Роман Бубнов - 290 секунд
Залетаем в Лефортовский тоннель, мелькающие огни его желтых осветительных ламп действуют успокаивающе и гипнотизируют в сон. Гул двух предельно нагруженных двигателей, отражающийся от овального свода, создаёт неповторимую какофонию, напоминающую, разве что разогрев басс-гитаристов перед рок концертом. Яркий тоннель сменяет плохо освещенная извилистая дорога. Мондео уверенно висит на хвосте, хотя и с очевидным отставанием. До меня доносятся невнятные призывы из громкоговорителя немедленно остановиться.
Может быть я устал, может, понял, что хватит этого ребячества – я включаю поворотник и начинаю притормаживать на обочину.
Мы останавливаемся.
Я полностью опускаю своё боковое стекло, достаю из нагрудного кармана права и регистрацию. Кладу руки на руль.
Из Мондео выходят двое сотрудников ДПС, у того, который с пузом, в руках укороченный Ак-47.
Худой обходит машину слева, тот, что потолще, справа. У худого с моей стороны в руках довольно сильный фонарь – светит мне сначала на руки, потом прямо в лицо.
– Ты бухой что ли? – Спрашивает меня худой, судя по четырем звездочкам – капитан.Тот, что с автоматом справа, уже успел изучить сквозь окна салон и убедившись, что никого там нет, с явным расслабоном и надменной походкой присоединяется к капитану. Я смотрю на них обоих и ничего не отвечаю.
– Ты онемел что ли, шумахер? – капитан настроен решительно. – Угробить решил себя или других?
– С тобой говорят, регистрацию и водительское удостоверение в развернутом виде. Живо! – Толстый лейтенант, под тяжестью АК, явно настроен на роль плохого полицейского. Я не знаю, где и на каком посту он привык говорить «в развернутом виде», сейчас это прозвучало неуместно.
– Пожалуйста, товарищи офицеры. – Я протягиваю документы, безотлагательно начиная врать, – извините за суету. Спешу к жене в роддом. Там какая-то непонятка со страховкой. К сожалению, медлить нельзя.– Разберемся с твоим роддомом. – Толстый комментирует как-то неуверенно, и я бы сказал, слега растерянно.
Простая и понятная фраза, сказанная мною спокойно и без наезда, без показушного навода камеры видеорегистратора, в считанные секунды гасит пламя враждебности и переводит беседу практически в житейскую струю.
Пожалуйста, выйдите из автомобиля и пройдите с нами. – Капитан меняет тон и молча поворачивается, шагая в сторону Мондео.
Лейтенант внимательно ждет, пока я выйду, и, пару раз хлопнув меня на всякий случай по бокам в области ремня, как конвоир сопровождает в машину с пляшущими проблесковыми маячками.
Я спокоен, жадно вдыхаю ноздрями свежую ночную морозь. Отмечаю, с каким удовольствием на меня смотрит водитель мимо проезжающей десятки. Если стенографировать смысловой посыл его торжествующего взгляда, получилось бы что-то типа: «Так тебе и надо, долетался, хрен моржовый!». Ну, наверно, только с матом.Я сажусь на заднее сидение.
Офицеры размещаются спереди. На торпеде установлен экран дюймов 7 непонятного производства, по которому идет какой-то низкопробный сериал. Не надо быть Михалковым, чтобы сходу въехать, насколько это дешевый и проходной выкидыш отечественного кинопрома.
Капитан берет 5-ваттную рацию, жмет на кнопку выхода в эфир и отправляет в неизвестность своё первое послание:
– 41-й базе.Шипение.
– 41-й базе.
Тишина.
Наконец, «сигнал с Земли» услышан, и «из Космоса» возвращается долгожданный ответ:
– База 41-ому, что у вас?
– Григорич, это Иволгин. Пробей мне лихача: Данко Роман Николаевич, 82 года рождения. Номер паспорта такой-то. Номер автомобиля такой-то.
Шипение.
– Обожди пару минут, Иволгин. Я запрошу в архиве. – Казенный голос на том конце сообщает, что информация принята в работу.
Толстый крутит колесико громкости сбоку на экране вверх – в салоне начинается специальный показ сериала, и что самое знаменательное, сегодня я почетный приглашенный гость на этой премьере.
Мы втроем вынужденно становимся свидетелями плохо сыгранной, аляповатой сцены ссоры между мужем и женой, заподозрившей первого в измене. Возможно, этот галимый сериал даже лучше, чем дебильные фильмы по ТВ-3, половина которых снята в лесу, где группа людей на протяжении полутора часов, медленно друг за другом гибнет от лап какого-нибудь огромного крота.Свой телевизор я давным-давно отключил от коллективной антенны, и если что-то надо посмотреть, вставляю скачанную запись на флешке.
Мужчина на экране всё время извиняется, а жена непрерывно обдаёт его бранной речью, периодически похлестывая по лицу какой-то перчаткой.
