Макс Саблин - Чалын – дочь снежных вершин. Книга 1. Южные ветры
– Садись мне на спину, – предложил хану Мююстю Айу, опустившись на четыре лапы.
Ойгор взобрался на медведя и ухватился за его крепкие рога.
– Вперёд! – произнесла шаманка, и окружённый шарами марал взмыл в небо, а вслед за ним пустился и Мююстю Айу.
Меж тем, байана всё выше и выше поднимался в небо. Он взлетел уже так высоко, как не залетала ни одна птица, и тут девочку кто-то позвал:
– Чалын! Чалын!
Перед глазами вдруг стало темно, и Чалын почувствовала чьё-то прикосновение.
– Скорее просыпайся! – раздался теперь уже узнаваемый голос зайсана.
Открыв глаза, девочка взглянула на отца. Тот по-прежнему неподвижно лежал на медвежьей шкуре, а рядом с ним сидела Адаана. Прислонив кулак к уху Ойгора, шаманка принялась вдувать в его тело дьула.
– Смотрите, смотрите! Адаана в свой кулак дует! Она дьула хана нашла и теперь пытается его в тело загнать, – растолковал друзьям рысёнок, хотя те и сами прекрасно понимали что происходит.
На равнине царило оживление. Люди, кто перешёптываясь, кто молчком, с трепетом ожидали исхода ритуала. И вот, когда Адаана выпрямилась, бубны разом смолкли. Наступила неимоверная тишина: ни птиц, ни ветра не было слышно. Умолкли реки, и хворост, пламенем объятый, перестал трещать, затихли люди. Тишь воцарилась, но только лишь на миг.
Вздрогнув, Ойгор вдохнул полной грудью пропитанный можжевеловым дымом воздух. Его лицо посвежело, взор прояснился и он, взглянув на дочь, улыбнулся. Тотчас нестройным эхом в горах раскатился гул восторженных голосов. Заколыхались деревья, зашелестела листва, закричали птицы и шаманы вновь забили в бубны. Проклятье слёзного цветка было снято.
– Получилось! – обрадовался Рыс-Мурлыс, кинувшись с объятьями к Ак-Боро.
Глава 20. Камень Пуп Земли
Самочувствие Ойгора улучшалось день ото дня. Правда, первое время ему приходилось очень тяжело. Привыкшее к покою тело ленилось, ослабевшие руки и ноги совсем не хотели слушаться, но Ойгор упорствовал. И только благодаря его непоколебимой воле и заботе близких людей, он быстро шёл на поправку. Этому несказанно радовалась Чалын, а вместе с ней и все жители Яраш-Дьер. Однако сам хан жалел утекающее время, считая восстановление сил слишком долгим.
Едва окрепнув, Ойгор собрал оставшееся в Яраш-Дьер войско и повёл в Долину семи водопадов. Но прежде хан вверил дочери аил и небольшой дозорный отряд из самых лучших воинов. А ещё с глазу на глаз попросил Кундулея присматривать за Чалын и помогать ей во всём.
Дни и ночи напролёт всадники Ойгора спешили на помощь к Амаду. Их длинноногие скакуны, подобно птицам, мчались по широкой каменистой долине к скальному разлому. Головы коней покрывали сработанные из толстой кожи маски, увенчанные фигурками крылатых львов с орлиными головами. Гривы дыбились в жёлто-белых плотных войлочных чехлах, отороченных красной бахромой, к ним рдеющими клювообразными шлемами припадали седоки. Блистали на солнце бронзовые латы, сверкали острия копий. Воины, все как один, не отличались друг от друга, и только Ээш в белом облачении выделялся среди них.
Возглавлял конницу Ойгор. По правую руку хана, на плетёном кожаном поясе, украшенном гравированными золотыми накладками, висело налучье и колчан, полный стрел. Слева притороченный чекан тихо постукивал об рукоять меча в такт бегу коня. На светло-синем шлеме Ойгора сверкал вызолоченный беркут с расправленными крыльями. В его лапах извивался поверженный одноглазый дракон. Второй драконий глаз чернел в клюве воинственной птицы.
Позолоченное снаряжение его огненного скакуна ослепительно сверкало. Голову коня венчал сказочный зверь: глаза полу льва полу орла отливали рубиновым блеском драгоценных камней.
Ойгор осматривал вздымающиеся напротив горы, как вдруг из замшелого разлома высокой скалы показался всадник. От внезапной встречи тот дёрнул на себя поводья, и его жеребец с громким ржанием взвился на дыбы. Седок, пребывая в недоумении, пытался угадать в повстречавшихся воинах врага или союзника. Ретивый конь, чувствуя неуверенность хозяина, беспокойно топтался на месте, поворачиваясь то в одну, то в другую сторону, отчего наезднику приходилось вертеть головой, чтобы не упускать из вида стремительно приближающееся войско. Но вскоре все его сомнения развеялись и всадник, узнав ойгорцев, двинулся к ним навстречу.
