Данияр Сугралинов - Кирпичи 2.0
На следующий день, разобрав чемоданы и ничего не сказав, Ксюша уехала в институт. Я начинал понимать, как она ведет себя после ссор со мной. Обидевшись, она воспринимала меня как врага. Никаких переговоров – враг должен сначала просить прощения на коленях с цветами в зубах. Никакой готовки – враг должен умереть с голода. Никакой стирки и глажки – враг должен ухаживать за собой сам.
Я бесился, доходил до белого каления, особенно когда в очередной раз пытался с ней поговорить, а она молчала; пытался ее обнять, а она с негодованием меня отталкивала.
И в ответ на всё – только отрывочные фразы «Отвали», «Руки убрал», «Иди к черту» и что-то вроде того.
Пару дней я прожил на положении чужого в своей же квартире, после чего озверел и высказал ей все, что думаю.
– Зачем ты раздуваешь из мухи слона? Я же старался сберечь наш же семейный бюджет! Таксисты эти охамевшие…
– Ты думаешь, дело в этом? Тогда ты еще больший идиот, чем я думала, – соизволила ответить Ксюша.
– Почему это я идиот? – распалился я.
Мы жутко скандалили – громко, с боем посуды, так, что даже Вася стучал кулаком в дверь, требуя успокоиться и грозясь вызвать участкового.
Ксюша собирала вещи, я кричал, чтобы она катилась куда хочет, потом умолял ее остаться и говорил, что люблю. Она что-то язвительно отвечала, и мы ссорились еще сильнее.
Под утро мы помирились и ознаменовали это безудержным сексом.
Через день я поехал к родителям.
Один.
Глава 23
У родителей
Питер покидал ночью и в смешанных чувствах: тесное купе, незнакомые попутчики, с которыми мне предстояло провести следующие двое суток, категорический отказ Ксюши ехать в мой, как она выразилась, Мухосранск…
Нижнюю полку занял региональный чиновник мелкого пошиба. Он представился Валерием Георгиевичем, назвал все свои регалии, после чего объявил условия проживания на временно вверенной ему территории купе: не шуметь, быть тише травы, ниже воды, не болтать, не хихикать, не ржать как лошади, употреблять пищу в порядке живой очереди, в туалет часто по ночам не ходить, терпеть, дверями не хлопать, с полки без необходимости не слезать.
Валерий Георгиевич был усат, пузат, одет в майку-алкоголичку и широкие брюки на подтяжках.
Первым делом он нацедил себе фляжку коньяка, спрятал ее под подушку и лег спать. Он громко сопел, храпел, да и спал беспокойно. Золотой человек, все о народе думал. На станциях просыпался, делал большой глоток из фляжки, кряхтел, тяжело, с одышкой, вставал и шел курить на перрон.
Вторая нижняя полка досталась его супруге, объемами не уступающей мужу. Тетенька сразу попыталась построить меня и третьего попутчика, коренастого парня моего возраста с обесцвеченными коротко стрижеными волосами. Одет он был в шорты и футболку с изображением Барта Симпсона. Ему и пришлось выполнять поручения тетеньки: бегать за проводником, переставлять чиновничьи баулы и чемоданы. Я наотрез отказался быть мальчиком на побегушках.
– Никчемная молодежь нонче пошла, – возмутилась тетенька. – Ни стыда, ни совести, ни уважения к старшим…
– Ни желания слушать ваше нытье, – перебил я и вышел из купе.
За мной увязался сосед по верхним полкам. Оказалось, тезка. Знакомясь, он представился Сергеем, но попросил называть себя Корбеном.
– Корбен Даллас? – решил уточнить я. – «Пятый элемент»?
– Ну да, – ухмыльнулся он. – В детстве очень любил этот фильм, взял себе такой ник. А потом привязалось, теперь даже родители так называют.
Корбен был родом из Казахстана. Отучившись в Питере, нашел работу системного администратора на крупном предприятии, да так и остался. Как и я, он ехал навестить родных и повидать старых друзей в родном городе.
Мы долго стояли, смотря в окно и общаясь на нейтральные темы: кино, музыка. Пересказали друг другу любимые эпизоды «Симпсонов», «Футурамы», «Южного парка», перешли к играм, после чего переключились на различия жизни в России и Казахстане.
Стемнело. Решили пойти спать.
Я попробовал открыть дверь, но было заперто. Постучался. За дверью раздавался мерный храп.
– Закрылись? – удивился Корбен.
– Не всем дано лицезреть королевские телеса. Видать, переодевается дамочка.
– А может, они того… – захихикал он.
– Полка не выдержит, – констатировал я.
Нам пришлось долго топтаться у двери, тихонько постукивая, чтобы не разбудить соседей по вагону. В какой-то момент мне это надоело, и я замолотил в дверь кулаком. В это время поезд встал на каком-то полустанке, все затихло, и нас наконец услышали. Кто-то отпер дверь. Мы вошли.
