Дмитрий Добродеев - Большая svoboda Ивана Д.
В холле гостиницы “Москва” по-прежнему полно омоновцев. Один хочет дать ему в рожу. Он ловко уворачивается и предлагает им выпить. Все прикладываются к пластиковой фляжке виски из аэропортовского тэкс-фри-шопа. Он пьет с омоновцами. Беседа. Совершенно пьяный поднимается в номер, падает на постель. Думает о жене и дочери.
На следующий день, 5 октября, показав журналистское удостоверение, он входит в Белый дом с пожарниками. Безымянная надпись на стене: “Не сдаемся!”, внизу валяется памятка от Красноярского РНЕ со следами пулевых отметин. Под ногами хрустят осколки стекла, пол усеян стреляными гильзами и пулями, залит кровью. Иван подбирает помятую гильзу, кладет в карман на память, выходит. Мы повторяем кадры: он подбирает гильзу, кладет в карман, выходит.
Он мысленно видит боевиков РНЕ, покидающих Белый дом: они сидят в холле и молча, как перед дальней дорогой, докуривают последние сигареты. Автоматы сложены в углу, там же горкой магазины и патроны. Все. Встают. Проверяют еще раз карманы, чтоб не осталось ничего, и по одному, по двое вливаются в поток выходящих из подъезда людей.
Он тенью следует за ними по улицам Москвы.
Бормочет: “Зачем, почему, как?”
Комментарий к событию
Закрывшись в номере, Иван достает очередную бутылку виски, делает большой глоток из горла и пишет в походную тетрадь:
“Сегодня был окончательно убит Советский Союз. Раздавлен советский человек, похоронены его иллюзии. Буржуазная контрреволюция свершилась. Это великая победа старого мира!”
Иван не любил Советский Союз, чувствовал себя в нем чужим. Но это событие вызывает у него острое чувство боли. Ему не нравится, что вышло так вот грязно. Из этой советской махины можно было что-то сделать, но никто ничего не сделал. Случилось событие огромного масштаба – подобно взятию Рима войсками Алариха или разграблению Константинополя крестоносцами.
Но это конец не только СССР, это конец исторической России. Русский народ вступает в новую эпоху голым, беззащитным, брошенным на произвол судьбы.
Что предложат ему новые хозяева России? Ничего хорошего, Иван в этом уверен. Он не верил коммунистам, но знал, что им был нужен русский народ. А этим новым хозяевам уже никто не нужен.
Совок не был духовным, это была страна страшной, звериной социальной зависти. Но в его глубинных основах жила идея братства и солидарности.
А эти защитники Белого дома? Он с ними, и он не с ними.
Он принципиально не хочет быть с безымянными миллионами, которые гибнут на полях сражений, которые идут за вождями, которые верят лжеучителям..
Сидя в гостинице “Москва”, он заносит в тетрадь следующие выводы: “Советского Союза нет, но жизнь продолжается”.
“Главное – то, что есть я, что я думаю, чувствую, живу. Что я в поиске”.
“Как прекрасна эта жизнь как много дает испытаний, самых разнообразных. Хорошо быть патриотом, а еще лучше – космополитом, хорошо служить в разведке, а еще лучше служить в контрразведке, хорошо быть верным, но еще сладостней быть неверным. Если Бог сотворил эту жизнь за девять дней, то нам расхлебывать ее гораздо дольше”.
“Истина была в Советском Союзе, истина была вне Советского Союза. Истина в пролетарском интернационализме, истина в буржуазном индивидуализме. Истина в Боге, истина в воинствующем безбожии. На самом деле, истины нет и быть не может”.
“Никто не даст мне избавленья – ни Штейнер, ни Гурджиев, ни Детлефсен. Ни Маркс, ни Фрейд, ни Горбачев. Надо всем я ставлю тотальный нигиль, главное – моя личная свобода, главное – Бог во мне, и этот голос надо уметь слышать”.
“Каждому человеку даны свои испытания. Я заслужил свои. Я видел конец Советского Союза, и это событие еще аукнется человечеству. Мы входим в эпоху атомизации, нарциссизма и самой беспардонной лжи, о которой не помышляли даже коммунисты. Чем хуже – тем лучше!”
“Обстрел Белого дома – сильное ощущение? Да, сильное, очень сильное. Но не последнее. Еще не такое будет!”
“Мы должны быть готовы к большим переменам. Мы должны заново изобретать мир. Тот, кто находится под грузом прошлого, ни на что не способен”.
“Главное – отсечь иллюзии, все эти ветхозаветные грузы и семейные кармы, выбраться из-под завалов. Наверное, в этом и была одна из главных идей христианства – преобразиться, стать новым человеком”.
“Жизнь прекрасна, но доверять и поддакивать надо меньше.
Доверие – главная проблема современности. Нас так долго и последовательно обманывали, что правда стала невозможной”.
