Инна Тронина - Самосожжение
У неё-то как раз всё в порядке, а вот я – кретинка. Зря истратила внушительную сумму казённых денег, за которую уже точно не смогу отчитаться. Если я сейчас не возьму Дину в оборот, Озирский объявит мне выговор, и будет прав. Пришла пора в финале многочасовой погони поближе познакомиться с объектом, поговорить с ним, хоть шеф и не давал команду на контакт.
Огни танцевали перед моими глазами, когда я торопливо затормозила. Дрожащие руки плохо слушались меня, и дверца открылась не сразу. Я выбралась на прибитый дождём песок, захлопнула дверцу машины и увидела, что Дина смотрит на меня своими широко расставленными, таинственными, притягательными глазами. В мгновение ока я опять оглядела её; особенно почему-то обратила внимание на трепещущие ноздри маленького закруглённого носа. И отметила, как небрежно, эффектно, красиво держит Дина букет и держится сама. Наверное, мало кто сумел бы в такой ситуации продемонстрировать завидное самообладание.
Я видела зеркальный камень её перстня, блики фонаря в клипсах, бесконечные алые розы. И дробящиеся огни в глубоких лужах, яркий свет в окнах квартиры Емельяновых, на которых и была сейчас вся моя надежда. Дина могла сделать со мной всё, что угодно – я не захватила сегодня с собой оружие, да и не стала бы применять его здесь. Но вряд ли она станет причинять вред сотруднику агентства, в которое обращались Галина и Илья – в этой семье родственников под удар не ставили.
– Оксана Бабенко, если не ошибаюсь?
Дина говорила своим обычным, глубоким, хрипловатым голосом. А я-то думала, что веду её машину грамотно, соблюдая все правила наружного наблюдения! Впрочем, прятаться я тоже не собиралась, и потому решила особенно не скромничать.
– Да. Я бы хотела поговорить с вами, Дина Геннадьевна.
Мы стояли друг против друга, и между нами плескалась радужная от пролитого бензина лужа. Взгляды наши скрестились, и ни одна не опустила глаз.
– Я вам хотела предложить то же самое. Думаю, пора, наконец, решить накопившиеся вопросы. – Дина улыбнулась уголками губ. – Раз вы уделили мне сегодня столько внимания, я не могу быть невежливой. Кстати, раньше я вас никогда не замечала среди наблюдателей…
– А меня и не было там. Я вступила в игру только сегодня.
– Моя сестра Галина несколько раз вскользь упоминала о вас. Но особенно не откровенничала, разумеется. Вероятно, её об этом попросили – вы или ваш шеф. Галя в восторге от господина Озирского. – Дина сделала приглашающий жест свободной рукой.
Несмотря на то, что я сегодня ни в гостях, ни в ресторане ничего не пила, хмель ударил мне в голову, и последние опасения улетучились. Тело стало сильным и лёгким; мысли – ясными, конкретными, острыми. Да, сейчас нужно поступить нестандартно, решительно, не оглядываясь на шефа. Возможно, Андрей меня за этот выбор даже похвалит.
– Галина сейчас дома, и с ней – дочь Ная, – продолжала тем временем Дина, оценивающе рассматривая меня.
Голову она наклонила немного вбок и поправила ремень сумочки на плече.
– Очень приятно будет с ними встретиться. Кстати, с Наей мы никогда ещё не виделись.
Я подумала, что позвоню от Емельяновых в офис и скажу Чугунову, где нахожусь. Пусть он на всякий случай подошлёт ребят во двор, хотя вряд ли здесь им сегодня найдётся работа.
– Вот и познакомитесь. Можете ничего не опасаться. – Дина своей особой, танцующей походкой направилась к подъезду, и я решительно последовала за ней. – Я благодарна лично вам и вашему шефу за всё, что вы сделали для меня. И для Галины с Ильёй тоже – это ведь была их идея насчёт вашего агентства и моего освобождения под залог. Прошу вас!
Дина набрала код на щитке у металлической двери, оттянула тяжелую створку и отступила с дороги, пропуская меня на освещённую лестницу. Потом вошла сама, и за её спиной мелодично щёлкнул замок.
Я поняла, что отступать некуда, да и незачем. Нужно пройти свой отрезок пути до конца, написать отчёт о сегодняшнем дне работы этому делу и сбросить его по факсу в центральный офис. Если всё выйдет так, как я запланировала, Андрей не будет иметь ко мне никаких претензий и утвердит финансовую часть отчёта без лишних слов…
* * *Я сидела в старинном, обитом полосатым шёлком, очень неудобном и жёстком кресле. Дымчатый персидский кот задумчиво изучал меня, как его хозяйка совсем недавно в тёмном дворе, и щурил оранжевые глаза.
