно, жизнь преподносит счастливые случайности, равно как и несчастливые. Но мне везло, у меня в жизни счастливых было больше.

«…Мама, мама, это я дежурю, я дежурный по апрелю»…

…Неприступен и важен,

Стоит он на страже

Боевым кораблем.

Ничего он не знает

И меня пропускает

Лишь в погоне за длинным рублем.

Общежитие, в котором я работала, было своего рода уникальным обиталищем для народа. В моем представлении (есть ведь собственный жизненный опыт!) общежитие – временное пристанище для студентов, где все условия жизни общие. И когда меня направили в общежитие на работу швейцаром (слово-то какое буржуйское!), я была немного в шоке.

И вот я, воображая себя в роли швейцара (стою за громадной стеклянной дверью и важно открываю ее всем), приезжаю в общежитие. Это был с виду обыкновенный, ничем не отличающийся от многих, девятиэтажный панельный дом с одним входом. Проходя через обшарпанные железные двери, я попала в большой вестибюль – очень неуютный, темный, грязный; стены, давно забывшие руки маляров, были местами без краски, оголенные из-за обвалившейся штукатурки. И вообще, создавалось впечатление, что дом нежилой, бесхозный и запущенный, как здания во время войны, покинутые эвакуированными жильцами. Но, тем не менее, это было в преддверии нового миллениума – накануне нового века, и дом этот жил полной жизнью.

Как выяснилось позже, этот дом с коридорной системой типа гостиницы построили в свое время для спортсменов всемирной Олимпиады 1980 года. Затем он по наследству достался лимитчикам, приезжавшим тогда из разных концов нашей необъятной страны в Москву в поисках правды жизни. Эта правда значила одно – лишь бы зацепиться в Белокаменной, для начала – даже в такой общаге, а в дальнейшем осмотреться, освоиться и сделать карьеру. Кое-кто стремился выгодно устроить личную жизнь с москвичами ради прописки и жилья.

И все мечтали испытать судьбу, как в лотерее, и непременно выиграть. (Полюбить – так королеву, проиграть – так миллион). И многим, похоже, удавалось претворить мечты в жизнь, потому что, когда я попала в общежитие, дому уже стукнуло двадцать лет и из лимитчиков старожилами остались считанные люди.

В самом начале заселения дома приезжими, как и полагалось в общежитиях, конечно, у входной двери наладили своего рода контрольно-пропускной пункт, почему-то называемый вахтой. Обычно на такую работу нанимались пенсионеры – в основном это были исполнительные, любопытные, вездесущие и очень бдительные одинокие бабульки, которых, как правило, дома никто не ждал. Для них настоящей жизнью становилась работа, где они были полностью востребованы и реализовывались как полноценные представители общества. Народ через этих бабулек проходил, как через сито. По правилам общежития посторонних полагалось пускать до определенного времени, предварительно записав все данные удостоверяющего личность документа. Эти бабульки знали все про всех – кто к кому ходит, зачем и даже чем люди занимаются во время посещений. Со временем жители общежития взрослели, молодежных тусовок (извините за сленг) становилось все меньше и меньше, жильцы обзаводились семьями, рожали детей и необходимость в строгом контроле посетителей и порядка в общежитии отпадала, и эти вахты за ненадобностью просто-напросто исчезали. Сейчас вход в общежитие был свободным.