Алёна Жукова - Тайный знак
– София, дорогая, да что же случилось? – спросила Ася. – Я ведь только минут на десять вышла. Кто вас так обидел?
София с трудом приподнялась на подушках, ее глаза заблестели.
– Сижу я в трапезной в кресле своем, а он мимо меня пробегает, шустрый такой, в рясе, лет тридцати, с бороденкой реденькой. Я ему: «С праздником!», он мне: «И вас». Думаю, дай-ка спрошу, откуда приехал, наших ведь всех знаю. Он отвечает: «Из Москвы, с делегацией. У вас ко мне вопросы?» Я отвечаю, что вопросов нет, а вот поговорить хочется. Он весь как на иголках и отшивает меня, мол, нет времени тут с вами разговаривать, сейчас банкет начнется, а на столах еще водки нет. Я дар речи потеряла – водку в храм! Хвать его за руку и отчитываю. Он притих, говорит, что приказали, что сейчас посольские приедут, отцепись, мол, старуха…
– Так и сказал? – охнула Ася.
– Нет, старухой не обзывал, врать не буду, но спрашивает: «Женщина, что вы, собственно, хотите знать?» Дорогие мои, вы когда-нибудь слышали такое обращение – «женщина»?
Ася и Миша расхохотались.
– Чего смеетесь? – посуровела София. – Это же неприлично. Я ему в ответ, специально так, с издевкой: «Мужчина, что вы думаете насчет того, что самодержавие и престолонаследие на Руси суть божественное явление? Династию Романовых уничтожили, а красные цари все норовят на их место забраться, и все они плохо кончат, заслужив кару Небесную». А он мне: «Отстали вы, бабушка, нет больше царей в России. Президенты у нас, не Романовы, так другие, дело большое…» – и убежал. Вы понимаете, какой цинизм! Получается, что их Церковь согласна объявить самодержцем любого самозванца, и мы с ними теперь заодно.
Миша вздохнул и спросил Софию:
– А вы, случайно, не заметили у него погоны под рясой? Не похож он на священнослужителя. Служба у него другая, в другом ведомстве. Насчет царей, это он прав: что Романовы, что не Романовы нашему народу по барабану, было бы перед кем лоб расшибать. Да хоть как назови: генсек, вождь или президент, – результат один, в генах заложенный. Кстати, ваши Романовы с вашей Церковью не последнюю роль в этом сыграли. И что в сухом остатке? Раб Божий, которого они зомбировали страхом и обещаниями Царства Небесного, в один момент восстал, вопя дурным голосом: «Мы не рабы, рабы не мы!», разнося в щепки вековые устои. Как же так случилось, что христианская идея всеобщей любви и милосердия не сработала и оказалась утопией в сознании большинства? Куда привлекательнее звучало: «Грабь награбленное» и «Кто не с нами – тот против нас!». Ваш распятый парень ошибался, предполагая, что животные инстинкты и стадные рефлексы Homo sapiens будут когда-нибудь успешно коррелироваться при помощи душеспасительных теорий.
– Не богохульствуй, – печально сказала вконец ослабевшая София. – Поверь, быть настоящим христианином очень нелегко. Давно живу, а по жизни встречала таких людей мало. Знаешь, что их отличает? Удивительная способность сострадать, принимая чужую беду как свою. Собственно, у них даже нет такого слова – «чужой». Даже к иноверцу, как бы тот ни относился к Христу, абсолютная терпимость. Ведь не человек судит, а Бог. Все беды от безбожия. Твой атеизм – тоже религия: веришь, что Бога нет. Веришь, а знать не знаешь.
– Правда, что не знаю, но допускаю, а узнаю – поверю.
– Вот, вот, – сказала София. – А всего знать невозможно и не положено. Эка гордыня проклятая! Тем прародители и согрешили, что захотели все знать.
– Значит, они и есть первые атеисты. А чем нет? Опыт с яблоком удался и привел к офигительному результату: мир, оказывается, познаваем, и цель познания – законы его сотворения.
– Так ты не отрицаешь сотворение, а значит, и Божественный замысел?
– София, дорогая, я человек науки, и моя Святая Троица – это Гипотеза, Эксперимент и Доказательство, но в начале всего должна быть Идея. Возможно, она и есть Бог.
София задумалась и вдруг резко сменила тему:
– Говорят, сегодня в России церквей все больше и больше, и людей в них тоже. Даже начальники большие всю службу стоят, и президент вместе с ними.
– Молодцы, что стоят. Чего не постоять, если за это по башке не дадут. Оно, конечно, после закона о религии, который еще при Горбачеве вышел, теперь никаких гонений: двери открыты, иди молись, сколько хочешь. Только боюсь, скоро начнется охота на ведьм – на атеистов то бишь.
– Двери открыты, это правда, но идолов же не вынесли, потому и не ведают, что творят. А напомни-ка мне, он твой тезка был, Горбачев?
