Елена Харькова - Девочка моя ненаглядная
На похороны Саши приехали двоюродные родственники из Саратова: очень нервная, при этом жутко худая, словно высохшая Елизавета Егоровна и её флегматичный обрюзгший муж Николай Фомич. Пришли ещё соседи, друзья Саши, бывшие одноклассники и работники автомастерской. Народу на кладбище собралось очень много. Многие, даже мужчины, плакали. Маришка все похороны стояла словно во сне. Её постоянно кто-то тискал, прижимал к себе, гладил по голове, жалел… А она сквозь текущие по щекам слёзы видела всё как в тумане.
«Саньки нет! Нет больше Санечки!!!»
Все друзья и знакомые Саши не могли поместиться в небольшой квартирке за столом. И Елизавета Егоровна на правах единственной оставшейся у Маришки родственницы взяла организацию поминок на себя и в квартиру пустила лишь соседей.
Маришка угрюмо сидела за столом и вполуха слушала взрослые разговоры о том, каким замечательным парнем был Саша и как им жалко сиротку, которую теперь наверняка отправят в детдом.
Елизавета Егоровна дёрнула мужа за лацкан пиджака.
– Слышь, Коля, а квартирка-то какая хорошая! – тихо шепнула она ему в самое ухо.
– Хорошая, – согласился муж, отправляя в рот большой кусок котлеты.
– Да ещё и в Москве! – поджала губы в задумчивости Елизавета Егоровна.
– Да, в Москве, – важно сказал муж, закусывая котлету половинкой варёной картофелины.
Маришка сидела напротив, положив голову на руки, и с интересом наблюдала, как родственник смачно чавкает и заглатывает, почти не прожёвывая, огромные куски. Девочка даже забыла о своём горе, завороженная этим удивительным зрелищем.
«Надо же! Целиком глотает, прям как удав кролика! И не подавился! Да он талант!»
– Тут, наверное, метров сорок общей площади будет! – жадно сверкнула глазами Елизавета Егоровна.
– Сорок пять! – уточнил Николай Фомич, булькнув водкой и довольно крякнув.
– Да ну, откуда здесь сорок пять? – скривилась жена. – Я точно знаю: сорок!
– Хорошо, пусть будет сорок. Нам-то какая разница? – согласился Николай Фомич, водя глазами по столу и выбирая, чего бы ещё положить на свою тарелку. Наконец цель была выбрана, и мужчина, кряхтя, потянулся через весь стол за селёдкой.
– Как это какая? – возмутилась жена. – Жорик собирается учиться в Москве, а у тебя почему-то голова не болит, где наш сынок будет жить в этом ужасном городе!
– Москва – хороший город, – добродушно улыбнулся Николай Фомич, перекладывая из селёдочницы к себе на тарелку пять кусков и горку лука. – А Георгий будет жить в общежитии при институте.
– В общежитии! – закатила глаза Елизавета Егоровна. – В этом вертепе разврата и уголовщины! Да ты знаешь, что там могут сделать с нашим мальчиком?
– Что? – наконец он оторвал взгляд от еды и одарил своим вниманием жену.
– Как это что? Ну это… – никак не могла придумать что-нибудь вопиюще-ужасное Елизавета Егоровна, поэтому сменила тему: – Куда ты себе столько селёдки наложил? Тебе нельзя солёное! Опять будешь пить воду вёдрами, а потом мучиться с отёками!
– Дядь, а чё, правда, что в твоё пузо после трёх тарелок жратвы ещё и ведро воды влезет?! – спросила Маришка с восхищением. – Ни фига себе!
Елизавета Егоровна с Николаем Фомичом уставились на маленькую родственницу.
– Её надо усыновить, – очень тихо сквозь зубы процедила Елизавета Егоровна.
– Зачем?! – совсем не пришёл в восторг от этой идеи Николай Фомич.
Женщина посмотрела на мужа с презрением, словно на законченного глупца.
– Чтобы эта квартира нашему Гошику досталась! – разжевала ему Елизавета Егоровна.
– А, – наконец-то понял мужчина, но всё-таки уточнил: – А эта девочка с нами будет жить?! Это обязательно?
Они опять посмотрели на Маришку. Девочке не нравилось их внимание к своей особе, поэтому она скосила глаза к носу и показала им язык.
– Обязательно, – тяжело, даже как-то трагически вздохнула Елизавета Егоровна.
Таким же трагическим вздохом ответил ей муж.
* * *Прошло полгода…
Варя с гордостью смотрела, с каким аппетитом Григорий ест борщ.
– Вкусно?
– Очень вкусно! – похвалил Григорий.
– Гриш, я хочу с тобой поговорить, – робко начала она.
– Ну говори, – доброжелательно разрешил он.
– Гришенька, мне так скучно! Я целыми днями только и делаю, что готовлю, стираю, убираюсь! Я так с ума скоро сойду! Может, мне на работу устроиться? А? Например, в продавщицы.
