Феликс Кандель - Против неба на земле

– Не больно и хотелось, – сказал сурово. – И пожалуйста без подробностей: чем больше подробностей, тем меньше доверия.

– Да мы… Да прямо сейчас! Посреди ночи! В мебельный магазин!..

– Магазины ночью не работают, пора бы уж знать.

Переглянулись – и правда, не работают.

– Как он умен… – перешепнулись в восторге. – Собака, а соображает!

Но Тигер услышал:

– Вот, вот оно! – ваше высокомерие. Будто мы амебы. Евглены зеленые. Инфузории-туфельки… Кто поинтересуется амебой для облегчения ее скорбей? Кто взглянет с пониманием на малых мира сего и произнесет с сочувствием: «Отчего ты скучный, друг мой неразлучный?..»

– Я! – наперебой. – Я! И я тоже!..

Покачал головой с сомнением:

– Что вы знаете о бедствиях, собаками претерпеваемых?.. Попадаются, конечно, псы-отморозки, смрадные твари, исторгающие зловоние: кого ни куснуть, лишь бы куснуть, – среди вас, двуногих, разве нет таких?

– Эхе-хе… – покряхтел папа в горестном согласии, и вся семья покряхтела следом: – Эхе-хе…

– Но большинство наше, преданное до гроба собачье большинство!.. Известно ли вам, что мы умираем не от старости – от единого огорчения, когда иссякают силы служить хозяевам? А вы? Как поступаете вы? Отвечу на это таким рассказом: бабушка моя до последнего выдоха сторожила двор, глаз не смыкала, горло надрывала на посту, даже поесть забывала, немало испытав поношений, а когда умерла, хозяин – да забудется его имя! – выкинул бабушку на помойку и тут же завел новую собаку. Спрашивается: где прощальная тризна, слезы по щекам, задавленные рыдания, посыпание главы пеплом?.. Только и слышно: «Сука, псина, собачища. С собакой ляжешь, с блохами встанешь. Была бы собака, а камень найдется…» Полистайте словарь Даля, если не верите: «Спящего пса не буди». А спящего хозяина?

Папа покраснел. Мама покраснела. Ами. Сарра. Даниэла.

– Дай лапу – и помиримся.

Но Тигер лапу не подал:

– Всё. Больше меня не разжалобить. Это я снаружи такой мягонький, лопоухенький, золотисто-оливковый на вид. В душе я косматый и рычащий.

Гавкнул неубедительно пару раз, затем сказал:

– Лучше взбеситься с тоски, в леса уйти, в горы и болота, жизнь покончить в самоуморении, чем терпеть ваши несправедливости. Поневоле станешь огрызливым, псом лающим…

Спросил его Шпильман:

– Светит ли человеку надежда?

– Светит, – ответил, – но тускло. Опротивело вас уважать, владеющие нами не по праву, однако презирать вас пока что рано.

Обиделись. По кухне прошлись в волнении:

– Что же мы, хуже иных млекопитающих?

– Они еще сомневаются… Знания невостребованы. Мозги непопользованы. Понимание ущербно… А ругаются! Как они ругаются!.. Куда посылают друг друга, Боже мой, куда они посылают!.. Век просвещения – сплошные извращения.

– Это не мы! Мы не таковы! Таковы иные!..

Переждал общий крик:

– А мусор?

– Мусор?

– Мусор. От которого нет прохода. Вы видели когда-нибудь, чтобы звери раскидывали окурки, обертки, пустые бутылки? Вы, преданные нечистоте?

Вздохнули:

– Нет, мы этого не видели…

Унизились…

…попросили по-хорошему:

– Поменяй тему, Тигер.

– Не поменяю. Правду не запрятывают в укрытие. Незачем. Что вы с собой делаете, приближающие конец времен? Куда продвигаетесь?.. Изобрели переносной телефон, чтобы побеседовать по душам, облучиться неспешно в уюте и покое, обратившись повсеместно в слюнявых идиотов. Кто нас тогда накормит, кто почешет за ухом?..

Помолчал. Смахнул скупую слезу. Все смахнули, почувствовав себя крайне ослабленными.

– Не добивай, Тигер, ну пожалуйста!..

– Я уж не говорю про озоновую дыру, от которой теплеет повсеместно, тают снега, надвигается очередной потоп. Вы утонете – и по заслугам, а нас-то, нас-то за что?!.. «Тако душа вопияла…», а они не слушали.

– Слушаем. Мы слушаем!..

– Я за вас более не беспокоюсь. Вычеркиваю из списка – вычеркиваю из симпатий. Стану наблюдать издали.

– Нет! – вскричали. – Только не это!..

Оборвал общий вопль:

– Нечего сказать – молчите… Так уж и быть. Готов прожить с вами оставшиеся годы. Но с условием. С непременным условием.

– Да мы! – с жаром и чувствительностью. – Да хоть какое!..

– Не рубите ветку, ветку хотя бы не рубите! На которой мы все, все вместе, только на расстоянии друг от друга. Когда об этом говорят провидцы, никто не слушает, каждый сам себе генерал. Но если заговорит собака, может, это кого-нибудь остановит?

Задумались. И правда, может остановит?..

– А сейчас идите. Мне надо заесть обиду с унижением, заспать царапку на душе. Тридл дидл, дидл дудл, о-ля-ля…

Выслушали его, устыдились, тихо разошлись по комнатам, а он принялся догрызать любимое папино кресло…

Иерусалим, 2002–2008 гг.