“Мир на основе собственных наблюдений. Мы не верим книгам и пророкам. Мы верим собственному критическому взгляду. И опыту классовой борьбы”.
“Есть ли загробная жизнь? Никто не знает, никто оттуда не возвращался. Но есть жизнь эта, и она может бесконечное число раз повторяться. Мы все повязаны коллективным дежавю”.
“Есть только то, что есть. Чего же нет, о том лучше не говорить. Все, что должно быть, уже происходит и будет происходить вечно”.
“Никто не знает результата, но все ищут”.
“Истины не знает никто, каждый пытается понять, где она. Может быть, в Боге, а может, и в Советском Союзе”.
“И не найдут никогда, поиск будет продолжаться до конца времен”.
“Что еще преподнесет нам жизнь, это человечество, эта Россия? Мы не знаем, мы просто ставим большой вопросительный знак”.
И под конец – главное:
“Верю в Бога-создателя, отца единого на небесах, но не верю бесчисленным пророкам и учителям, не верю церквям и сектам, философам и политикам. Никаких присяг на верность никому не дам. Ну а если умру, то, на всякий случай, пусть похоронят по православному обычаю”.
И, упав на колени, Иван начинает креститься. Потом ложится калачиком на коврик и засыпает. Спит весь следующий день.
Пир победителей
Уже под вечер Киржач стучится в его номер: “Хватит дрыхнуть! Пошли в “Метрополь” праздновать победу Ельцина! Заодно опохмелимся!” Иван, шатаясь, встает, подставляет опухшую физиономию под струю воды, приходит в себя. Через десять минут он готов к новым подвигам.
Они идут в “Метрополь”. Это всего в пяти минутах ходьбы. В 1991-м финны сделали капремонт, “Метрополь” стал неузнаваемым. Иван помнит его пожухший за годы советской власти фасад, остатки царской роскоши. Из-за пыли и грязи фрески Врубеля на фронтоне было не разобрать. В кинотеатре “Метрополь” он смотрел в каком-то доисторическом 64-м году французский фильм “Дьявол и 10 заповедей”, когда с пацанами прогуливал школу. Один раз был и в ресторане – здесь царила смешанная дореволюционно-советская атмосфера: пили водку, закусывали столичным салатом. За соседним столом старик читал стихи Апухтина.
Теперь “Метрополь” отчищен, светится огнями. К парадному подъезду причаливают “Мерседесы” и “Вольво”. Откуда они взялись в Москве всего за год – после нищих лет перестройки?
На входе стоит мастер церемоний – в нелепом цилиндре, крылатке пушкинской поры. Рядом с ним две очаровательные манекенки. Несмотря на зябкий вечер, они в мини-юбках и с голыми плечами. Держат корзины цветов и каждому гостю дарят по алой розе. Банкет организован банками “Столичный”, “Мост” и мэрией Москвы.
Уже внутри упитанный охранник в смокинге вручает каждому гостю подарочный пакет: в нем бутылка водки “Финляндия”, набор конфет, икра и памятная серебряная медаль.
Под музыку скрипачей-виртуозов они проходят сквозь Зеркальный, Красный залы. Вокруг – картины, витражи, лепнина.
Киржач ведет его вдоль столов, ломящихся от осетров, икры, молочных поросят. На отдельных столиках фрукты: Иван замечает, что жены политиков больше налегают на бананы и киви, игнорируя осетрину и икру.
Поразительно мало виски и иностранных вин. Уже через год на этих столах все будет иначе: ни одного российского напитка. Советский человек меняет привычки быстро.
Киржач подводит Ивана к Савику Шустеру. Савик – новый шеф московского бюро “Свободы”, знает всю столичную тусовку. Сегодня на их улице праздник. Савик изрядно выпил, глаза азартно блестят. Он говорит заплетающимся языком: “Привет, старик! Ты знаком с Боровым? На сегодняший день он – самый известный бизнесмен Москвы, создатель Партии экономической свободы”.
Боровой курит, снисходительно улыбается, к нему подводят Ивана пожать руку. Боровой небрежно жмет, как будто его не замечает.
Банкиры Гусинский и Смоленский стоят во главе стола – поднимают тосты за демократию. Смоленский – полный, вальяжный, рыжеволосый, похож на австро-венгерского магната, что, как потом узнал Иван, вполне объяснимо: его отцом был, секретарь австрийской компартии. Рядом с ним – спортивный мужчина в черном костюме. “Это знаменитый Леонид Билунов, он же вор в законе Леня Макинтош”, – шепчет Киржач.
Гусинский блаженно улыбается. На днях он создал вместе со Смоленским телеканал НТВ. Гусинского распирает от гордости, он стоит, упивается вниманием. Приказывает помощнику: “Срочно дай в эфир все съемки Белого дома! Пускай все видят”.