В купе было душно. Чиновник с супругой делали вид, что спят.
– Добрый вечер, граждане пассажиры! – официально объявил я. – Вашему вниманию – чета вымирающего вида Хомо Чиновникус Бюрократус. Вид отличается повышенным эгоизмом и лицемерием. Много и обильно питается. Живет недолго – слабое сердце.
Корбен прыснул.
– Валера! – зашипела тетя. – Что ты молчишь?
– Что вы себе позволяете? – возмутился Валерий Георгиевич. – Я вас в бараний рог…
– Спокойной ночи, дядя.
– Кошмар, – зашептала тетя.
– И вам доброй ночи, тетя, – сказал Корбен.
– …сотру, – закончил предложение дядя и заснул.
Мы по очереди расстелили белье, залезли на верхние полки, разделись и легли. Я вытащил смартфон, надел наушники и выучил еще несколько фраз на английском. Закончив, уснул.
* * *Наутро тетенька, грубо пихая мужа в спину, разбудила его и усадила завтракать чем бог послал. Завтракать они предполагали вдвоем и заняли весь столик, а бог им послал вареную курицу, хлеб, масло, колбасу, соленья, копчености, сладости к чаю и еще бог весть что, я отслеживать не стал. Вместо этого пошел завтракать в вагон-ресторан, потому что купе наполнилось запахами, а я в дорогу никакой еды не взял. Не хотелось возиться, а Ксюша не стала настаивать.
Мы прошли несколько вагонов, добираясь до ресторана. По дороге остановились в одном из тамбуров. Корбен закурил. Я стрельнул у него сигарету. Переживания последних дней требовали выхода.
Попутчик предложил взять коньяка – весь этот и следующий дни нам предстояло трястись в поезде. Я не отказался.
Коньяк шел легко, за окнами проносилась заснеженная страна, а мы, размякнув, ударились в воспоминания, постоянно прерывая друг друга словами «Во, точно, у нас тоже так было!» и рассказывая что-то свое на ту же тему.
Немало говорили о спорте, перешли к бодибилдингу. Оказалось, что Корбен пару лет ходил качаться, но потом бросил.
– Что думаешь, как лучше себя вести в ситуациях, когда велика вероятность подраться? – спросил я.
Корбен задумался, предложил выпить и рассказал мне историю из своей юности:
– В школе у нас каждый был за себя. Нет, конечно, все мы часто друг с другом общались, помогали по учебе и не только, проводили много времени вместе. Но когда после уроков нас встречала гопота, вся дружба быстро забывалась. Среди нас просто не было лидера, а нам хотелось окончить школу не в инвалидной коляске.
Меня спасало упорство. Когда просили дать «поносить» золотую цепочку – я говорил прямо: «Не дам». Меня били, но я: «Не дам». Меня просили дать денег – я говорил: «Не дам». Я всегда стоял на своем, как бы меня ни запугивали и кто бы передо мной ни стоял. Мне это казалось удивительным: ведь их всегда больше, они всегда сильнее и старше. Но почему-то их мое упрямство вводило в ступор, и меня отпускали, слегка подпортив внешний вид.
Особняком стояла пара неразлучных друзей. Один гораздо старше нас и, по слухам, в близком контакте с «общаком», а второй – воспитанник детдома.
С малого возраста нас пугали этим общаком и заставляли собирать деньги и чай «на грев». Поэтому тех, кто связан с этим, боялись.
Так мы и проучились последние годы в школе, после чего я поступил в университет и с облегчением уехал от всех этих «традиций» в Питер.
Спустя полгода наступили долгожданные зимние каникулы. Я приехал домой, к родным и друзьям, и не мог нарадоваться нашему воссоединению. Я пытался увидеться со всеми, кого когда-либо знал за все семнадцать лет жизни.
В один из вечеров мы пошли в компьютерный клуб. Через какое-то время туда вошел хорошо знакомый мне детдомовский персонаж. Не подавая виду, я продолжал играть, мысленно отмечая, как он по очереди вызывает на улицу всех, кто сидел в зале, и размышляя, что я ему скажу, когда наступит моя очередь.
Как только закончились дети, настал мой черед. А я ведь в то время уже был самостоятельным студентом и у меня был свой бумажник. А значит, скрыть деньги – не вариант. Меня вызвали поговорить на улицу, где без прелюдий начали требовать деньги. Я не придумал ничего более умного, чем повторять излюбленное «Не дам». Такого он явно не ожидал: все, кого он вызывал до меня, расстались со своими кровными без пререканий.
Детдомовец взял меня за воротник и потянул в сторону, приговаривая «Пошли, поговорим за гаражи». Я понимал, что туда мне с ним никак нельзя.