– Да, Михаил Сергеевич.
– Ну, храни его Господь. А своего первенца, если мальчик родится, Михаилом назовите. Имя это особенное для России, с него Романовы начались, и означает оно: «Богу подобный».
– Да как сказать… Проклинает нынче народ Горбачева, что империю советскую развалил, да и Романовы как-то подкачали, – усмехнулся Миша. – Выходит, непруха России с Михаилами.
– А ты не торопись, на все Божья воля. Если Создатель это допустил, значит, так надо. Ни один волос не упадет с головы без ведома Его. Придет и другое время. Устала я, ребятки. Идите домой. Сиделку вызову, через минуту будет.
Они распрощались с тяжелым сердцем. Ася была недовольна, что Миша позволил себе бестактность по отношению к религиозным чувствам Софии, и никак не могла успокоиться.
– Ты же тонкий, умный, думающий человек, – сокрушалась она в машине, словно разговаривая сама с собой. – Неужели не понятно, что любая тупая, бескомпромиссная убежденность в своей правоте и желание навязать ее другому не что иное, как гордыня. Великий грех, между прочим, приводящий к бедам, даже войнам. Я вот заметила: ты нервничаешь, заводишься в споре, а София абсолютно спокойна. Ей никого не надо ни в чем убеждать, поскольку она знает, что Бог дал свободу выбора: «Имеющий глаза – да увидит, имеющий уши – да услышит». Иногда мне кажется, что у тебя на глазах шоры, а в ушах бананы…
– Точно, только не в ушах… Рыба моя дорогая, будь добра, там, на заднем сиденье, в сумке лежит банан. Поищи, умоляю. Жрать захотел смертельно.
– Ты специально увиливаешь? Тебе не интересно со мной разговаривать на эти темы?
– Разговаривать – пожалуйста! Только не хочу, чтобы это меняло наши отношения. Я все понимаю, ты страдаешь из-за того, что у нас нет детей, и выбираешь в помощники религию, но не науку. Это твое право. Но есть и мое. Не надо упрекать меня в том, что я не могу принять твою позицию. Давай каждый останется при своем. Но в одном ты права: переубеждать кого-либо с пеной у рта стыдно. Завтра извинюсь перед Софией. Вел себя по-хамски. А знаешь, дед правильно говорил, что всякий по-настоящему интеллигентный человек на самом деле христианин, потому что знает, чего нельзя себе позволять ни при каких обстоятельствах. Ты, Аська, для меня самый родной и любимый человек на земле. Верь во что хочешь, если тебе так легче. Когда ты спокойная и счастливая, и мне хорошо. Слушай, а Хам это ведь из Библии?
– Надо же, значит, не совсем безнадежен! Из нее. Хам отца пьяного оскорбил, выставил на посмешище. И тот человек, кто Отца Небесного оскорбляет, тоже хам.
– Понял. Молчу, даже каюсь.
Ася погладила мужа по голове и улыбнулась:
– Завтра вместе позвоним Софии. Так и скажу: «Мишка кается».
Но ранним утром позвонил Николя и сообщил, что мама умерла.
В почтовом ящике Ася обнаружила билеты на концерт хора Сретенского монастыря, присланные Софией накануне. На них стояла дата ее смерти. Ася положила билеты в ту же коробочку, где лежали мамин талисман и жемчужина. Теперь там было их место. А те, кому посчастливилось побывать на концерте, рассказывали, что во время исполнения одноголосного распева «Стихиры праздника Успения Божьей Матери» в зал залетела птица. Она не билась в поисках выхода, а плавно кружила, покачиваясь на волнах божественной музыки. «Это была душа Софии», – подумала Ася и успокоилась.
Во время отпевания Софии Ася заметила в храме милую женщину лет пятидесяти, которая приветливо кивнула, когда их глаза встретились. Лицо показалось знакомым, но имя начисто стерлось из памяти. После поминок они разговорились, и Ася сразу вспомнила, что перед ней приятельница Софии, доктор-гомеопат Мария Гановски. Пару лет назад, когда Ася наконец, следуя совету Софии, собралась к Марии на консультацию, выяснилось, что та надолго уехала. Мария была русской по происхождению и отправилась в Россию в поисках документов, способных пролить свет на судьбу ее деда, пропавшего в сталинских лагерях. Он был известным ученым.
– Я помню вас, Анастасия, – улыбнулась женщина. – Вы привозили Софи ко мне в офис. Она спрашивала, могу ли я вам чем-нибудь помочь. Я была готова, но уже собиралась уезжать. Думала, на пару месяцев, но пришлось задержаться. Вернулась только неделю назад, даже не успела повидаться с ней…
– Спасибо, Мария. Да, София мне вас рекомендовала.
– С удовольствием встречусь с вами и помогу, чем смогу. Не откладывайте. Приходите на днях, вот мой телефон и адрес.
