Павел Рудич - Не уверен – не умирай! Записки нейрохирурга
Щас, говорят, мы все скорректируем и больной оживет!
Чем скорректируете? На всю реанимацию – десять флаконов глюкозы и пять – «физиологии»! Да и неверно это – приводить у тяжелого больного анализы к «норме». Может, ему как раз и нужен высокий сахар и низкая концентрация углекислого газа в крови.
Тут опять зазвонил телефон. Взять – не взять… В операционной ждут…
В трубке – голос Светы:
– Ты бы заехал после работы. Валентин приболел, третий день лежит, не встает. Послушай, постучи… Может, что-то попить ему надо…
Света и Валентин – друзья моих родителей. Когда мой отец умер, а мать уехала в другой город, Света и Валентин остались нам от родителей «в наследство». Как можем, помогаем им: на даче постоянно что-то с ними закапываем и откапываем, чиним забор и теплицу и т. д., но в основном – всякие проблемы со здоровьем Валентина.
Они друг друга с четырнадцати лет знают. А недавно золотую свадьбу отшумели.
Уже поздно вечером я подрулил к их пятиэтажке. Ругают эти дома, «хрущёбы», а я их люблю. Сколько в отрочестве портвейна было выпито в их гостеприимных подъездах! Недавно встретился с другом детства. Решили вернуться в юность. Купили бутылку портвейна «Кавказ»… А потом часа два искали подъезд, не забронированный дверью с домофоном. Не нашли!
Дверь открыла веселая и какая-то взвинченная Света. Еще та старушка! Пенсионерка балета. Копна рыжих волос, ни грамма лишнего жира. В брючном костюме и в проекции «вид сзади» – даст фору большинству молодух.
– Ну, мамаша, где больной?
– Где! На диване, телевизор смотрит! Водку-чай пить будешь?
– Холодный чай, горячая крепкая водка… Спрашиваешь! Сейчас только с Валентином поздороваюсь.
У них две «тарелки» и кабельное ТВ. Сотни каналов. Но смотрит Валентин только про спорт и новости, и только на русском языке. Вот и сейчас – едва я вошел в затемненную гостиную, как тут же на экране нарисовался президент и стал отделять мух от котлет. С задачей этой он никогда не справляется: все наши котлеты сделаны целиком из этих самых мух.
И сказал нам президент с экрана: «Трудно удержаться, чтобы не рассказать о последнем открытии наших ученых. Сколько было сказано и сколько врали нам про так называемые НЛО! Так вот. Выяснилось, что не прилетают и никогда не прилетали к нам неопознанные летательные объекты!
Наши ученые доказали, что они от нас всегда только УЛЕТАЮТ!»
Валентин лежал на правом боку. В его помутневших глазах телевизионный президент уже не отражался. Из приоткрытого рта подтекала сукровица. Кожа холодная, в синих пятнах. Отчетливо попахивает…
В дверях встала Света:
– Ты ему скажи, что кушать надо! От всего отказывается. Третий день ничего не ест!
– Давай выйдем на кухню, Света.
При покойниках всегда неудобно бывает обсуждать их перспективы.
– Света, Валентин ведь умер. И давно.
– Да? Шуточки у тебя! Как тебя увидел, так и помер?! Ты ведь и не слушал его. Давление не померил…
Знаешь, мы тут с ним такую передачу посмотрели о Диане Вишневой! Валентин балет не любит, но про Диану и он смотрел с удовольствием…
Может, «скорую» вызвать, раз это не по твоему профилю? Или давай я к Иринке-фельдшерице сбегаю. Может, укол какой… Горчичники еще хорошо. К затылку их надо ставить…
Сейчас давай пока чаю выпьем с пирожками. Я Валентину напекла его любимых с капустой, а он не стал… А потом я схожу к Ирке…
Ты нашу аптечку знаешь. Может, еще чего надо подкупить. Тут рядом дежурная аптека есть…
Смотрю на Свету. Оживленная, голубенькие глазки – неоново сияют. Энергия – через край… Единственный сын умер лет десять назад. Взрослые внучки в количестве двух безуспешно блядуют переводчицами в Москве. Других родственников нет.
Звоню жене:
– Слушай, приезжай по-быстрому к Свете… (Ловлю на себе вдруг потяжелевший Светин взгляд.) – Тут Валентин приболел, надо ей помочь будет. Жду.
Прикидываю. Может быть, удастся как-то отвлечь или усыпить вдову. Потом с ребятами перевезем Валентина в морг, в холодильник. Или лучше сказать Свете, что Валентина необходимо госпитализировать? А то ведь не заснет она сама и ничем ее уже не усыпить. Никакой наркоз в этом случае не помогает.