– Что за глупости! Чтобы жена Григория стояла за прилавком?! Даже и не думай! – буркнул он. – Я что, тебе мало денег даю? Скажи, дам ещё больше!
– Дело не в деньгах! Понимаешь, я сегодня в магазине встретила одноклассницу – Тоню Кислицыну. Она всегда такой замухрышкой была! Невзрачная, неприметная девчонка, вечная тень нашей старосты Щербаковой. А тут я её даже не узнала! Вижу: стоит симпатичная девушка с гордой осанкой и сияющими, как горящие угольки, глазами. Оказывается, наша тихоня после школы устроилась на швейную фабрику. И сейчас она передовик производства! Её фотография висит на Доске почёта! О ней даже в газете статью напечатали! И теперь она как передовица ездит по разным городам, делится своим опытом. Недавно её даже в составе делегации посылали в Болгарию! Представляешь?! Ты знаешь, Гришенька, я ей даже позавидовала! У неё такая интересная жизнь!
– И ты тоже хочешь стать передовицей, да? – рассмеялся Григорий. – Вот умора! Ты и комсомольский энтузиазм – вещи несовместимые! Интересно, где ты подцепила эту заразу? Больше не езди общественным транспортом, а то там столько гадости можно подхватить. Не дай бог, еще в колхозницу превратишься. И я тебя тогда разлюблю.
– Не ёрничай, пожалуйста. Я же серьёзно говорю. Да, я раньше тоже презирала все эти комсомольские дела. Я считала это ложью, показухой. Я знала, что я особенная и поэтому буду жить не так, как все, а гораздо радостнее. Но сейчас моя жизнь такая однообразная, что я с удовольствием стала бы жить как все и даже на завод или в ткачихи бы пошла…
– А ты знаешь, сколько получают на заводах и на фабриках женщины? Каких-то жалких восемьдесят, ну максимум сто двадцать рублей. Да у тебя каждая серёжка в ухе дороже стоит! И трудятся они при этом как каторжные! А чтобы стать передовиком производства, надо за те же самые деньги вкалывать вдвое больше! И ради чего? Ради того, чтобы твою физиономию прикрепили кнопками на стенд! Да лучше бы они денег вдвое больше платили! Так что, милая моя, выкинь эту бредовую идею из головы! Ты мне дома нужна свежая, бодрая и улыбающаяся, а не выжатая как лимон после каторжной работы. Всё. Эту тему закрыли.
Варя забрала грязную посуду и ушла на кухню, чтобы принести следующее блюдо.
Она поставила перед мужем тарелку с картофельно-грибной запеканкой под соусом «Бешамель». Григорий начал есть второе. А у Вари совсем аппетита не было.
– Гриш, – она прижалась к плечу мужа, – а может, тогда ребёночка родим? Хоть какой-то смысл в моей жизни появится.
Григорий внимательно посмотрел на жену, и взгляд его стал немного более мягким, даже добрым. Он обнял и крепко прижал к себе Варю.
– Хорошо. Если хочешь, давай родим ребёнка.
– Значит, ты согласен?! – просияла Варя. – А я думала, что ты детей не любишь, поэтому и предохраняешься всё время.
– Больше не буду, – пообещал Григорий, отложил вилку и, развернувшись к жене, начал расстегивать ей халатик. – Так давай сейчас этим и займёмся.
Он поднял Варю на руки, чтобы отнеси в спальню, но тут в дверь постучали.
– Чёрт! Кого там принесло? – разозлился Григорий, опустил жену и пошёл открывать дверь.
На пороге стоял Иннокентий.
– А, шурин! Проходи, проходи… Рад тебя видеть.
Они обнялись.
– Варя, накрой стол для гостя, – велел Григорий. – И графин с водкой не забудь.
– У! Век бы его не видеть! – прошипела Варя, но пошла за едой.
Она накрыла стол, а сама ушла на кухню.
– Варя! – позвал её Григорий. – Варя, посиди с нами.
Но она не пришла. Тогда Григорий сам ворвался на кухню, зло сверкая глазами.
– В чём дело? – раздражённо спросил он. – Сколько я тебя должен звать?
– Я не буду сидеть с ним за одним столом! – категорично заявила Варя и отвернулась к окну, показывая, что разговор на этом закончен.
Но Григорий грубо схватил её лицо и развернул к себе.
– Значит, так, дорогая моя, нечего мне тут демонстрировать свои фокусы! Привыкла, что ты всеми командуешь, что все вокруг должны угождать тебе, выполнять все твои прихоти, все твои капризы, да? Так вот, забудь всё это! А иначе я выбью из тебя эту дурь! Поняла?
Варя испуганно хлопала глазами, на которые навернулись слёзы.
– Поняла, я спрашиваю? – повторил вопрос муж.
– Поняла, – тихо сказала она.
Он отпустил её лицо.
– То-то же! А сейчас вытри глаза и иди садись за стол. И не вздумай морду воротить! Ты обязана улыбаться моим гостям! И неважно, нравятся они тебе или нет.