Поглядываю на часы, ещё 1 минута и всё.
Не отрываясь от экрана, офицеры одновременно, как на олимпиаде синхронистов, смеются, когда жена поддаёт увесистого пинка мужу, да так, что тот подпрыгивает.
Я снова смотрю на часы – пора! Прерываю незапланированный поход в кино громким вопросом:
– Ребят, долго ещё будете меня держать?
Офицеры вздрагивают от неожиданности. Тостый, кажется, дулом АК чуть не разбивает лобовое стекло. Капитан реагирует быстрее, его рука уже на кобуре, он поворачивается ко мне:– Ё-перный театр, а ты кто такой?
– Вы ж сами меня остановили и привели сюда, попутали с кем-то, я вам всё объяснил. Сколько ждать ещё ответа с вашей базы?
Сбоку сигналит и подъезжает ещё один экипаж ДПС на огромном красивом, стилизованном под Дорожную Полицию Крузаке. Капитан опускает боковое окно.
С пассажирского сиденья подъехавшего джипа к нему обращается усатый коп:
– Всё нормально у вас? Сами разберетесь?
Я полагаю, это опоздавшее подкрепление, которое Капитан вызвал, пока гнался за мной до тоннеля.– Да, – неуверенно начинает Капитан. – Всё нормально, вроде. Разберемся.
Подъехавший было экипаж газует и растворяется в темноте.
Мобильная радиостанция оживает:
– База, 41-ому.
Капитан берет тангенту управления:
– 41-й, слушаю.
– Пришел ответ, Данко твой чист, пара приводов, несколько штрафов, ничего серьезного.
– Спасибо, Григорич. Отбой.
Капитан кладет тангенту, кашляет в кулак.– Всё нормально, командир? – Я спрашиваю, как бы ставя под общее сомнение свою неволю.
Лейтенант послушно смотрит на капитана, ожидая от него указаний. Субординация, пожалуй, это лучшее что придумало человечество после отмены крепостного права.
– Ты что ли Данко? – Капитан смотрит на меня вопрошающе, сверяясь с документами.
– Да, это я, капитан.
– Че-т лажа какая-то получается, ты его помнишь? – обращается Иволгин к лейтенанту.
– Я помню, что мы остановили кого-то, поему его – всё верно. – Толстый откровенно мешкает, но не хочет выглядеть идиотом в глазах шефа.Понимаю, что надо вмешаться:
– Вы за кем-то там гнались, потом увидели меня и остановили. Я вам говорил про роддом, и что я спешу, вы не поверили. Если у вас ко мне нет больше вопросов, я поеду – меня и правда, очень ждут.
– Рожает кто, жена? – Капитан отдает мне документы.
– Типа того. – Прощаюсь, выхожу из машины ДПС.
Не оборачиваясь, иду «к себе». Не дожидаясь, пока полицейские придут в себя и начнут логически искать несостыковки, трогаюсь с места и спустя километр, съезжаю с кольца на Волгоградский проспект.Глава 6 Бессонница
В голове куча мыслей, одна наслаивается на другую и так бесконечно.
В комнате темно. Я дома, лежу у себя в кровати и не могу уснуть. Ворочаюсь по часовой стрелке как сосиска на сковороде. Красные цифры на электронных часах на прикроватной тумбочке показывают 04:11
Всё. Надоело. Встаю, семеню на кухню. Сажусь на маленький диван у подоконника и смотрю на улицу. Мерцая в свете лампы с опоры наружного освещения на парковке, мелкой крупой с неба падают одиночные снежинки.
Нащупываю на полу за подлокотником заначеную бутылку 12-летнего скотча. Встаю, организовываю себе лёд и стакан. И вот я уже у окна, потягиваю порцию жгучего солодового напитка. Крупные пушистые хлопья дружно кружат словно в танце – и двор укутывает былым одеялом самый настоящий первый снег. Потрясающе красиво! Как будто Рождество! Мне хочется задержаться в этом мгновении как можно дольше.
Есть в этом что-то сказочное, доброе – этакое напоминание о волшебстве из далекого детства.
В такие моменты ты полностью разгружаешься от проблем и забот, и не думаешь ни о чем, словно кто-то нажал кнопку reset, и твоя оперативная память обнулилась, удалив из кэша все текущие задачи. Многим из нас бы не помешал такой reset и почаще. Может было бы между людьми меньше ссор, вражды, обид, ненависти и зависти.
Неспособность жителя мегаполиса расслабляться и жить настоящим – главный бич всех последних поколений: и Радио, и Телевидения, и Интернета. Все безостановочно зачем-то спешат, всё куда-то боятся опоздать. «Побыстрее бы вечер», «Скорее уже пятница». Жизнь пролетает мимо, не оставляя в памяти ничего кроме нервозности, суеты и спешки. Это печально. Это противно.
Я смотрю в окно и пытаюсь расслабиться.