Квадратная комната с высокими лепными потолками напоминала антикварный магазин – горела древняя хрустальная люстра, освещая рояль и резные дубовые полки, где стояло множество фарфоровых статуэток разных размеров. Здесь были крошечные, свободно умещающиеся в руке фигурки, и творения едва ли не в человеческий рост, прислонённые к стене у окна. Я между делом подумала, что только персидский кот способен спокойно смотреть на коллекцию фарфоровых безделушек – другой давно бы оставил от неё одни черепки.
Я уже позвонила и в офис, и домой к Чугунову, и Генриетте Рониной. Галина Геннадьевна проводила меня к телефону и деликатно удалилась, ни о чём не спрашивая. Вероятно, она сочла моё появление в своём доме вполне естественным, потому что я в любом случае должна была выйти на контакт с Диной и попытаться решить наши проблемы путём переговоров.
Я сидела неподвижно и ощущала полное равнодушие к тому, что должно было произойти вскоре. Чтобы чем-то занять себя, оценивала обои, похожие на тот красно-коричневый полосатый шёлк, которым было обито кресло. В таком же тоне были выдержаны блестящие, в глубоких складках, портьеры. Ещё на одной полке напротив меня стояли три японские вазы, и в одной из них я увидела профессионально составленную икебану из разных, больше частью не известных мне растений.
Только сейчас я почувствовала страшную усталость, вполне естественную сейчас, в двенадцатом часу ночи, да ещё после такого напряжённого дня. Немного взбодрилась я только после того, как рядом с книжным шкафом заметила цветной фотопортрет кудрявой женщины лет сорока. Женщина была похожа на француженку – с большими глазами цвета горького шоколада и почти незаметным носиком; я решила, что Дина очень похожа на неё.
Рядом, тоже увеличенный, но сильно размытый, висел снимок молодого человека в круглых очках. Светлый костюм и рубашка-апаш указывали на довоенное происхождение фотографии. Кудрявая женщина снималась гораздо позже. Она нарядилась в белую блузку с кружевным воротничком и жемчужной брошкой у шеи.
В отличие от дамы, парень имел узкое, унылое лицо, крупный горбатый нос. Только одно объединяло эти портреты – широкие траурные рамки из натянутого на дерево крепа. Я протянула руку и погладила кота, который осторожно подошёл к ножке кресла и стал обнюхивать подол моей юбки. Кот возмущённо мяукнул, но царапаться и кусаться не стал.
– Как же тебя зовут, малыш? – вполголоса обратилась я к коту, почёсывая его за ушами.
Совершенно плоская морда животного произвела на меня сильное впечатление, особенно его профиль – почти совсем человеческий.
– Его зовут Каспар, – сказал кто-то очень знакомым голосом.
Я моментально обернулась и увидела за портьерой девочку, похожую на балерину – тонкую, высокую, с длинной шеей и гладко причёсанной головкой. И в следующую секунду вспомнила, что слышала этот мелодичный голосок в телефонной трубке, в первое утро после возвращения из Питера в Москву.
Ная Емельянова, дочка Галины, широко улыбалась мне, как старой знакомой. Одета девочка была в белую мужскую рубашку и короткую клетчатую юбку – по нынешней моде, Толстую косу Ная свернула кренделем на затылке.
– Извините, Оксана Валерьевна, что не сразу вышла вас встретить. Мама и так еле согласилась, всё спать меня гнала – чтобы не мешала вам с Диной. Да ещё кино нужно было досмотреть, серия кончалась…
– Да ничего, ничего, Анастасия, всё нормально! – бодро сказала я, хотя не представляла себе, что в данный момент делает Дина и не уехала ли она потихоньку из квартиры старшей сестры, пока я рассматривала портреты и статуэтки. Даже не покидая Москву, она может спрятаться у кого-нибудь из своих многочисленных любовников и обдумать план дальнейших действий. Мне сегодня удалось застать Дину врасплох, но она не из тех, кто легко сдаётся.
Похоже, «Фам-фаталь» элегантно выскользнула из расставленной мною западни, пожертвовав при этом своими родственниками. Галина, конечно, помогла сестре скрыться, несмотря на то, что сама послала кузена в Лахту. Галину в любом случае осуждать нельзя – тогда она хотела вытащить Дину из Бутырской тюрьмы, а сейчас боится, как бы младшенькая снова туда не угодила.
Престиж агентства её мало волнует. Но должна же Галя помнить об их с Ильёй горестях и тревогах, о помощи Озирского, без которой Дина так и гнила бы в камере, а не посещала дорогие рестораны в компании знаменитых людей. Дина во дворе говорила мне о том, что благодарна нам с Андреем за помощь, но лишь для того, чтобы выиграть время…