Anamnesis vitae
Лежит больной в акинетическом мутизме. Пронзительный взгляд, не реагирует ни на что, полная неподвижность и отсутствие речи. Каждый день, ровно в 11 часов 36 минут по Москве, он вытягивает перед собой руку, внимательно смотрит на нее, делает два вращательных движения кистью руки. Затем опускает руку и вновь – неподвижен и отрешен до 11.36 следующего дня.
Билет на «скорый»
Будучи в отпуске, в небольшом русском городе в гостях у коллеги, я с привычным, но чрезмерным уже кровотечением из язвы желудка попал в больницу. Лечили меня старательно. Лекарственные фантазии коллег ограничивала только фармакопея и справочник Vidal. Когда я, наконец, смог воспринимать окружающее, то увидел за открытыми больничными окнами солнце и голубое небо. Ветки деревьев, полные свежей листвой, бесцеремонно вторгались в палату.
Скучно и тоскливо мне стало. Сколько ж можно – кровит и кровит, едрена вошь! В палате кроме меня лежали еще двое больных.
Один был молод и бледен. Все время сидел на кровати, сильно наклонившись вперед и сжимая живот руками. Периодически он вставал, брел в коридор и просил у сестры «укольчик». Хорошо было слышно, как сестра в очередной раз советовала ему потерпеть.
Второй, мужчина лет сорока, все время лежал на спине и внимательно смотрел на потолок.
Тут случился общий врачебный обход. Чем меньше больница, тем торжественнее обставляются такие обходы. У нас все это – бегом и со смешками (больные заранее обсуждены, решения приняты, и обход делается, чтобы показать больным заведующего). Но здесь в палату важно вошли сразу человек двадцать в белом:
– сестрички, типа «доярки» с перепуганными лицами;
– надутая «старшая» с какой-то флягой в руках и полотенцем;
– толстая сестра-хозяйка, держащая руки на животе, под фартуком;
– два скучающих интерна, мальчик и девочка;
– загорелые врачи, похожие на крабов: зашли боком и руки, как клешни, – тяжелые и большие.
В центре этого движения, как Христос на картине Иванова, обреченно брел заведующий. В отличие от Христа он был лыс и громоподобен. Хотя, черт его знает, каков был этот Христос! То, что его распяли вместе с бандитами, – заставляет задуматься. И с врачами часто поступают именно так – распинают.
– Коллега! – заорал не меня «Христос» прямо от дверей. – Что вы себе представляете?! Оперироваться вам надо! И быстрее! Что тянуть?!
И я подумал: «Может быть, тут, где операции на желудке еще, возможно, не стали рутинными, мне повезет?»
– Согласен! Когда?
– Зайдите ко мне после обхода, все и обсудим.
Затем врачи побормотали что-то у постелей моих соседей, и вся стая привидений в простынях удалилась.
– Ты что-нибудь понял? – спросил меня молодой больной.
– Лечить они нас здесь не будут. Коновалы хреновы! – ответил за меня второй сосед.
Через час пришла медсестра и, объявив моим соседям, что они выписаны, бросила им на постели листы выписок и черные пакеты со снимками. Мужики погрузились в чтение медицинских каракулей. Грамоте этой они обучены не были, и поэтому уже через пять минут эти выписки читал по их просьбе я.
Так: осмотр, фиброгастроскопия, R-скопия желудка, анализы. Диагноз: у обоих – cr. ventriculi, mts.[41]. Рекомендовано: консультация онколога в областном онкодиспансере…
– Нет, ребята! И я этот почерк не пойму. Сходите лучше к лечащему врачу, спросите.
Лечащий, как оказалось, – ушел домой пораньше, после ночного дежурства. Заведующего – не нашли.
Молодой сказал:
– Рак у меня, значит. «Онколог» – это я прочел! Ехать надо в Б., а денег нет. Мать обещалась приехать, а что толку! И у нее с деньгами небогато.
Другой больной, так ничего и не сказав, собрал нехитрое свое имущество и, не прощаясь, ушел.
На дорогу до Б. деньги у меня нашлись. Молодой не стал скромничать – деньги взял и ушел, как убежал.
Через полчаса после его ухода в палату зашла старуха в длинной серой хламиде. Старуха была парализована «на левую сторону» – рука просит, нога косит: сухая левая рука согнута в локте до уровня груди, ладонью вверх; левая нога описывает замысловатые дуги при каждом шаге. В руках бабка держала палку длиною в ее рост типа слеги, с которой ходят по болотам. Через плечо, как у суворовского солдата, была переброшена лямка холщовой сумки. И по одежде, и по замученному виду старухи было понятно, что она, в самом деле, шла сюда и через болота, и буреломы, и по грязной дороге под серым дождем. Время остановилось в нашей «глубинке». Так же брели все те же старухи к больным детям и при Иване Калите, и при Грозном, и при Вове-раз, и при Вове теперешнем. Да что там – «остановилось»! Вспять пошло.
– А иде Петро?