Гонца Ойгор признал по лоскуту белой ткани на локте. Как водилось у ойгорцев, всех своих посланцев они отправляли с лентой на руке: чёрную материю повязывали, если гонец нёс плохую весть, белую – когда известия были радостными. Хан поднял руку и конница остановилась. Приблизившийся всадник спрыгнул с коня и, преклонив колено, громко поприветствовал своего правителя:
– Ойгор-хан, эзень! Да будет недруг слеп и глух, а горы к вам благосклонны!
– Эзень, эзень! – ответил хан. – Всякий камень на пути твоём пусть мхом коню под ноги ляжет. А теперь встань алып и имя своё назови.
– Балырууш [64] , – поднимаясь с колена, ответил гонец.
– Балырууш, скажи, откуда путь ты держишь и какую весть несёшь?
– Ойгор-хан, дорога моя из Долины семи водопадов в Яраш-Дьер пролегает. А несу я радость для нашего народа и уныние врагу.
– Говори.
– Сын ваш, Амаду, не так давно войско Цана разбил, как есть, наголову. Горы, которые тот удерживал, теперь наши, да и часть долины тоже. Правда, другие скалы ещё во власти Боджинга. Глыбами его люди перекрыли шесть водопадов, а седьмой сейчас закладывают. Прежняя река совсем обмелела, а новая Долину семи водопадов стороной обходит. Оборона вражья крепка. У подножия гор, там, где когда-то Турген-суу протекла, Боджинг возвёл из камней стены высокие…
Гонец оказался словоохотлив. Говор его был тороплив. Слова, словно журчащий ручей, сплошным потоком лились из уст, однако пустословия он себе не позволял – говорил только лишь по делу. Ойгор же с пристойным правителю самообладанием внимательно слушал вестника.
– …Теперь-то, когда ойгорские воины увидят, что хан снова с ними, здоров и силён, как прежде – Боджинг непременно будет разбит.
– Выходит, Амаду ещё ничего не знает о снятом проклятии?!
– Нет, Ойгор-хан! Посланец ваш у Долины семи водопадов от вражьей стрелы пал, так и не успев нам ничего рассказать. По белой повязке на руке мы решили, что весть, должно быть, о возвращении Чалын – то самое известие, что днями раньше нам птица принесла. А уж о возвращении хана никто и слыхом не слыхивал. Я и сам, когда вас увидел, сначала глазам своим не поверил.
В действительности похудевшего Ойгора гонец узнал не в лицо, а по роскошному боевому наряду, но об этом он умолчал.
– Балырууш, скажи, как лучше нам к Долине семи водопадов проехать? – спросил хан.
– К ущелью следуйте, не опасаясь, эта часть долины от врага теперь свободна.
Отблагодарив гонца добрым словом, Ойгор велел ему держать путь дальше – в Яраш-Дьер и рассказать обо всём Чалын и Кундулею. А своему войску распорядился сделать привал у разлома, перед последним броском нужны были свежие силы.
Лагерь разбили быстро, вот только костров разводить не стали, чтобы не выдать себя лазутчикам Боджинга. После скромной трапезы коноводы занялись конями, назначенные сторожевыми встали в дозор, а остальные улеглись спать.
Отдыхали до рассвета, а после двинулись дальше. Утро нового дня выдалось пасмурным, с обилием сырости, холода и слякоти. К полудню ничего не изменилось, серое небо так и не собиралось проясняться, а мелкий моросящий дождь всё окутал туманной пеленой. Смирившись с ненастьем, о солнце уже никто не вспоминал – все мысли занимал затянувшийся переход. Конница с трудом взобралась на гору, и теперь ей предстоял не менее тяжёлый спуск. Крутой склон совсем раскис от дождя, и коней пришлось сводить в поводу. Уставшие животные скользили, падали, поднимались и шли дальше. А один из воинов свалился сам и потянул за собой коня. Вместе они скатились к самому подножию горы. Испуганное животное ускакало прочь, а воин остался лежать недвижимым.
Преодолев опасный перевал, войско двинулось дальше. К вечеру, на подходе к долине, хан увидел трёх верховых дозорных, настороженно всматривающихся в серую завесу измороси и появляющихся из неё всадников. Шло подкрепление, но к кому именно, им было невдомёк. Да и сам хан не мог разглядеть, чей караул занимал вершину холма. О непредсказуемости войны Ойгор знал не понаслышке.
«Сегодня ты ликуешь победителем, а завтра умываешься горькими слезами побеждённого», – подумалось ему.
Однако вскоре все сомнения развеялись – это были нурцы. Дозорные же, узнав Ойгора и его воинов, уверенно двинулись навстречу. Все вместе они направились в ущелье.
Ратный стан Амаду раскинулся в Долине семи водопадов. У самых крайних аилов, обнесённых каменными укреплениями с навесами, несли дозор бдительные стражи. Местами горели костры, в подвешенных над огнём казанах томилось мясо. То тут, то там раздавался скрежет точимых о камни клинков, зазубренных в боях, и звон налаживаемых доспехов. Из некоторых аилов слышались стоны тяжелораненых. Те же, кто имел лёгкие ранения, лечились прямо под открытым небом. Усталые воины, сменившиеся на укреплениях соратниками, сбросив промокшие отягощающие доспехи, готовились к ужину.
